Владигор и Звезда Перуна - Махотин Сергей. Страница 67

— Можете отдыхать, пировать, веселиться, делать что угодно, только я не желаю больше в этом участвовать! — Любава резко встала со скамьи и направилась к двери. — Мою отчину зорят не какие-то там колдуны на единорогах, а самые настоящие вороги. Сколько воинов пало в битве, пока вы тут окна били и стены трясли!.. Подумай об этом, Белун!

Дверь за ней громко захлопнулась.

За две недели до праздника Огненной Жертвы главная ударная сила айгурской конницы подошла к синегорскому рубежу. Шатры разбивать не стали, разводить костры и готовить горячее варево на ужин также было не велено, чтобы не обнаруживать свою численность. К тому же считалось, что голодный воин бьется лучше сытого. Сгустились сумерки. Вожди сели в круг у маленького костерка, поджидая Рума, который должен был вместе с Салымом прибыть с Вороньей горы, чтобы самолично дать сигнал к нашествию на Братские Княжества.

Салым подъехал к полуночи. Его сопровождал высокорослый и крепкий всадник, но это был не верховный айгурский вождь, а его начальник стражи Харар.

— В чем дело, Салым? — спросил седоусый Малас, не дожидаясь, пока толстяк слезет с коня. — Почему ты один?

— Я не один, — ответил тот, кивая на Харара и оглядывая собравшихся, чьи лица едва освещал трепещущий огонек маленького костра, — Все ли здесь и все ли готовы?

— Мы-то давно готовы, — фыркнул в рыжие усы Аран. — Теперь отвечай ты!

— Аран, почему ты здесь, а не на Аракосе? — удивился Салым.

— На этот вопрос я отвечу верховному вождю, когда он появится, — сказал тот.

Салым покачал головой:

— Он не появится. Во всяком случае этой ночью.

— Что случилось? — спросил Малас обеспокоенно. Скуны, стоящие подле вождей, испуганно загомонили. Седоусый Малас пристально посмотрел на Салыма, и в его в прищуренных раскосых глазах мелькнул недобрый огонек. — Мы собрались здесь на десять дней раньше положенного срока, потому что так велел Рум. Не один я был удивлен такой спешкой и тем, что мы нападем прежде, чем наступит праздник Огненной Жертвы. Однако мы услышали этот приказ не из уст самого Рума, а от гонцов, посланных от его имени. От его ли имени были они посланы? Или, может, это ты, Салым, постарался? Отвечай, что с верховным вождем?!

Рука Маласа легла на рукоять кинжала. Несколько скунов обступили Салыма, следя за каждым его движением. Глазки толстяка беспокойно забегали, хотя голос его оставался тверд.

— Наш верховный вождь поручил мне заменить его в первые дни наступления, — сказал он. — Он болен, и возможно, болен тяжело.

— И ты хочешь, чтобы мы поверили тебе на слово? — воскликнул Аран, вскакивая с места, — Сдается мне, что ты задумал всех нас обвести вокруг пальца. Чем ты докажешь, что не лжешь и что Рум болен, а не… — Он не договорил, пораженный страшной догадкой.

Вздох ужаса прошел среди скунов, гордившихся своей преданностью верховному вождю. Двое из них схватили Салыма за руки, лишив его возможности не только убежать, но и вообще двигаться.

— Глупцы! — закричал тот. — Верховный вождь казнит вас за самоуправство! Неужели вы могли подумать, что я самовольно решил командовать айгурской конницей? Эй ты, болван, — обратился он к ближайшему скуну, — достань из моего кармана знак доверия верховного вождя. Да не из того, болван, из другого!

Скун со шрамом во всю щеку нащупал нерасторопными пальцами большой золотой перстень с печатью и с трудом извлек его из-под жирного живота Салыма. Вожди поднесли перстень к огню. На печати сверкнул знакомый оттиск двуглавого ворона. Сомнений быть не могло, перстень принадлежал Руму.

— Как ты докажешь, что Рум по своей воле передал его тебе? — спросил Аран. — Может быть, ты хитростью снял перстень с его пальца?

В ответ толстяк захохотал так, что скуны в недоумении отступили от него на два шага.

— И как ты это себе представляешь? Кто способен, минуя стражу, открыть запертую изнутри дверь, войти в покои верховного вождя и снять у него с пальца этот перстень? Разве что злой дух!

Аран молчал. Малас взглянул на Харара, все это время стоявшего неподвижно в стороне.

— Я знал твоего отца, — обратился он к нему. — И хорошо знаю твой род, который славится честностью. Знаю я и то, что ты, Харар, за всю свою жизнь не сказал ни слова неправды. Скажи, действительно ли Рум жив, а не убит? И если это правда, так ли он болен, что его недуг не позволил ему прийти сюда и встать во главе айгурской конницы?

Начальник стражи вздрогнул, словно очнулся от тяжелых мыслей. Затем посмотрел на седоусого Маласа и вымолвил глухо, но с твердостью в голосе:

— Да, Рум болен.

Салым подбоченился, забрал перстень из рук Маласа и властно обратился к рыжеусому вождю:

— Так почему ты до сих пор здесь, Аран? Твое своеволие может дорого тебе обойтись!

— Я не Аран, — ответил тот, и все посмотрели на него с изумлением. — Я его родной брат. Аран со своим отрядом уже на берегу Аракоса. С первыми лучами солнца он, как и было ему велено, ворвется в Дарсан, а к полудню будет уже у стен Берестья. Он ждет от меня вестей. И мне придется скакать всю ночь, чтобы сообщить ему о том, что все идет по заранее задуманному плану.

— Тогда не медли и скачи скорее! — приказал Салым. — Когда твой предусмотрительный брат возьмет Дарсан, мы уже разорим Селочь и двинемся к Ладорской крепости. Там и встретимся через пару дней. А с тобой, Малас, мы обойдем сейчас весь наш стан. Я должен быть уверен, что к утру не случится никакой задержки.

Не оглядываясь, он шагнул в темноту. Малас глубоко вздохнул и покорно двинулся за ним.

Было уже далеко за полночь, а Пятнышко все продолжал рассказывать:

— …Итак, мы продолжали скитаться по землям Венедии и Ладанеи, Ильмера и Синегорья. Не однажды навстречу нам попадались скоморошьи ватаги, и всегда мою хозяйку звали присоединиться то к одной, то к другой веселой и бесшабашной компании. Но она всякий раз учтиво отказывалась, предпочитая странствовать в одиночку. Я видел, что ее терзает какая-то сердечная боль. Ночами она долго не ложилась спать, брала гусли и напевала что-то очень грустное, не то что днем, когда ее шутки, умение показывать фокусы и бросать ножи собирали толпы зевак. Иногда в своих печальных песнях она произносила имя Владигора, затем отбрасывала гусли в сторону и, пока певучие струны медленно затихали, успевала утереть мокрые щеки…

Князь в течение всего рассказа порывался вскочить, задать старому коню множество вопросов, но не мог пошевелить ни рукой ни ногой, язык его присох к гортани. Ночь Откровений исключала вмешательство людей в беседу животных. Владигор давно понял, что это тот самый жеребец, верхом на котором ездила Ольга. И сейчас, когда он услышал собственное имя, сердце его вновь учащенно забилось от мучительного ощущения утраченного навек счастья. Она тоже любила его, она так же мучилась, как и он. Отчего же она ушла от него? Или ее предназначение в этой жизни исключало счастливый брак с князем Синегорья?..

— Однажды мы отправились в Селочь, где устраивался большой торг с ярмаркой и балаганом, — продолжал Пятнышко. — Из-за холма показалась группа всадников, которые, завидев нас, поскакали навстречу. Намерения их не вызывали сомнений. Они гоготали, размахивали арканом и выкрикивали что-то оскорбительное. Я был тогда еще молод и полон сил. Нам бы удалось уйти, к тому же двух из них, приблизившихся на близкое расстояние, моя хозяйка поразила метательными ножами. Но наперерез нам бросилась еще одна группа всадников, которую я слишком поздно заметил. Петля аркана выбросила хозяйку из седла, и я тотчас остановился. Мне показалось постыдным спасаться бегством, когда Ольга — так звали мою хозяйку — оказалась в руках негодяев.

Владигор при этих словах мучительно закусил губу. Единороги сочувственно закивали головами.

Пятнышко тяжело вздохнул и продолжил:

— От удара о землю Ольга потеряла сознание. Ее, к счастью, не убили, а, связав по рукам и ногам, повезли, бесчувственную, на север. Меня тоже хотели поймать, но я всякий раз ловко уворачивался, и, устав, злодеи прекратили свои попытки. Но я никуда не убежал, а трусил следом за ними на безопасном расстоянии. Ближе к вечеру мы приблизились к высокой горе, которая возвышалась посреди голой степи. Похитители спешились и потащили мою хозяйку наверх по опоясывающей гору лестнице. Вокруг горы было множество юрт, вокруг которых сновали люди. Они не обращали на меня внимания, и я осмелился приблизиться к группе пасущихся лошадей, чтобы расспросить их о том, где я оказался, что за злодеи похитили Ольгу и грозит ли ей смерть. Но никто из лошадей не захотел ответить мне. Меня удивили их угрюмость и нежелание даже из простого любопытства выслушать пришедшего издалека. Они сторонились меня, а один злой жеребец стал подбираться ко мне задом, чтобы посильнее лягнуть.