Ночь волчицы - Чуракова Оксана. Страница 25

— Вы так думаете? Этого достаточно Богу или вам?

— Мне достаточно того, что послужит Господу.

— А вы верите в Бога, Ваше Преосвященство?

Епископ зашелся смехом:

— Первый раз мне осмелились задать такой вопрос!

— Но он вполне уместен, если вы утверждаете, что настоящий христианин не всегда обязан верить!

Эдитус с улыбкой кивнул.

— Итак, — не отставал Мерианд, даже не думая улыбаться, — вы верите в Бога, Ваше Преосвященство?

— Вера не товар, который можно купить и носить в кармане, Мерианд. Вера — это постоянная битва. Победа каждого дня. Я терял и вновь обретал ее сотни раз, порой я лукавил с ней, иногда она обманывала меня. Но чем сильнее в нас вера, тем живее в душе Бог. Совсем не то, что застывшая, позабытая, а главное, непонятная Мойра. Бог же постоянный спутник, которого мы ищем и рядом с которым порою шагаем рядом. Его можно утратить или повернуться к Нему спиной, Он же всегда протянет вам руку.

— В таком случае я буду искать, Ваше Преосвященство, буду искать веры. А пока могу лишь заверить, что я на вашей стороне.

— Этого уже больше чем достаточно, дорогой граф.

— Об этом не может быть и речи! — воскликнул Фингин, стукнув посохом по земляному полу шатра.

— Я уеду сегодня же вечером, — повторила Алеа. — Вы отправитесь в Тарнею без меня. Я должна немедленно остановить эту травлю волков! Я должна сделать это ради них!

Она расхаживала под сводчатым потолком большого шатра, пытаясь успокоиться в кругу друзей. Все смотрели на нее смущенно, кроме друида, который пытался ее вразумить:

— Без тебя наш поход в Тарнею не имеет смысла! Ты — наша единственная возможность победить!

— Я не нужна вам!

— Напротив, без тебя мы даже не будем знать, что делать. Возможно, нам придется применить силу, чтобы граф Сарра нас послушал, а ведь ты этого не хочешь.

— Волкам я гораздо нужнее. Они были рядом, когда я в них нуждалась. Я не могу позволить их уничтожить.

— До Тарнеи осталось всего три-четыре дня пути. Мы рисковали своей жизнью в пещере, чтобы дойти туда, поворачивать назад нельзя. Охота на волков началась не сегодня, она идет уже некоторое время, это может и подождать!

— Ни дня больше! — крикнула Алеа, ее глаза наполнились слезами. — Я ни дня не потерплю убийства этих зверей теми, кто хочет отомстить мне! По моей вине и так уже погибло слишком много людей, а теперь волки? Нет! Я еду на юг!

Она схватила белый плащ и дубовый посох и направилась к выходу.

Эрван вскочил и схватил ее за руку.

— Алеа, когда волки напали на горгунов, они согласились умереть за тебя. Они согласились умереть для того, чтобы ты могла исполнить то, что должна. В память обо всех волках, погибших в тот день, ты не должна отступать.

— Они не соглашались умереть ради того, чтобы я что-то там исполнила! — огрызнулась Алеа. — Они ничего не понимали! У волков другое сознание, Эрван. Они слепо пошли за моей волчицей, не понимая по-настоящему, что происходит. Они дрались, повинуясь чутью, а не рассудку!

— Вот именно, это чутье толкает тебя уйти, когда рассудок должен велеть остаться. Фингин прав, без тебя мы ничего не сможем сделать в Тарнее. Но если ты правда хочешь идти защищать волков, мы все отправимся за тобой. От нас будет больше пользы рядом с тобой, чем без тебя у ворот столицы Сарра.

— Нет, на этот раз я пойду одна.

Эрван вздохнул. Он забыл, насколько Алеа может быть упряма. Он не знал, чем еще ее убедить. Она пристально смотрела на него. Взгляд ее был решителен. Он оглянулся на остальных в поисках поддержки. И увидел, что Кейтлин тоже встала.

Алеа резко повернулась к ней.

— Не стоит пытаться уговаривать меня по очереди! — вспыхнула она.

Кейтлин пожала плечами:

— Да нет, я просто хотела отсюда выйти, потому что если я буду и дальше слушать всякую чушь, которую ты несешь, мне захочется дать тебе оплеуху, а у бродячих актеров не принято бить детей.

Алеа вытаращила глаза.

— Что? — растерянно пробормотала она.

— Мне надоело, Алеа! Я пойду…

И актриса сделала то, что сказала. Пройдя мимо Эрваиа и Алеи, она подняла полотнище, закрывавшее вход в шатер, и вышла, ни слова не говоря.

Остальные стояли молча, смущенно глядя друг на друга. Потом Алеа тоже вышла и исчезла в ночной темноте, которая уже окутала лагерь.

Джехан, главный загонщик в охоте на волков в Горбоне, был на редкость безобразен. Его истощенное лицо наполовину скрывалось под кожаным капюшоном. На шляпе он носил белое перо старшего егеря, одевался в костюм из зеленого сукна с расшитыми отворотами и воротником малинового бархата. Очень высокий и худой, ходил он странно — быстро и вместе с тем как-то неловко. Это был человек злобный, мечтавший занять место главного ловчего, которое предоставлялось более знатным людям, чем он. А Джехану приходилось всего лишь направлять облаву, ему не дозволялось ни стрелять, ни даже водить собак.

В то утро он встал до рассвета, чтобы все подготовить, — день предстоял знаменательный. Вот уже несколько дней господин Горбон все настойчивей требовал большей добычи, которая, однако, была и без того обильна.

Жермен Горбон даже решил сам участвовать в большой псовой охоте на волков, назначенной на день Мойры. На время охоты запрещались все полевые работы, все жители деревни были предупреждены.

Джехан поднялся первым среди охотников и прежде всего велел принести во двор палки, которые заготовил еще накануне. Затем разбудил главного псаря и главного ловчего, которому предстояло вести охоту. У входа в замок он поставил большой стол, за которым можно будет принимать людей.

Когда солнце наконец встало, Джехан увидел, как к стенам замка начали стекаться вельможи и крестьяне. Он занялся приемом, а двое других старших егерей ему помогали. Помещиков и крестьян распределяли на загонщиков и ловчих.

Ловчим вручали луки и стрелы, а также несколько копий и широких кинжалов, обращаться с которыми было нелегко, но которые могли послужить, если бы волки вздумали напасть. Крестьянам выдавали простые палки, чтобы устраивать облавы, — это освобождало от оброка.

Когда все прибыли и каждому разъяснили его задачу, главный псарь вывел собак и показал их егерям, которым следовало ходить с ними весь день, а то и больше. Тут было десятков пять выдрессированных собак, приученных травить дичь, и всего с десяток ищеек, оставленных на псарне, которые на поводках выслеживали зверя перед охотой.

Солнце уже поднялось над крепостными стенами. Пора было отправляться в путь. Перед отъездом владелец Горбона произнес краткую речь:

— Благодарю всех за то, что вы приняли участие в большой охоте. Никогда еще не было облавы столь мощной, и я рад охотиться вместе с вами. Загонщики, которых поведет Джехан, отправятся первыми вместе с псарями. Они обойдут большой лес к югу от замка и погонят зверя на север. В это время мы с вами, любезные господа, разделимся на пять отрядов ловчих и пойдем с севера на юг, чтобы встретить зверя, которого погонят собаки. Вчера старший егерь с псарями обошли лес с ищейками. К югу от замка они обнаружили, по меньшей мере, две стаи волков. Охота не кончится, пока обе стаи не будут истреблены, а это около пятнадцати зверей, и до тех пор деревенские работы строго запрещены. Если кто-нибудь бросит охоту, он будет осужден и изгнан. Если же обе стаи будут уничтожены, то в следующем месяце все охотившиеся крестьяне будут освобождены от оброка, который они платят пшеницей, и от расчетов за пользование землей, а егеря удостоятся охотничьих почестей и смогут поделить между собой волчьи шкуры.

В толпе раздались восторженные крики, потом главный загонщик Джехан велел крестьянам взять палки и следовать за ним. Они вышли из ворот замка и быстрым шагом отправились на юг, впереди них шагали псари с собаками.

Джехан знал кое-кого из крестьян, но предпочитал с ними не разговаривать. Он шагал в одиночку во главе загонщиков, стараясь не отставать от шедших впереди собак. Господин старший егерь не любил людей, как, впрочем, и животных. Его жизнь никогда не была легкой, и он не собирался никого жалеть. Загонщики переговаривались у него за спиной, но сам он не проронил ни слова.