«Варяг» - победитель - Дойников Глеб Борисович. Страница 66

Следующие три дня во Владивостоке чиновники и подрядчики потом вспоминали не иначе как словами «Варфоломеевская ночь». Хотя ни один человек в эти три дня не то что не погиб, а даже не был поцарапан. Но вид полуголого Петухова, стоящего у столба с повязкой на голове, так хорошо повлиял на не знавших такого обращения «бизнесменов», что физического воздействия больше и не требовалось. Достаточно было одного появления в комнате для допросов Балка с парой страхолюдного вида казаков с винтовками, чтобы несгибаемый и «кристально честный» чиновник начинал каяться в своих грехах и закладывать сотоварищей. После чего раскаявшийся чиновник на глазах ожидавших своей очереди коллег отводился в соседний дом, откуда чуть погодя иногда раздавался револьверный выстрел. Балк весело палил в воздух, объясняя побледневшему чинуше, что «палец сорвался, а курок чувствительный». ^[64]К концу недели в казну было возвращено материалов и ценностей на сумму более полумиллиона рублей. Все перепуганные чинуши и подрядчики, боящиеся смотреть в глаза друг другу, были позже собраны в зале городского дворянского собрания, и Руднев произнес перед ними речь, которую можно было резюмировать одной фразой — «до конца войны воровать у армии и флота нельзя». Тех, кто не внемлет, ожидает расстрел без суда и следствия. Для тех, кто проникнется и будет трудиться, не покладая рук — вся информация, добытая в ходе следствия, никуда и никогда не пойдет. Все темные делишки, не касающиеся армии и флота, не касаются и Руднева.

Но больше всего чинуш и простых обывателей напугала речь Руднева, которую он произнес перед общим собранием матросов и офицеров отряда крейсеров перед тем, как вести моряков на столь не характерное для них дело. Самым страшным было начало…

— Товарищи! — по рядам выстроившихся по экипажам моряков и офицеров прошло быстрое, недоуменное шевеление, как по колосьям пшеницы, когда по ним пробегает порыв свежего ветра. Не то чтобы социалистические идеи были особо популярны среди моряков на Дальнем Востоке, но сочувствующие были. Даже среди офицеров.

— Да-да, я не оговорился. Я всех вас считаю своими боевыми товарищами. И тех, кто со мной на «Варяге» прорывался с трофеями вокруг Японии; и тех, кто со мной на «Богатыре» держал на почтительном расстоянии от захваченного купца трех «Мацусим». Тех, кто на крейсерах ходил к японцам в огород, кто на «Громобое» рванулся нам навстречу, зная, что, быть может, придется отбиваться от пары-тройки асамоидов. А еще тех, кто тушил пожар на «Рюрике», готовился к атаке японских крейсеров и ходил к Гензану на миноносцах; всех, от командиров крейсеров до последнего штрафного матроса я считаю своими боевыми товарищами. Ибо мы вместе ходили под Богом и японскими снарядами, даже если мы там были в разное время и не всегда рядом. Сейчас нам с вами, мои товарищи, придется заниматься тем, чем армия и флот заниматься не должны — наводить порядок в этом городе. Но я верю, что мы, товарищи мои, справимся и с этим — не страшнее снаряда под ватерлинию будет. И еще. Я испросил у государя-императора разрешения, чтобы все члены Товарищества ветеранов войн Российской Империи имели право обращаться друг к другу как товарищи, как вне службы, так и на ней. Так что для всех вас я теперь «товарищ контр-адмирал». Если кто-то из господ офицеров считает, что такое обращение уронит его честь и достоинство — вступление в общество дело сугубо добровольное.

Когда смолкли восторженные крики «ура» и оторопевшему Балку удалось на минуту уединиться с Рудневым, тот был схвачен за грудки и с пристрастием спрошен:

— Ты что за балаган устроил, Петрович? Какие в жопу товарищи, почему?

— Вася, успокойся, — непривычно скромно и застенчиво начал Руднев, — все началось с идиотской оговорки. Я когда от тебя шел, у меня Стемман что-то спросил, ну а я, голова-то занята, на автомате его переспросил: «Простите, ТОВАРИЩ капитан первого ранга»… Ну, пришлось пообещать, что разъясню. Наплел ему про это гребаное товарищество, мол, обдумываю, думал, отвяжется… Так он вчера приперся с половиной офицеров крейсеров и попросил организовать общество немедленно! Я думал спустить на тормозах — сказал: «или все участники боевых действий, не струсившие под огнем, включая матросов и даже армейцы, или я не участвую». Думал — не проглотят, так нет — прогрессивная молодежь, блин! Согласились даже на это!!! Хотя и не сразу. Но ты не расстраивайся — через пару месяцев, я думаю, идея зачахнет.

— Знаешь, а может, и не зачахнет, особенно если этой идее помочь… Какую-то идеологию нам все равно надо будет Ильичу с компанией противопоставить, а если господа-товарищи офицеры на это готовы пойти, то почему бы и не «Товарищество ветеранов» для начала? Но надо ввести какие-то отличительные знаки на одежде, чтобы было сразу видно — господин перед тобой или товарищ… Устав надо разработать, табель о рангах и прочее… Может, чего и выйдет дельное.

— Но ведь в это товарищество по определению только служившие во флоте и в армии попадут, причем не все. Какая же это массовая идеология?

— Знаешь, за кем сила, то есть армия, тот в конце-концов и прав. Читал я как-то в детстве Хайнлайна, интересные у него были мысли… Опять же — по Петровской табели о рангах чиновнички-то тоже люд служивый. Может, и для них что-то организуем, типа «Десять лет без единой взятки», посмотрим.

Но занятые выведением чиновничества и купечества Владивостока на чистую воду и созданием «партии еще более нового типа» Руднев с Балком пропустили ответный ход Того, который снова перевесил чашу весов войны на сторону Японии.

Япония, Корея, Квантун. Февраль — март 1904 года.

Хейхатиро Того не любил работать ночью. Обычно светлые мысли чаще посещали его при свете дня. Но в последний месяц планы войны на море шли к западным демонам, и Того невольно приходилось засиживаться за своим столом допоздна в попытках решить нерешаемое. Плохие новости приходили почти каждый день — сегодня, например, сначала доложили об очередном потерянном транспорте, причем даже не потопленном, а захваченном русскими вспомогательными крейсерами. Потом из-под Порт-Артура пришло известие, что первая атака брандеров, которые должны были закупорить вход в гавань, провалилась. Транспорты были отогнаны или утоплены огнем все еще сидящего на мели на внешнем рейде «Ретвизана» и дежурных миноносцев. Значит, из Порт-Артура в любой день может выйти эскадра, достаточно сильная, чтобы о высадке десанта в Бицзыво, подготовка к которой идет вовсю, не могло быть и речи.

И как только с Балтики на Дальний Восток будет отправлена первая пара «бородинцев» — время до полного морского разгрома Японии начинает исчисляться неделями. Единственный шанс для страны Ямато уйти от поражения в войне — это спешно разгромить артурскую эскадру, при том, что русские не заинтересованы в форсировании событий на море — они имеющимся составом сил достигают полной боеготовности в мае-июне. Поэтому победить артурскую эскадру можно только одним способом — ускоренным штурмом крепости силами армии. Соответственно, всё распределение сухопутных сил Японии должно быть подчинено этой единственной задаче — ускоренному штурму.

И на закуску к таким невеселым раздумьям, уже в темноте, из Чемульпо пришло известие, что еще один транспорт пропорол себе бок, неудачно навалившись на затопленную на фарватере в первый день войны «Чиоду». Значит, только что откорректированный график перевозок снова надо ломать и уточнять. Чертов «Варяг» продолжал вредить императорскому флоту, даже стоя в доке, действительно — кость в горле. И ведь просто так не поднимешь старый броненосный крейсер с фарватера.

СТОП. Старый броненосный корабль на фарватере… Просто так не поднять… Просто так и не утопить, ни миноносцам, особенно если тот будет отстреливаться, ни артиллерией — все-таки даже старый броненосец или крейсер с броневым поясом — это не транспорт. Нормы прочности и живучести совсем другие. Чем из старья японский императорский флот готов пожертвовать для обеспечения высадки армии? Старый казематный броненосец «Фусо» и еще более старые корветы типа «Конго», пожалуй, подойдут. И пяток транспортов во второй волне. Если хоть кого-то из них удастся взорвать на фарватере Порт-Артурской гавани, то русская эскадра, хоть и очень сильная, никак не сможет помешать высадке десанта. Только надо дождаться, пока русские снимут с мели и введут в гавань «Ретвизан» — он стоит слишком близко ко входу, мимо него «Фусо» не пройти — и провести высадку сразу после закупорки. Неизвестно, сколько времени у русских уйдет на то, чтобы очистить фарватер, они уже пару раз удивили Того в эту войну, как приятно — своей неторопливостью, так и неприятно, в основном Руднев. Но он-то не в Порт-Артуре…