Как стать авантюристом? Размышления миллионера - Балашов Геннадий Викторович. Страница 56

Простых решений в бизнесе, да и в жизни не бывает. Мы всегда сталкиваемся с теми, кто нам завидует, вредит или ворует — рядовыми гражданами, чиновниками, депутатами… Главным вредителем в 90-е была сама государственная машина, пропитанная большевизмом, несущая на себе тяжелое бремя коммунистического прошлого и ненависть к чужому богатству.

Когда в 1988 году я открыл кооператив (налог тогда был 3%, и только через три года должен был подняться до 10%), не будучи знакомым ни с какими махинациями в сфере бизнеса, мы просто принимали вещи для кооператива, делали 10%-ную наценку на товар, с которого и платили налог. Все шло хорошо в течение почти трех лет. Папки в бухгалтерии накапливались, товарооборот рос, отчеты становились все более громоздкими. Дела хорошо шли и у остальных советских кооператоров, и к 1990 году кооперативов в Советском Союзе расплодилось невероятно много: люди у нас все-таки предприимчивые. И все было бы хорошо, если бы некий Артем Тарасов по-честному не заплатил партийный взнос…

Артем Тарасов, московский кооператор, загрузив эшелон металлолома, куда попала и военная техника, отправил все это за рубеж. Он получил огромную по тем временам официальную оплату на счет кооператива и, оплатив все налоги, решил быть честным и по отношению к родной КПСС. Артем Тарасов был членом единственной партии в СССР — Коммунистической Партии Советского Союза.

Как честный человек он пришел и заплатил партийный взнос. При средней зарплате в стране 200 рублей Тарасов заплатил партийных взносов на несколько десятков тысяч рублей.

Что тут началось в стране! Выступления возмущенных партийных вождей, угрозы исключить Тарасова из партии, возмущение по поводу несметных сокровищ, которые зарабатывают кооперативы… Верховный Совет СССР тут же выпустил закон о запрете кооперативной деятельности в стране, связанной со скупкой товаров у государства. Но это еще полбеды. Для ограничения доходов кооперативов приняли закон о том, что налог повышается с 3% до 60%, причем налог нужно уплатить задним числом — с первого дня работы кооператива! В общем, началась политика государственного удушения кооперативной деятельности.

Вот тогда-то я и столкнулся с могуществом и беспощадностью государственной машины. Закон принят, его надо выполнять. Бухгалтер жалостливо посмотрела на меня и после недолгих расчетов сказала, что мы не только должны будем заплатить все, что у нас есть, но и доложить своих тысяч эдак 50. Однокомнатная квартира, которая у меня тогда была, стоила примерно 10 тысяч…

В ту ночь я не сомкнул глаз. Мало того, что мой бизнес закрывали, так я еще и должен отдать государству все, что у меня есть, только потому, что доходы кооператоров стали вдруг неугодными кому-то наверху! Лежа на кровати, я с тоской смотрел на люстру и понимал, что мне придется отдать квартиру. В голове промелькнула вполне серьезная мысль: «А не повеситься ли мне на этой люстре?» Невыплата нового налога означает конфискацию имущества и арест — хищение в особо крупных размерах каралось 15 годами лишения свободы, а особо крупный размер составлял примерно от 10 тысяч. В общем, было по-настоящему страшно. Проведя целый день, как в кошмарном сне, вечером я сел в поезд и поехал в Киев.

Столицу я тогда не знал и, выйдя из поезда, попросил таксиста отвезти меня к Кабинету Министров. Он привез меня на незнакомую улицу с помпезными, громоздкими зданиями госучреждений. Куда идти, непонятно. Везде охрана. Я спросил, где приемная Верховной Рады. Мне показали дорогу к небольшому особнячку недалеко от Национального банка.

В приемной никого не было, секретарь сказал, что меня сейчас примут. Я зашел в просторный кабинет, посередине которого стоял широкий стол, за ним сидел маленький человечек. Пятиметровые потолки, огромные дубовые двери госучреждения подчеркивали важность момента. Не успел я сделать и двух шагов, как маленький человечек вдруг закричал, тыкая на меня пальцем: «Вы танками торгуете!» Я недоуменно оглянулся, возле меня никого не было, танками я не торговал, в лучшем случае — кофтами и свитерами. Он повторил: «Вы разворовываете страну и танками торгуете!» Я попытался оправдаться, негромко сказав: «Вообще-то я по вопросу кооператива. Мы танками не торгуем». Чиновник продолжал выходить из себя, заявил, что всех нас надо закрыть, что мы разворовываем страну. Тогда уже вышел из себя я. Сказалось нервное напряжение, в котором я пребывал последние несколько суток. Не помню, что именно я ему сказал, но моя речь на него подействовала. После того как он пригласил меня присесть, я стал объяснять, что мы не воруем, а работаем, а нас незаконно закрывают. Ведь исполкомы получили указания закрывать не все кооперативы, а только те из них, которые связаны с госзакупкой. Тон маленького человека смягчился, и он почему-то начал мне жаловаться на свою жизнь (на дворе была перестройка), объяснять, что перекосы есть везде, но помочь мне он ничем не сможет. Он посоветовал мне написать жалобу и прислать ее в Верховный Совет УССР. Так я ни с чем и уехал…

Потом еще ругался в председателем райсовета, начальником отдела регистрации… Через время вышло объяснение, по которому кооперативы, не связанные с госзакупкой, не закрывали. Но легче от этого не стало, ведь 60%-ный налог фактически лишал возможности работать.

Надо сказать, что тогда уже начали регистрироваться малые предприятия с налогообложением в 20%. В течение двух или трех месяцев я создал свое, но вопрос, что делать со старым кооперативом и дурацким 60%-ным неуплаченным налогом, оставался открытым. В поисках выхода я побрел к одному из своих знакомых — старых цеховиков. Он посоветовал мне своего знакомого адвоката. Адвокат принимал в одной из общих юридических консультаций города.

Это был седой мужчина лет 50 с грустным лицом эдакого мудрого Иосифа. Он спокойно выслушал жалобы 28-летнего отчаявшегося кооператора (то есть меня) и, задумчиво глядя куда-то в угол, сказал: «Вам надо к прокурору Огневу». У меня похолодело внутри: «Почему к прокурору?» Он опят глубокомысленно посмотрел на меня. «Молодой человек, вам надо к прокурору Огневу», — повторил он с расстановкой. Я смотрел на него в недоумении. «Вы понимаете? К Огневу. К прокурору», — продолжал он монотонно говорить. «К какому прокурору?» «К Огневу». Адвокат достал из ящика стола спичечный коробок и зажег спичку. Вот, говорит, прокурор Огнев, познакомьтесь. «Сжечь?!» — прошептал я. «Я вам этого не советовал. Но прокурор Огнев — это единственный, кто вам может помочь»… С таким удовольствием гонорар я не платил никогда. 25 рублей перекочевали из моего кошелька на стол мудрого Иосифа.

Вышел я из юридической консультации окрыленный и счастливый. Вечером, когда уже стемнело, в подворотне возле мусорника мы с моим замом доставали из багажника все документы и отчеты кооператива на прием к прокурору Огневу. Чиркнула спичка, и языки пламени принялись поглощать результаты трехлетней работы моего детища — кооператива «Союз». Документы предприятия хоть и горели плохо, и их постоянно приходилось ворошить палкой, но сгорали они дотла, не оставляя следа налоговых отчетов, накладных товаров, ведомостей об оплате труда и расходных ордеров. Прокурор Огнев знал свое дело. Он стирал с лица земли кооператив «Союз». В ритуальном пламени, весело потрескивая, сгорала моя трехлетняя честная коммерческая деятельность. Я был абсолютно свободен от налоговых обязательств перед чудовищем по имени государственная машина. Товары были переоформлены на новое предприятие.

Государству после этого я больше не верил.

Намного позже я узнал, что по всему Советскому Союзу в то время прокурор Огнев уничтожил огромное количество бумаг почти во всех населенных пунктах нашей необъятной родины. А через некоторое время прокурор Огнев проник и в саму КПСС, где сгорали документы советских вождей и ведомости об уплате членских взносов, в том числе и кооператора, из-за которого все это началось. Артем Тарасов осел в Лондоне. Он стал одним из тех предпринимателей, которые способствовали уничтожению монстра по имени СССР.