Мясорубка для маленьких девочек - Волевич Ирина Яковлевна. Страница 13
— Устраиваюсь помаленьку.
— То есть?
— Ба… Мы не так близко знакомы, чтобы я взял и рассказал тебе свою жизнь.
. — А почему бы и нет? Так редко доводится поболтать с частным детективом.
— А ты случаем не журналист?
— Вот уж нет.
— Значит, я могу рассказать тебе свою жизнь, не рискуя назавтра прочесть об этом в какой-нибудь газетенке?
— Точно не рискуешь.
— Ну ладно… Тогда расскажу, чем я пробавляюсь. Ты не поверишь, но это чистая правда: я играю в Cluedo.
— Чего-чего?
— Разве ты никогда не слышал о Cluedo?
— Это такая игра, где по всяким признакам нужно определить убийцу?
— Именно. Игра, где полковник Мутард убивает месье Олива подсвечником в библиотеке.
— И где мадам Бланш находят в кухне со шнурком на шее?
— Точно. Ну так вот: однажды мне позвонила компания бездельников-миллионеров, которые зациклились на этой игре. Для большей потехи им требовался частный детектив, лучше всего настоящий профи, чтобы играть с ними, за двести франков в час. Сперва я решил, что это розыгрыш, потом все же сходил посмотреть…
— И что?
— Прилично срубил за тот день. Вернее сказать, за ту ночь, потому что мне никогда еще не приходилось видеть таких упертых игроков. Тысяча кусков! Ладно, это, конечно, не золотые прииски, но, чтобы заколотить такую деньгу, мне нужно два рабочих дня просиживать задницу в машине. И потом, прими во внимание: шампанского и сэндвичей — сколько душе угодно. Ну, в скором времени они повторили партию, потом познакомили меня с друзьями, такими же светскими раздолбаями, и теперь это целая игорная сеть, а я практически больше ничем не занимаюсь. И всего-то три ночи в неделю.
— И всегда выигрываешь?
— Да не нужно быть Пинкертоном, чтобы разгадать их штучки. Они каждый раз воображают, будто спланировали идеальное преступление, а сами ни уха, ни рыла в этом не смыслят — и захочешь проиграть, так не получится.
— А ты случайно не привираешь, браток?
— Конечно, привираю. Потому всегда и выигрываю. На самом-то деле у меня совсем другая работа.
— И какая же?
— Я киллер.
— Ага… Ясно… Ну-ну…
— Вот почему я всегда и выигрываю в Cluedo: никогда в жизни не нападу на человека, особенно на полковника, в гостиной, с ножом в руке, когда в соседней комнате сидит месье Вьоле. Настоящее убийство — я имею в виду уличное повседневное убийство — конечно, далеко от идеального, не спорю, но у него есть одно преимущество: оно единственное в своем роде. Обстоятельства всегда разные. Например, у нас во Франции нередко можно увидеть, как убийца целую четверть часа мирно болтает со своей жертвой.
— Страна разговоров?
— Верно. А где разговоры, там обязательно вранье. Вот я, к примеру, непрерывно врал тебе с первого же слова.
— Это я уже начинаю понимать. И в чем же состоит твоя ложь?
— Ну скажем, у меня есть жена.
— Ах вот как!
— Да, и я никакой не частный детектив. Я все выдумал. И знаю об этой профессии ровно то, что рассказала мне моя половина. Потому что ей пришлось встречаться с таким вот детективом, с настоящим. Она хотела установить за мной слежку — думала, я изменяю ей трижды в неделю, дура набитая.
— А чем же ты занимался трижды в неделю?
— Да играл в Cluedo с богатенькими идиотами, но только не как расследователь, а как убийца. Это будет поинтереснее, тут надо знать психологию игроков. И платят лучше.
— Недурно. Вот если бы я рассказал эту историю какому-нибудь газетчику, мне заплатили бы как минимум пятьсот кусков за страницу. Откуда ты знаешь, что я не журналист?
— Знаю. Ты не журналист, потому что ты частный детектив.
—..?
— И это тебя моя супруга наняла для слежки за мной. Но поскольку мы живем в стране разговоров, я поговорил с ней об этом. Рассказал эту историю с игрой в Cluedo, она разревелась, стала просить прощения за свою подозрительность и кончила тем, что рассказала мне о вашей связи. Хочешь знать, что я об этом думаю? Ты вел себя по-идиотски. Ни один американский частный детектив не сделает такой глупости — спать с клиенткой. Нет, быть частным детективом во Франции — дохлый номер, на хлеб не заработаешь.
— Так кто же ты на самом деле?
— Киллер. И я очень ревнив, как уже говорил. Сейчас ты спрашиваешь себя, как тебе выбраться из этого кабинета, прежде чем я схвачу подсвечник, вот этот, справа от меня.
— Именно так.
— Хороший вопрос, но учти, что за кабинетом есть еще и передняя, а в квартире ни живой души. Каждое убийство — большая премьера. А Cluedo годится только для богатых лодырей. Как тебя зовут?
— Бернар… Бернар Милле.
— Ну ясно, никого из вас не зовут Оливом или Мутардом. Такие имена глупо выглядят на могильной плите.
ЭТА ПОДЛАЯ ПРИРОДА
— До чего же она подлая — эта природа!
Сначала это был крик души, прозвучавший через мгновение после того, как я захлопнул медицинский журнал. Статья о рассеянном склерозе повергла меня в черную меланхолию. Затем крик воплотился в граффити на стене камеры. Его выцарапывание заняло у меня часа два, один восклицательный знак потребовал больше десяти минут.
Мне оставалось сидеть всего полтора года. Подписываясь на журнал «Здоровье», я хотел просто чем-то занять время. Разузнать, какие такие замечательные винтики-шпунтики приводят в действие наше тело. И вот тебе на, с первой же страницы попадаю на эту гнусную хворь. Сознание, что на свете существует подобная мерзость, было просто оскорблением, шоком — от такого человек уже никогда не будет просыпаться по утрам счастливым. А что если я выйду из тюряги и подцеплю эдакую штуку? Тогда на хрена было париться тут двенадцать лет, ну скажите!
К счастью, было у меня одно утешение, оно придавало мне силу и надежду в этой вонючей дыре. Марианна, вот как ее звали.
Мой сокамерник по Централке (авторитет с загаром в полоску — из-за тюремной решетки) решил меня предостеречь:
— Не верь бабам, которые переписываются с арестантами!
— Завидуешь, что ли?
— Не жди хорошего, мечты до добра не доведут. Думаешь, она тебя дождется, твоя Марианна, и прибежит встречать, когда ты выйдешь на волю? А если даже и прибежит, на кого ты будешь похож в своих лохмотьях, с парой грошей в кармане и воспоминаниями о тюремном карцере?
Да, в ожидании этой минуты я мечтал. Никто другой не ответил на мое объявление: «Заключенный, освобожд. 18 мсц. хочет переписыв-ся…» И вот пошли письма — по одному в неделю, за восемнадцать месяцев их набралось столько, что хватало набить подушку. С первого же ответа я сразу и во всем ей признался, не дожидаясь ее вопросов: я хотел, чтобы она знала, как и почему я загремел сюда. И правильно сделал: она нашла мою историю «такой романтичной, такой праведной и в то же время такой жестокой…». Если уж подобные оценки не помогают вам продержаться до триумфального возвращения на сцену, то лучше вообще сидеть и не рыпаться.
Старикан с полосатой мордой разубеждал меня так усердно, что, выйдя за ворота, я даже не осмелился поднять глаза на противоположный тротуар. И вдруг услышал свое имя, произнесенное кем-то совсем рядом. Ее выцветшее платьишко вполне стоило моего потертого костюма. Она спросила, чего бы мне хотелось прямо сейчас, сразу. Я ответил: поглядеть, как вы едите.
Она привела меня в какой-то ресторан, и мы заговорили о катастрофах. Она просто обожала природные катастрофы. Вот уж дурацкая страсть. Она описала целую кучу самых невероятных происшествий, в словах, которые вырывались из ее рта, словно огни фейерверка, как-то: «катаклизм», «циклон», «торнадо», «тайфун», «лавина». От одних только этих названий мне чудилось, что вокруг нас едет мебель, в полу разверзается трещина, а небеса рушатся на голову. По ее мнению, природа великолепна лишь в те минуты, когда неистовствует, грозит вселенской гибелью. Но в этот миг торнадо бушевал в моем сердце. Не договорив очередной фразы, она вдруг произнесла «Прощайте» или что-то подобное, категорическое. Я удержал ее за руку, и она сочла этот момент подходящим, чтобы заговорить о своем муже.