Мясорубка для маленьких девочек - Волевич Ирина Яковлевна. Страница 22

Бабник с пружинным ножом без единого звука опускается на пол.

В зале слышатся только истерические стоны девушки, забившейся в уголок у стойки.

Да что же это творится, господи боже мой?.. Бабник лежит не двигаясь, истекая кровью, хозяин начинает всхлипывать, пьяница сползает со стойки и рушится на пол, муж с женой в дальнем углу по-прежнему судорожно обнимаются, как будто решили объясниться друг другу в любви.

— Это не я… Я не виноват… Это он, тот парень… Я ни при чем…

Это наконец заговорил хозяин. Он обезумел от страха. Я наклоняюсь над раненым, и у меня возникает необъяснимая уверенность, что он мертв. Подняв руку, я вытираю пот со лба.

Пульс, зрачки, сердце. Да, он мертв.

— Это не я, мать вашу! — вопит хозяин.

И смотрит на револьвер, который выпадает из его разжавшейся руки.

Что-то щелкает у меня в голове, сам не знаю, что именно. Но если минуту назад я не смог предотвратить катастрофу, то чувствую, что теперь настал момент подумать обо всех этих людях. Сейчас или никогда.

— Где вы взяли эту пушку?

— А… а что?..

— Отвечайте, и поскорее.

— Да это старая штуковина, я ее спер еще в армии… Ни разу даже не стрелял из нее… Это не я!

— Закройте кафе. И выбросьте ствол куда-нибудь подальше, в водосток, что ли.

Он еще не очухался и смотрит на меня дикими глазами. Я ору, чтобы привести его в чувство, и он исчезает.

Парочка в дальнем углу все еще не разжала объятий. Я бросаюсь к их столику.

— Вы что-нибудь видели, вы двое?

Мужчина нерешительно молчит. Я выхожу из себя.

— Да поймите же вы, здесь нет ни преступников, ни ангелов; если вы разболтаете о том, что тут стряслось, хозяин угодит за решетку, эти два недоумка попадут туда же, потому что вычислить их — пара пустяков, а у всех остальных будут серьезные проблемы. Ну так что?

Моя лихорадочная речь наводит на них страх.

— Ну так что же?

— Я не знаю… Я…

Женщина высвобождается из мужниных рук; похоже, она опомнилась быстрее его. Как ни странно, она говорит именно то, что я и хотел услышать.

— Мы… Мы ничего не видели.

— Нет, не так. Вы сидели в самом углу, услышали выстрел, но парней не заметили. Так ведь?

— Д-да… Выстрел… Но мы не видели, кто стрелял.

Я облегченно вздыхаю. Девушка все еще скулит, прижав руки к животу и привалившись к стойке. Я наклоняюсь к ней. Конечно, я совершаю глупость. Все случилось так быстро. Я протягиваю руки, чтобы поднять ее, и она кидается в мои объятия, словно к отцу родному.

— Ты была внизу и звонила по телефону, верно?

Она рыдает и судорожно жмется ко мне. Это движение придает мне решимости.

— Ну кивни хотя бы. Ты ведь мне доверяешь? Ты была внизу?

Ее лоб старательно тычется в мое плечо. Я поднимаю ее и усаживаю на стул. Теперь займемся пьянчугой. Он все еще валяется на полу. В кулаке у него зажат пучок денег. И мне вдруг становится понятен его недавний, с виду бессмысленный, акробатический трюк — трудно даже поверить, что он способен на такое. Во время схватки этот алкоголик просто-напросто перегнулся через стойку, чтобы забраться в кассу. В другой ситуации я бы умер со смеху. Хватаю его за отвороты пиджака и трясу, как грушу.

— Ты ведь ни черта не видел, точно? Упился до того, что запустил лапу в кассу, и поэтому ничего не видел. Так будет лучше для всех, верно?

Алкаш послушно кивает. Он неожиданно протрезвел; у меня такое впечатление, что сейчас он соображает едва ли не лучше меня.

Хозяин возвращается, теперь все на месте, и я кричу как оглашенный:

— Сюда вошел какой-то тип лет тридцати, на нем было темное пальто, все произошло мгновенно, никто ничего не успел понять, он выстрелил в этого и удрал.

Молчание.

Я, конечно, совершаю глупость.

Но все дружно кивают.

Велю хозяину вызвать полицию. Ну вот, теперь-то я уж точно последний дурак. И зачем только я вмешался в эту идиотскую историю?..

Я закрываю глаза и сажусь на пол.

Когда они вошли, я испугался по-настоящему. Каждый из нас имел все основания расколоться, не участвовать в этом бессмысленном розыгрыше.

И все-таки…

Все-таки мне довелось стать свидетелем невиданного спектакля. Я пережил уникальный момент. Невероятный. Против всякого ожидания, они все в один голос рассказали одно и то же, слово в слово. Не колеблясь ни секунды. Полицейские приняли эту версию глазом не моргнув. Маленький театрик преподал мне потрясающий урок. Люди, которые даже не знали друг друга. Не были связаны никакими общими интересами. Наверное, я ничего не понимаю в жизни.

Санитары выносят тело. Инспектор записывает приметы убийцы и велит хозяину прийти завтра в комиссариат. Обычная процедура. Дело едва открыто, а кажется, что уже положено в архив. И всего-то какой-нибудь час на расспросы.

— Ну ладно… Думаю, это все, — говорит инспектор, устало направляясь к выходу. Ему, как и всем нам, хочется скорее добраться до постели.

Но в этот миг чей-то голос — монотонный, негромкий — окликает инспектора.

— А почему вы не спросили, что видел я?

Макс.

Полицейский оборачивается.

— Разве вас не допрашивали?

— Нет.

Чего он хочет? Я, например, тоже о нем начисто забыл. Ни одной секунды не думал о нем.

— Я изложу дело вкратце: перед вами разыграли целый спектакль; здесь произошла стычка между двумя молодыми людьми, самое большее, семнадцати лет, и хозяином; он выстрелил, парни сбежали, тот человек был пьян и попытался обчистить кассу, та парочка и девушка дали ложные показания, а вот этот придумал фантастическую историю и вовлек в сговор всех присутствующих. Неизвестно зачем, но все они ему подчинились.

Комиссар изумленно таращится на него. Мужчины и женщины в отчаянии хватаются за голову. А я…

А я снова вижу нас обоих, четверть века назад, упивающихся мечтами о светлом будущем человечества.

Максимилиан пристально смотрит на меня.

В его взгляде нет ни проблеска стыда, ни намека на сознание вины. И я уверен, что в это мгновение он находится в полном согласии с самим собой.

— Вы же знали, Жорж. От меня бесполезно требовать лжи.

Мне вспоминаются все эти громкие слова.

ПРАВДА. ИСТОРИЯ. ЭТИКА. КОМПРОМИСС.

И внезапно на меня снисходит умиротворение.

Макс меня не предал.

Он всего только порвал со мной.

Полицейские ведут меня к машине. Перед тем как сесть в нее, я последний раз оглядываюсь на него. И кричу без всякой злобы:

— Ты последуешь за мной, Максимилиан! Ты последуешь за мной… [25]

Дверца лязгает резко, как нож гильотины.

ДВА ГЕРОЯ В БЕСКОНЕЧНОСТИ

— Стачис… статис-тические данные свидетельствуют, что шестеро французов из десяти используют в обычной речи всего 1500 слов…

— Ну и?..

— Скажи, Бике, а что это за штука такая — стачис… статис-тические данные?

— Кончай называть меня Бике! [26] Во-первых, выбрось на фиг эту газетенку, у тебя от чтения только башка разболится. Во-вторых, я тебя сто раз просил сминать пустые пивные банки, чтобы не путать их с полными.

И зачем я только это сказал… Он привстал с заднего сиденья, ухватил свою банку из-под Heineken, стиснул ее в мощном волосатом кулаке и в один миг превратил в плоскую зеленую аскариду. Которую и швырнул в море песка, скрипевшего под нашими колесами. И какого хрена я забыл на сиденье эти «Виллербанские ведомости». С Гробером никогда не знаешь, откуда на тебя свалится опасность. Последний раз это случилось, когда я оставил его один на один с морскими ежами.

— Статистические данные, — объявил я, свернув на красивую прибрежную полосу, — это расчеты, которые объясняют нам, как устроен мир. То есть это исследования, основанные на опросах населения. Например, таким образом можно узнать, что один француз из трехсот рождается дауном.