Бунт в "Зеленой Речке" - Уткин В.. Страница 56

Долг. И этот долг повелевает, если уж он не в силах помочь больным в лазарете, то хотя бы уберечь от смерти Генри, ненормального человека, говорившего ненормальные вещи. А Клейн нормальный, просто он на минуту утратил хладнокровие. Это большая разница. Клейн утерся рукавом и улыбнулся:

—Нет, Генри. Если бы у нас существовал хотя бы один шанс из тысячи, я бы рискнул, но у нас этого шанса нет — их слишком много.

—Их много, а нас мало, — согласился Эбботт.

—Совершенно верно.

—Но один из нас знает „Речку“.

Опять безумные речи… Надо поторапливаться и увести Эбботта отсюда, пока тот не потерял терпение и не позволил убить себя за просто так.

—Мы все знаем „Речку“, Генри, и не уйди мы, она нас всех потопит. Идем.

Он взял Генри за руку. Взрыв торжествующих воплей, треск дерева и скрежет металла за их спинами ознаменовали кончину больничных дверей. Слезы снова навернулись на глаза Клейну, мешая видеть. Да он и не хотел туда смотреть: он даже не обернулся. Грауэрхольцу предстояло преодолеть еще два серьезных препятствия — стальные ворота и металлическую дверь в коридор. Правда, если ему никто не помешает, проникновение в больницу будет просто вопросом времени.

—Пошли, — сказал Клейн. — Пошли…

Он втащил Эбботта в провонявший бензиновой гарью ад блока, но теперь, когда он шел по проходу, не включая своего фонаря, в ушах будто наяву звучали голоса из другого ада: голоса его несчастных беззащитных пациентов, захлебывающихся собственной кровью на пропитанных мочой матрасах… Длинный список имен: Винни Лопес, Робен Уилсон, Дейл Рейнер, Эрл Коули. Лягушатник. Лягух, Клейн, слепо моргая, почувствовал, как из глаз брызнули горячие струйки. Какая-то оставшаяся с детства вера в сказку не позволяла ему до конца поверить в возможность смерти Коули. Лягушатник не может умереть… Клейн услышал свое собственное имя: „Клейн!“, но его в этом списке не было… Перед глазами встал истыканный ножами Лягух. Опять: „Клейн!“ А помочь Эрлу нельзя… И другим тоже… „Клейн!“ Но нет, его нет среди них. Не называйте его имени, ребята. Он рад бы, но он не может. Не может, мать его! Разрешите ему жить!

—…Девлин!..

Клейн замер. Девлин тоже не числилась в списке обреченных. Она потягивала холодное пиво и смотрела, как „Лейкерс“ под орех разделывают „Никс“, подсчитывая при этом, сколько блоков „Уинстона“ она получит с Клейна.

Но рассерженный голос с латиноамериканским акцентом звучал наяву! Клейн обернулся.

—Какого хрена, Клейн, ты что, оглох?

Сквозь прутья решетки на него смотрело бледное усатое лицо сержанта Виктора Галиндеса. Клейн собрался с мыслями и подошел к нему.

—Галиндес? — спросил он.

—Слышал о Грауэрхольце? — вопросом на вопрос ответил Галиндес.

—Его люди только что сломали дверь лазарета, — сообщил Клейн. Заметив, что Галиндес обратил внимание на мокрые щеки, он смущенно потер глаза рукавом рубашки. — Дым, — извиняясь, произнес он. — Я ничем не могу им помочь.

—Я все пытаюсь до вас докричаться, — сказал Галиндес, — чтобы сказать, что там доктор Девлин.

Клейна словно оглушили.

—Она у себя дома, смотрит игру с „Лейкерс“, — тупо бросил он.

—Нет, она вернулась, — возразил Галиндес. — Я сам ее отвел. Она хотела что-то показать вам и Коули.

Теперь Клейн поверил, и к нему неожиданно вернулось спокойствие и хладнокровие. События последних нескольких часов больше не занимали его. Исчезло бешенство и страх, стыд и чувство вины. Его разум был чист и ясен.

—Значит, Девлин в лазарете, — утвердительно сказал он.

—Точно.

Клейн включил фонарь и направил луч света на Галиндеса: тот моргнул и отвернулся. Униформа сержанта обгорела и запачкалась, лицо украшали синяки и ссадины, глаза налились кровью. Хотел бы Клейн, чтобы Галиндес оказался вруном, но то, что сержант рисковал жизнью, спасая заключенных, которые с довольным ржанием перепилили бы ему горло, свидетельствовало в его пользу. Галиндес говорил правду.

—Мне сказали, что вы открыли камеры. В огне.

Галиндес промолчал. Луч света упал на какой-то предмет на стуле. Клейн сразу понял, что это, но не поверил своим глазам.

—Что это? — спросил он.

Но еще не услышав ответа Галиндеса, Клейн понял, что не обманулся, и будто наяву услышал непривычный, гнусавый голос Генри Эбботта: «„Через Зеленую Речку“…» До Клейна наконец дошло. Ну конечно, через „Зеленую Речку“…

—Это голова, — ответил Галиндес, не глядя на стул. — Компанию для меня оставили.

—Выходите оттуда, — спокойно сказал Клейн, распахивая дверь.

Галиндес колебался.

—Они меня убьют.

—Вы освободили черных — в любом случае из всех вертухаев вы умрете первым.

Клейн шагнул в камеру: голова, стоявшая на стуле, была неумело отрезана у какого-то незнакомого Рею чернокожего. Стащив с койки одеяло, Клейн накинул его на голову и спросил у Галиндеса:

—И как давно вы здесь с… с этим?

—Не знаю — часов восемь…

Клейн пошарил в глубине камеры и повернулся к Галиндесу, протягивая ему влажные мятые штаны и рубашку из синей тюремной дерюги.

—Пора переодеться, — сказал он.

Галиндес взял тряпье; его глаза сузились.

—Мы куда-то идем? — поинтересовался он.

—Ага, — подтвердил Клейн. — Мы собираемся совершить прогулку по „Зеленой Речке“.

Галиндес смутился:

—Что?

Клейн обернулся и взглянул на Генри Эбботта, все это время молча стоявшего во мраке по другую сторону решетки. Его глаза снова таинственно сияли. Как далекие звезды.

—Их много, а нас мало, — произнес Клейн.

Эбботт молча кивнул, и, глядя в эти бездонные

колодцы, Клейн ощутил, как у него перехватило горло. Глазами Генри смотрело нечто огромное и грозное. Некоторое время Клейн не мог сдвинуться с места…

—Клейн? — окликнул его Галиндес. — Что вы имеете в виду?

Клейн медленно проговорил:

—Один из нас знает „Речку“.

Глава 24

Джульетта Девлин молча шла вслед за Эрлом Коули на второй этаж. Она ожидала, что тот повернет в палату Тревиса, но негр вместо этого достал из кармана связку ключей и отпер дверь, расположенную в углублении в конце коридора. Дверь открывалась туго, и Коули пришлось навалиться на нее плечом. Видимо, сюда давненько никто не заглядывал. Коули щелкнул выключателем: за дверью начиналась ведущая вверх лестница.

—Входи, — пригласил Коули.

Девлин пошла за ним, ломая голову над тем, что же он задумал. Поднявшись по лестнице, Коули повернул другой выключатель: за решетчатой дверью перед ними открылась расположенная под самой крышей пустая палата. Под голой лампочкой поблескивали металлические кровати в два ряда — по пять кроватей в каждом. Коули отпер решетчатую дверь и шагнул через порог.

—Я никогда здесь раньше не была, — сказала Девлин.

Окон в палате не наблюдалось, что усиливало таинственную атмосферу этого места. Мурашки побежали по коже девушки.

—Этой палатой не пользовались со второй мировой войны, — объяснил Коули. — Мы с Клейном подумывали ее снова освоить, поскольку дела внизу пошли хуже — я имею в виду перенаселенность палат. Но от этого места на спине гусиная кожа выступает.

—Я уже заметила. А для чего она служила раньше?

—Здесь содержали буйных психов. Ну там припадочных, больных сифилисом мозга — в таком духе.

—О Господи, — выдохнула Девлин.

Коули прошел к двери в дальнем конце палаты. Девлин не отставала от него. По натуре и по воспитанию она не была мнительной, но в этом месте определенно присутствовало что-то зловещее. Впечатление усилилось, когда Девлин обнаружила на некоторых кроватях заплесневелые кожаные ремни.

—Говорят, здесь проводились и какие-то эксперименты. Людям делали лоботомию, вводили инсулин, малярийного возбудителя, змеиный корень и Бог знает что еще. Это болтовня или как?

—Нет, это правда. В те времена у людей появлялись самые разные идеи.

—Надо думать… Где-то здесь валяется и парочка смирительных рубашек.