Тени утренней росы - Воронцова Татьяна. Страница 45

— И как это было?

— О чем ты?

— Он остался доволен? Твой любовник. Сверкающие глаза Нейла оказались прямо напротив моих.

— Прекрати называть его моим любовником, — произнес он сквозь зубы.

— А ты скажи мне, что это не так!

Он фыркнул, потом расхохотался. От смеха в углах его глаз показались слезинки. Блуждающая улыбка, прерывистое дыхание. Парень был явно не в себе.

— Знаешь, вообще-то нам случалось изображать любовников. Так, из чистого хулиганства. Мы даже ходили вместе в гей-клуб, и все на полном серьезе считали, что мы — парочка. Но чтобы ты…

И снова этот хрипловатый смех, и дрожание рук, и нетерпеливые прикосновения…

— Ладно. Допустим, поверила. — Я запустила пальцы в его растрепанные волосы. — Откуда же тогда это счастливое лицо?

— Вчера вечером, перед сном, я попробовал убедить себя в том, что ты уже уехала. Чтобы посмотреть, как это подействует на меня. — Он робко улыбнулся, заметив, что я задрожала всем телом. — Я спал без сновидений, но проснулся с окровавленным сердцем. И тут же вспомнил, что ты еще здесь.

— Что же мы будем делать, когда я действительно уеду? — спросила я шепотом.

— Придется это пережить, Элена, — ответил он, помедлив. — Понемножку: час, день, неделя… Не бойся. Это в человеческих силах.

Пальцы Нейла уже тянут с меня одежду. Он соскучился по моему телу, по моей постели. Глядя на него, потрясающе красивого в этом состоянии, я чувствую, что рассудок мне больше не повинуется. По бедрам и животу раз за разом проходят волны медленного огня. Это откровенная, ничем не замаскированная похоть, и мы оба в ее власти.

Я хочу быть сметенной грубой первобытной силой, я хочу быть порабощенной. Чтобы сообщить ему о своем желании, я хватаю его за горло. Немного придушить… почувствовать его возмущение, его гнев, его азарт… а потом его силу, силу вожака стаи, с которой он сломит мое сопротивление и подарит мне возможность всецело отдаться ему. Слушайся или умри.

Мои ноги дрожат. Зубы кромсают нижнюю губу. Распятая поперек кровати, я захлебываюсь воплями ужаса и одновременно восторга, мольбами о пощаде, импровизированными признаниями в любви. Еще, еще… Он никогда не остановится. Он вскрывает меня, как морскую раковину, раздирает, как дичь на пиру. Я снова девственница, и чужеземный варвар с жестоким сладострастием насаживает меня на член и извергает в мое саднящее лоно потоки горячей лавы. О, мой бог… Я убита.

Пока я пытаюсь вновь обрести дыхание, Нейл успевает принять душ, выкурить сигарету и принести из холодильника бутылку минеральной воды. Эту бутылку он для начала прикладывает к моей заднице, исторгая у меня пронзительный вопль, и только потом использует по назначению, то есть попросту пьет из нее. Глаза у него поблескивают от удовольствия.

Когда я возвращаюсь из душа, он лежит на кровати в своих застиранных синих джинсах, скрестив длинные ноги, и курит сигарету. Он лежит на спине, без подушки. Табачный дымок тонкими колечками уплывает к потолку. Тщательно я обследую его торс, не оставил ли неосторожный блондин каких-нибудь следов своей преступной страсти. Нейл беззвучно смеется. Я отбираю у него сигарету и нетерпеливым жестом приказываю ему перевернуться на живот.

— Глупая женщина. Я же сказал тебе: ничего не было.

Но над локтями обеих рук я обнаруживаю синяки, как будто кто-то силой удерживал его на месте или, наоборот, тащил куда-то… к примеру, на кровать.

— А это что такое?

Нейл посмотрел на синяки.

— А… — Отрывисто усмехнулся. — Это наша традиция. Бой без оружия и без правил. Просто стряхнуть с себя всю фальшь. Побыть таким, какой ты есть на самом деле. Не так часто это удается, знаешь ли.

— С Томом тебе это удалось?

— Не вполне. Я все время помнил о том, что мы не одни.

— А с Ронаном, значит, удалось?

— Да. Как обычно. Он хороший боец, выносливый и хладнокровный.

— Кто же победил?

— На этот раз я. Иначе и быть не могло. Хотя раньше бывало по-всякому.

— Где вы бились?

— В крепости. Да, прямо внутри. В семь утра там не было ни одного человека.

Два гибких, стройных силуэта на фоне полуразрушенных стен оружейных складов. Прозрачный утренний свет. Бой без оружия и без правил.

На спине под лопаткой цветет пышным цветом еще один синяк. И на боку.

— Схватка доставляет вам удовольствие — и тебе, и ему. Значит ли это, что вы любите друг друга?

— Ни с кем, кроме него, тебе не хотелось биться снова и снова.

Он лежит, уткнувшись лбом в подушку, не отвечая.

— А Джеффри? С ним было иначе? Неужели безо всякого удовольствия?

— Безо всякого. Но в каком-то смысле я благодарен ему. Навязчивые воспоминания о кошмарах моей юности в конце концов побудили меня заняться айкидо.

— Зачем? Ведь ты уже научился побеждать.

— Айкидо — это не только техника боя. Это техника изменения сознания. Я хотел изменить свое сознание, Элена.

— Так ты познакомился с Ронаном, правильно? Я угадала? У вас был один учитель.

Продолжать расспросы. Узнать о нем как можно больше. Он не скажет всего — всего, что мне хочется знать, — но пусть скажет хоть что-то…

Но он молчит, подлец. Не хочет рассказывать или просто задумался? В любом случае я не собираюсь сдаваться.

— Нейл, прошу тебя, расскажи мне про своего любовника с разными глазами. Ты почти ничего не рассказываешь о себе…

— Неправда, — возражает он. — Я тебе много чего рассказал. И запомни, наконец: он мне не любовник.

— Конечно, любовник. Просто вы заменили секс дракой. Ну что ты молчишь? Тебе кажется, что, рассказывая, ты обесцениваешь свое прошлое?

— А разве нет?

— Конечно, нет. Ведь ты рассказываешь мне. А я люблю тебя.

Еще не договорив, я понимаю, что в этом заявлении отсутствует логика, поэтому рассчитывать можно только на его эмоциональную составляющую. Нейл поглядывает на меня через плечо со странным выражением, как будто превозмогает желание бросить мне вызов. Попробуй меня заставить. Даже если в глубине души ему и хочется поговорить о том же, о чем и мне, какая-то сила препятствует этому. Какая-то внутренняя блокада. И устранить ее можно, только применив насилие. Как будто привязав его за руки к спинке кровати и пригрозив ему ножом или пистолетом, я сниму с него ответственность за выдачу секретной информации.

Я излагаю ему свою теорию, опутывая веревками его запястья. Он слушает с интересом, а потом разбивает ее вдребезги одним-единственным замечанием:

— Ты ведь знаешь, я никогда не упускаю случая порадовать тебя.

— Порадовать? Что же может порадовать меня сейчас, кроме твоего чистосердечного признания?

— Ощущение власти. Власти надо мной. Но я не против. Знаешь почему? Пожалуй, это можно объяснить словами молодой крестьянской девушки из анекдота, которую склонил к сожительству местный пастор: ах, ваша честь, ему это доставляло так много удовольствия, а мне так мало хлопот… — Он бросил на меня еще один взгляд, исполненный лукавства. — Ты же редко приводишь свои угрозы в исполнение. Ты млеешь от самой ВОЗМОЖНОСТИ сделать это. Трепет намерения.

Вот так он препарировал мою коварную женскую сущность. Разоблачил мои порочные наклонности. Без лишних слов я раскуриваю сигарету и показываю ему. Все ясно? Кивком он подтверждает: все ясно.

— Ты прав. Меня радует это зыбкое, постыдное, кратковременное ощущение власти. — Я говорю очень тихо, наклонившись к его лицу. Запах морской воды от его волос заставляет дрожать мои ноздри. — Потому что никакая другая форма власти над тобой мне недоступна. Я не могу сказать, что обладаю тобой. Никто не обладает тобой. Ты как вода, которую я черпаю решетом.

— А ты не черпай. Пей прямо из источника.

— Я ничего не знаю о тебе. Не знаю даже, сколько тебе лет…

— Ты знаешь достаточно, — отвечает он с неожиданной резкостью. — И если при помощи горящей сигареты собираешься выяснять, сколько мне лет, я скажу, что это напрасная трата времени. Придумай что-нибудь поинтереснее. Спроси, к примеру, сколько у меня было женщин, все вы любите задавать этот вопрос. Или…