Трагическое послание древних - Мулдашев Эрнст Рифгатович. Страница 7

Иллюстрацией последнему замечанию может стать случай, произошедший на этой же конференции. Та самая ведьмоподобная женщина в красном платье после неудавшегося со мной сеанса, очевидно, была не на шутку раздосадована: ну как же, так расщепериться — и никакого эффекта. Когда мы с Валей Яковлевой (она член гималайских экспедиций) отходили от них, эта женщина в красном платье, как мне потом объяснили, «стрельнула» Вале глазами во вторую чакру — точку жизненной силы человека. Вскоре Валя почувствовала упадок сил и в гостинице вообще слегла. Приглашенная по настоянию Вали «добрая фея» (а там, на конференции, собрался полный спектр «сказочных персонажей», от добрых фей до нечистой силы) диагностировала, что у Вали эта чакра «пробита». На следующий день силы у Валентины постепенно восстановились.

Итак, размышляя о телепатической передаче информации о Городе Богов, я пришел к выводу, что вряд ли это могло быть. Но вопрос, почему эта информация так крепко засела в моей голове, продолжал мучить меня.

— Я думаю, Юра, что никакой телепатической передачи легенды о Городе Богов не было. Дуб я в этих делах! — сказал я Юрию Ивановичу утвердительно.

— Ну, как сказать, дуб. Вспомни, что Петька-то Гаряев на своем аппарате достиг телепатического переноса генетической информации. Что уж тут говорить о передаче мысли! — засомневался Юрий Иванович, видимо, вспоминая рассказы о двух гениальных российских ученых — Петре Петровиче Гаряеве и Георгие Георгиевиче Тертышном, которые создали установку по передаче генетической информации на расстояние.

— Нет, Юра, даже если информация о Городе Богов была послана кем-то в мою сторону, был бы эффект «как об стену горохом». Нечувствительный я к этому. Сам знаешь, у меня нет никаких йоговских способностей, простой я человек, деревенский, даже музыкальной школы не закончил. Да и профессия моя — хирургия — далека от потусторонних мыслей и сверхчувствительности. Когда режешь глаз, Юра, никакие мысли тебя не должны колыхать, надо оградиться от всяких внешних воздействий, все внимание должно быть на операционном поле. Я ведь даже маму родную способен прооперировать, — настолько от-тренировал концентрацию внимания во время операции. Куда уж тут пробить меня посланной мыслью! Во время оргазма, говорят, человек становится восприимчивым к чужим психическим воздействиям, но от операций-то оргазм я не испытываю.

— У меня тоже, кстати, от ремонта аппаратуры оргазма не бывает, а от заточки инструмента чуть ли не оргазм ловлю, шеф, — засмеялся Юрий Иванович.

— Одного не знаю, Юра, почему эта легенда о Городе Богов так крепко засела у меня в голове.

— Хочу рассказать тебе еще одну историю, — сделав паузу, сказал Юрий Иванович. — В общем, зэк один к нам в техотдел приходил. Очень любопытное рассказал.

— Да что у вас там, в техотделе! Всякий сброд собирается, что ли?

— Да ладно, шеф, не возникай! Сам-то, вон, в операционной все время тюремные песни слушаешь. Как ни зайдешь в операционную, одно и слышно: «…а далеко, далеко, уходил от погони, человек в телогрейке или просто зэ-ка…»

— Да, уж. Душевные они и каким-то примитивным фанатизмом от них веет, что как бы упрощает ситуацию во время операций. Однажды, Юра, оперировал я одного высокопоставленного человека. Перед операцией под местным обезболиванием ему говорю: «Вы не волнуйтесь! Музыку слушайте! Весь акцент на музыку переведите, от ощущений в ране постарайся отвлечься…» А после операции он мне и говорит: «А я-то, Эрнст Рифгатович, думал, что Вы под классическую музыку оперируете!» Стыдно мне даже стало, — проговорил я.

— Так вот, — продолжал Юрий Иванович многозначительно, — приходит, значит, к нам в техотдел зэк. К тебе не решился идти, узнал откуда-то, что мы с тобой друзья, вот ко мне и пришел. Сел и начал рассказывать. Мужики-то у меня, особенно Витька с Мишкой, душевные, сам знаешь. Сидят, точат инструменты, а если им кто что и рассказывает, точат и слушают, радио не надо. Дисциплина у меня что надо, хорошая…

— Что рассказал зэк-то?

— Этот зэк, бывший, конечно, и рассказал, что сидел в зоне, где особая аномалия была.

— Как понять — в зоне была аномалия?

— Зона была в аномальной зоне.

— А… а…

— В этой зоне, расположенной в аномальной зоне, происходили события, рассказывал зэк, не укладывающиеся в человеческое воображение.

— Он нормальный, этот зэк-то? — перебил я.

— Да нормальный. Интеллигентный даже. Худой такой, как рыбья кость. Говорил, что незаслуженно сидел, всего-навсего на шухере стоял, — сказал Юрий Иванович.

— И что он рассказал?

— Стоят, говорит, автоматчики в «ПШ»…

— Что такое «ПШ»?

— Полушерсть, то есть полушерстяная одежда охранников в тюрьме.

— А… а…

— Стоят они, значит, в «ПШ», а корешам по камере кажется, что они в саванах, но с автоматами. Никто не делал попыток бежать. Не автоматов боялись, а саванов. Автоматчиков мертвецами называли.

— Бред какой-то…

— Да, бред, но массовый. Всем зэкам в зоне так казалось, говорит. Но самое главное не в этом. Всем летающие тарелки мерещились… и пирамиды. Даже мысль была на летающей тарелке из зоны сигануть, до пирамиды долететь и в ней скрыться. А один из корешей по камере, говорит, постоянно общался с пилотом летающей тарелки. Тот ему и говорит следующее…

— Кто кому говорит?

— Пилот летающей тарелки говорит зэку.

— А… а…

— Мы, говорит, люди, до вас жившие на Земле. В свое время нас оставалось очень мало. Но мы построили пирамиды и через них обрели большую силу. О некоторых пирамидах ваши люди знают, о некоторых нет. Мы решили не жить рядом с вами и с помощью пирамид перешли в другой, параллельный мир, где и живем сейчас. Иногда мы появляемся в вашем мире и наблюдаем за вами.

— Значит, о некоторых пирамидах мы не знаем, говоришь…

— Так говорил зэк, то есть пилот летающей тарелки говорил зэку.

— А… а… А где находится эта зона?

— Где-то в Сибири, говорил зэк, — ответил Юрий Иванович.

— А где конкретно? — спросил я.

— Не помню. На юге Сибири вроде…

— Не в районе ли знаменитой Кашкулакской пещеры в Хакасии, про которую рассказывают много легенд?

— Не помню, не уточнял. Понимаешь, водители Володька с Серегой вошли, перебили, а потом меня в операционную вызвали, лампочка в микроскопе перегорела. А когда я возвратился, зэк уже ушел.

— Египетского сфинкса зэк, то есть пилот летающей тарелки, не упоминал? — задумчиво спросил я.

— Нет.

— Куда же все-таки смотрит сфинкс? — произнес я. — Уж не на Город Богов ли?

— Не знаю.

— Кстати, Юра, откуда зэки узнали про нас?

— Зэки в тюрьме прочитали твою книгу. Хотели даже хором в Сомати войти, чтобы быстрее время заключения пролетело, — ответил Юрий Иванович.

— Ясно.

В этот момент мне совсем не хотелось думать на тему фантастичности этого рассказа. Все, в том числе и зэки, имеют право высказать все, что они пожелают. Чванливое высокомерие — худший союзник исследователя. Этот зэк вызвал у меня даже уважение: приехал же откуда-то, чтобы рассказать.

В этот момент мои мысли сумбурно бродили вокруг все той же легенды о Городе Богов, вокруг надоевшего вопроса— почему же эта легенда так накрепко засела в моей голове? Рассказ зэка почему-то нервировал, и ощущение собственной тупости опять подступило ко мне. Тогда я решил разложить все, как говорится, по полочкам.

Я все же понимал, что кроме сознательной оценки действительности существует еще и подсознательный пласт знаний, который до поры до времени себя ничем не проявляет и глубоко затаен, но когда-нибудь, по какому-то высшему велению, начинает проявляться и будоражить тебя. Ничем иным объяснить откуда ни возьмись появившуюся мысль о существовании Города Богов я не мог. Да и в самом деле, почему мы должны верить в литературные источники, древние манускрипты и мнения авторитетных чинов, а не верим самим себе? Ведь каждый из нас является составной частью бытия, как и другие, каждый из нас имеет Душу и Дух, соединенные с нашей главной Родиной —Тем Светом, и каждый из нас имеет одинаковый потенциал интуитивного проявления вечных подсознательных знаний. Каждый человек, я думаю, чувствовал в ходе своей жизни множество волнующих, похожих на сон, глубинных ощущений и мыслей, но далеко не каждый, видимо, акцентировал на этом внимание, и, конечно же, только единицы из многих принимали эти подсознательные мысли как руководство к действию.