Говорящий сверток (с иллюстрациями) - Даррелл Джеральд. Страница 28

– Нет, Освальд свой. Ручной, как три овцы, наш Освальд.

– Он согласится нам помочь? – поинтересовался Саймон.

– Вот это я и собираюсь у него узнать. Главное – привлечь его внимание, он немного глуховат.

Попугай перешел на нос лодки, приложил крылья к клюву и закричал:

– Освальд! Это я – Попугай! Я тут, балда, в лодке!

Освальд нерешительно завертел шеей. Внезапно он заметил лодку, и глаза его удивленно расширились. Он взвизгнул от удовольствия и с криком «Сдобная лепешка! Я так давно мечтал о сдобной лепешке!» ринулся вперед, нагнул шею и, прежде чем кто-либо успел шевельнуться, сгреб в пасть лодку, троих ребят, Попугая, Этельреда, большую корзину с едой, серпы и мешки для руты и лаванды.

«О Господи, – мелькнуло у Пенелопы, когда громадные челюсти с белыми зубами сомкнулись вокруг них, – вот теперь уж точно конецнашему приключению».

Глава седьмая

ОБОРОТНИ И ОГНЕВКИ

– У-у-у, дуралей! – завопил Попугай во мраке Освальдовой пасти. – У-у-у, кретин безмозглый! С этими созданиями, того гляди, все перья вылезут.

– Что нам делать? – спросил Питер.

– Делать? – воскликнул Попугай. – Делать? Выбираться отсюда как можно скорее, пока этот болван не проглотил нас. Вы берете серпы, мне даете подзорную трубу, и мы бьем его по зубам.

– Ням-ням, – услышали они. Освальд разговаривал сам с собой, голос его звучал глухо и гулко. – Ням-ням, столько лет мечтать о ней, и вот – какой восхитительный аромат! Какое нежное тесто! Ням-ням, наконец-то настоящая сдобная лепешка.

– Сейчас я покажу этому дурню лепешку, – прохрипел Попугай. – Так, все разом!

И в тот момент, когда Освальд начал произносить «ням-ням» в четвертый раз, ребята, Этельред и Попугай ударили его изо всех сил по зубам. Поэтому у него получилось «ням-ням-уй-ух-ах-х!», и без дальнейших разговоров он выплюнул лодку со всем содержимым. Затем он свесил голову вниз и внимательно присмотрелся.

– Вот так штука, – сказал он изумленно, – оказывается, в лепешке люди! В жизни ничего такого не встречал.

– Это я, Попугай! – завопил Попугай, размахивая подзорной трубой.

– Будь это даже белая лепешка с людьми, и то я назвал бы это небывалым событием, – рассуждал Освальд, загипнотизированный такой загадкой, – но красная лепешка с людьми – это нечто феноменальное!

– Я готов задушить это пресмыкающееся, – пробормотал Попугай. Затем заорал: – ОСВАЛЬД! Это я, ПОПУГАЙ!

Освальд еще внимательнее вгляделся в лодку.

– Вот так штука! – сказал он в приятном изумлении. – Никак, это Попугай! Рад видеть тебя. Но отчего ты плаваешь в сдобной лепешке? Это очень опасно, милый мой. А вдруг тебя кто-нибудь съест? Что ты тогда будешь делать? Если уж тебе непременно надо плавать, плавал бы, как полагается, на шхуне или еще на чем-нибудь в таком роде.

– Это не лепешка, а лодка! – заорал Попугай.

– Селедка? – переспросил Освальд. – Нет, нет, мой дорогой. Мне неприятно спорить с тобой, но я знаю селедок. Селедка выглядит совсем иначе. Кроме того, она плавает под водой, а не поверх воды, и она не красная. Нет, нет, поверь мне, это лепешка. Из тех, что пекут в Болгарии, марципановая.

– Я не могу разговаривать с тобой без слуховой трубки! – крикнул Попугай. – Сейчас я потеряю голос.

– Нет, – возразил Освальд, – и не полоз. Конечно, я могу ошибаться. Есть вероятность, что это пончик, но сомневаюсь, очень сомневаюсь. Едва ли пончик плавал бы так хорошо.

– Ну что толку иметь самые большие уши во всей Мифландии, если ничего не слышишь, – простонал Попугай. Он взлетел и примостился Освальду на ухо. – Где твоя слуховая трубка? – прокричал он.

– Ну, то-то, – довольным тоном произнес Освальд. – Я так и думал. Я рад, что ты согласен со мной, мой дорогой. Селедка совсем другая – с глазами, хвостом, чешуей и вообще не то.

– Где слуховая трубка? – завопил Попугай. – ТРУБКА, ТРУБКА!

– Совершенно незачем так орать и бесноваться, – обиженно заметил Освальд. – Я и без твоих криков и визга отлично слышу.

– Слуховая тру-убка! – закричали ребята хором.

– А-а-а, вы хотите на нее взглянуть? – проговорил Освальд с довольным видом. – Минутку, она у меня тут – последняя новинка. Мне-то она, разумеется, не нужна. Я и так прекрасно слышу, но иметь ее полезно. Знаете, я сделал одно открытие: если через нее проливать сахарный сироп, то на тортах получается прелестнейший рисунок из глазури.

Он пошарил под водой своей чешуйчатой лапой и вытащил янтарный слуховой рожок, отделанный серебром. Приставив рожок к уху, он посмотрел на них с лучезарной улыбкой.

– Ну, каково? – спросил он. – По-моему, шикарно.

– Очень краси-иво! – прокричали ребята.

– А? – переспросил Освальд, перегибаясь вниз и прижимая трубку покрепче к уху.

– Краси-иво!

Освальд распрямился, вынул трубку и заглянул в нее.

– Одну минутку, – сказал он, – технические неполадки.

Он запустил внутрь длинный коготь, покопался там, затем встряхнул трубку, и оттуда высыпалось порядочное количество засохшей глазури.

– Вот так, – с довольным видом сказал он, – иногда засоряется.

Он опять приставил рожок, и Попугай опять взлетел ему на ухо.

– Теперь слышишь? – спросил он.

– Прекрасно слышу, – удивленно отозвался Освальд, – Я и раньше, слышал. Всю твою чепуху про селедку.

– Хорошо, слушай внимательно. Нам важно добраться до Оборотнева острова как можно скорее.

– До Оборотнева острова? – повторил Освальд. – За каким чертом? Мерзкое место, мерзкий народ. Я там не так давно загорал, так волки все время швыряли в меня камнями. Гнусные, вульгарные твари.

– Понимаешь, рассказывать, зачем нам туда надо, было бы сейчас слишком долго, мы очень торопимся, – сказал Попугай. – Мы должны туда попасть до восхода луны. Мог бы ты взять нас на буксир?

– Ничего нет проще, – ответил Освальд. – У вас в лепешке, наверное, найдется веревка? Ну так обвяжите ее вокруг моей шеи – и помчали.

Они накинули фалинь на шею Освальду и тронулись. Сперва Освальд от усердия развил такую прыть, что лодку швыряло из стороны в сторону и их чуть не выбросило. Слуховую трубку он спрятал, так что докричаться до него они не могли, и в конце концов Попугаю пришлось взлететь ему на нос и хорошенько его клюнуть.

Тогда только Освальд понял свою ошибку. После чего он взял правильную скорость и они полетели по волнам так, что ветер гудел в ушах.

– Скажи, пожалуйста, – спросил Саймон, – почему Освальд носит поварской колпак?

– Потому что он и есть повар, – отозвался Попугай. – Он обучался в Париже и Китае. Превосходный, кстати, кулинар. Но его отец не разрешил ему заниматься этим всерьез, он считал, что профессия повара не для морского змея. Он заставил беднягу бросить свое любимое занятие и войти в фамильное дело.

– А в чем оно состоит?

– Это фирма, которую основал прапрадедушка Освальда, называется она «С нами не соскучишься». Если какое-нибудь курортное местечко не пользуется популярностью у публики, туда на некоторое время посылается кто-нибудь из семьи. Он показывается, дает себя пару раз сфотографировать, и, не успеешь оглянуться, как курорт набит битком желающими увидеть морского змея. Но Освальд очень застенчив, не терпит шумихи, существо он доброжелательное, ему неприятно оставлять следы в чужих двориках или дуть на участников пикника из-за скалы. Нет, ему хотелось одного – открыть ресторанчик. Но отец заявил, что никто еще у них в семье не держал ресторанов, и Освальду пришлось овладеть семейной профессией. И стряпает он теперь только для своего удовольствия.

– Бедный Освальд, – сказала Пенелопа.

– Да, обидно, – проговорил Питер. – Наверное, ужасно выставлять себя напоказ, когда ты застенчив.