Свет в океане - Антонов Виктор Вячеславович. Страница 15

– Ты серьезно? Что это еще за имя…

На ее лице появилось обиженное выражение.

– Так звали моего двоюродного дедушку. Заведей Занзибар Грейсмарк.

Том изумленно на нее уставился, и она продолжила:

– Я обещала бабушке перед ее кончиной назвать своего сына, если он у меня будет, именем ее брата. Я не могу взять свое обещание обратно.

– Вообще-то я думал о нормальном имени.

– Ты хочешь сказать, что у моего двоюродного дедушки было ненормальное имя? – Изабель, не выдержав, расхохоталась: – Купился! Купился с потрохами!

– Ах ты, хитрюга! Ты об этом еще пожалеешь!

– Нет, перестань! Хватит!

– Никакой пощады!

Он щекотал ее в живот и шею.

– Сдаюсь!

– Слишком поздно!

Они лежали на траве, за которой начиналась Отмель Кораблекрушений. День клонился к вечеру, и мягкие лучи солнца окрашивали белый песок в золото.

Неожиданно Том замер.

– Что случилось? – спросила Изабель, выглядывая из-под длинных прядей волос, закрывавших лицо.

Он откинул ей пряди назад и долго смотрел, не говоря ни слова.

– Том? – Она провела рукой по его щеке.

– У меня никак в голове не укладывается. Еще три месяца назад были только мы с тобой, а теперь еще есть вот эта новая жизнь. Которая появилась из ниоткуда. И похожа она на…

– Ребенка.

– Да, на ребенка, но дело не в этом, Изз. Раньше, еще до твоего приезда, я часто размышлял на маяке, что такое жизнь. В смысле по сравнению со смертью… – Он смутился. – Я болтаю глупости. Больше не буду.

Изабель устроилась поудобнее и подложила кулак под подбородок.

– Ты редко о чем-то рассказываешь, Том. Прошу тебя, продолжай.

– Я не знаю, как это выразить. Откуда взялась жизнь?

– А это важно?

– Важно? – переспросил он.

– Это таинство, которого нам не дано понять.

– Бывают минуты, когда мне ужасно хочется узнать ответ. Это правда! В последний раз, когда рядом со мной погиб человек, мне очень хотелось спросить у него, куда он отправился. Вот только что он был рядом, совершенно здоровый и нормальный, а потом в него угодило несколько кусочков свинца, от которых невозможно увернуться, и теперь он уже в другом месте. Как это возможно?

Изабель подтянула к себе колени и, обняв их одной рукой, другой оперлась о землю.

– Как ты думаешь, люди помнят эту жизнь, когда уходят? Вот мои бабушка и дедушка – они там по-прежнему вместе?

– Понятия не имею.

Она вдруг встревожилась:

– А когда мы умрем, Том, Бог ведь нас не разлучит? Он позволит нам быть вместе?

Том обнял ее.

– Ну вот, видишь, чем все кончилось? Зря я затеял этот глупый разговор! Слушай, мы же выбирали имена! И я пытался спасти бедного мальчугана от жизни под именем Заведей какой-то там Занзибар. А что с женскими именами?

– Элис, Амелия, Аннабель, Ариадна…

Том поднял бровь.

– Ну вот опять! «Ариадна»! Жизнь на маяке и так несладка, так что давай не будем усугублять это именем, над которым все будут смеяться.

– Осталось еще каких-то пара сотен страниц, – заметила Изабель, улыбаясь.

– Так давай не будем отвлекаться!

В тот же вечер, выйдя на галерею на маяке, Том снова задумался над мучившим его вопросом. Где находилась душа их ребенка раньше? И куда отправится потом? Где оказались души парней, с которыми он месил на фронте грязь и делил все беды и радости?

Вот он, живой и здоровый, находился сейчас здесь с чудесной женой в придачу, и какая-то душа решила к ним присоединиться. И из ниоткуда появится ребенок. Над ним так долго висела смерть, что такой подарок судьбы казался просто невероятным. Он вернулся в помещение и посмотрел на фотографию жены, висевшую на стене. Загадка! Иначе и не скажешь!

Другим подарком, заказанным Томом и доставленным на катере, было «Руководство по уходу за детьми для австралийских матерей» доктора Сэмюэля Гриффитса. Изабель изучала его все свободное время.

Она постоянно забрасывала его вопросами:

– А ты знаешь, что коленки у младенцев не из кости? – Или: – А ты знаешь, в каком возрасте младенцы начинают есть с ложки?

– Понятия не имею, Изз.

– Угадай!

– Ну откуда мне знать?

– С тобой совсем неинтересно! – пожаловалась она и снова уткнулась в книгу.

За несколько недель она так зачитала книгу, что страницы поистрепались и даже перепачкались от постоянного чтения на траве.

– Тебе же предстоят роды, а не экзамен!

– Я просто хочу все делать правильно! Я же не могу постучаться в соседнюю дверь и спросить у мамы, верно?

– Какая же ты глупышка! – засмеялся Том.

– А что? Что здесь смешного?

– Ничего. Абсолютно ничего. Даже если бы я мог, я бы ничего не стал в тебе менять!

Она улыбнулась и поцеловала его.

– Из тебя выйдет просто замечательный папа! Я это точно знаю!

Но в ее глазах промелькнул вопрос.

– Что? – решил ей помочь Том.

– Ничего.

– И все же?

– Твой отец. Почему ты никогда о нем не говоришь?

– Мы не ладили.

– Но какой он был?

Том задумался. Как описать отца в двух словах? Как описать его взгляд, никого и никогда не пускавший в свой внутренний мир?

– Он был из тех, кто всегда прав. И не важно, о чем шла речь. Он жил по своим, не подвергавшимся сомнению правилам и оставался им верен, невзирая ни на что. – Том вспомнил высокую фигуру отца, в тени которой прошло все его детство. Такой же холодной и бесчувственной, как могила.

– Он был строгим?

Том горько усмехнулся.

– «Строгим» – не то слово! – Он потер подбородок, стараясь подобрать правильные слова. – Может, он хотел воспитать из сыновей достойных мужчин. Он порол нас за любую провинность. Во всяком случае, меня. Сесил всегда сваливал вину на меня и отделывался легким испугом. – Том снова усмехнулся. – Хотя должен признать: в армии такое воспитание здорово пригодилось. Никогда не знаешь, что в жизни пойдет на пользу! – Он снова стал серьезным. – И еще один плюс: на фронте было не так страшно, зная, что похоронка на тебя никому не разобьет сердце.

– Господи, Том! Как можно говорить такое?!

Он прижал ее голову к груди и молча погладил по волосам.

Бывали дни, когда океан становился не похож сам на себя. Он терял синеву и превращался в свирепого дикого монстра, породить который могли только боги. Он с яростью обрушивался на остров, отгрызая от скал целые куски и накрывая облаком брызг всю башню маяка. Его рев казался рыком лютого зверя, чья злоба не знала границ. Именно в такие дни маяк нужен больше всего.

В самые свирепые штормы Том находился на маяке всю ночь, греясь возле керосиновой печки и балуя себя горячим сладким чаем из термоса. Он думал о тех бедолагах, которые сейчас на судах в море, и благодарил Бога, что сам в безопасности. Он вглядывался в ревущую пучину в поисках сигналов бедствия и держал наготове ялик, хотя в такую непогоду какой от него толк?

В ту майскую ночь Том сидел с блокнотом и карандашом и прикидывал расходы. Его ежегодное жалованье составляло триста двадцать семь фунтов стерлингов. Сколько стоили детские ботинки? По словам Ральфа, дети вырастают из них очень быстро. Потом одежда. И учебники. Конечно, если он останется на маяке, Изабель сама будет учить детей. Но в такие ночи Том часто задавался вопросом, а было ли вообще справедливо навязывать такой образ жизни другим, тем более детям. Но ему тут же вспоминались слова одного смотрителя маяка с восточного побережья по имени Джек Троссел.

– Клянусь, для детей лучше места не найти! – заявил он Тому. – Все шестеро моих пышут здоровьем! Вечно играют и озоруют! Исследуют пещеры, строят шалаши. Настоящая шайка первооткрывателей! А жена следит за тем, чтобы уроки были сделаны. Уж поверь мне на слово – растить детей на маяке легче легкого!

Том вернулся к своим расчетам: как сэкономить, закупить всю нужную одежду и лекарства и еще бог знает что. Перспектива стать отцом его пугала и волновала одновременно.