Мой ангел злой, моя любовь…(СИ) - Струк Марина. Страница 67

— Et vous? [304] — Анна в тревоге взглянула на Марью Афанасьевну, которая ныне выглядела такой спокойной. Сидела, откинувшись на стенку дормеза устало, медленно поглаживая болонку, пытаясь успокоить ту при это шуме, что стоял вокруг. — Как же вы?

— Ne vous en faites pas, ma chere [305], - ответила графиня, улыбаясь одними уголками губ. — Что могут сделать старухе? Ровным счетом ничего. Но я никогда не прощу себе, коли что-то худое свершится с вами. И он…. Он тоже не простит мне того! Allez [306], все уже готово для вашего отъезда!

Анна порывисто склонилась к Марье Афанасьевне и коснулась губами ее морщинистой руки, пытаясь скрыть слезы, что навернулись на глаза в тот миг.

— Au revoir, Марья Афанасьевна!

— A bientot, ma fillette! — eасково пробежалась по русоволосым локонам рука графини, прощаясь. — A bientot! [307] Ну же! Идите, не то поздно будет укрываться!

Анна уже стояла в проеме дверцы, когда на противоположном берегу показались всадники в красно-синих мундирах и высоких шапках-конфедератках. Развевались под порывами летнего ветерка бело-красные флюгерки пик, что были в руках всадников, плюмажи на головных уборах. Всадники задержались всего на миг, оглядывая окрестности, а после пустили коней на пересечение реки по знаку своего капитана, едущего во главе отряда.

Анна отшатнулась резко назад, в глубину дормеза, опустилась на сидение подле графини, что взглянула в проем поверх ее головы, на едущих к ним воинов. «Tranquille, ma chere, tranquille» [308], прошептала та Анне, а после сбросила с колен болонку, аккуратно пробралась к проему и выглянула из кареты, раздумывая, что ей следует делать ныне. Всадников было около трех десятков, а людей ее ныне не более десятка. Тут только на милость и благородство капитана оставалось надеяться, который уже был в пятке шагов от дормеза.

— Вот олухи-то! — вдруг воскликнула тихо графиня, когда до нее донеслась короткие переговоры между всадниками. — Это ж надо так напутать! Французскую речь со славянской!

И уже совсем по-иному взглянула на подъехавшего к карете капитана, даже взглянула него с некой теплотой в глазах, что редко позволяла себе. Это были польские уланы. Значит, они заехали близко к расположению русской армии. Но успокоилась только, когда капитан улан представился:

— Пан Влодзимир Лозинский из фольварка Бельцы, что под Гродно.

— Dieu merci [309], - графиня протянула капитану руку, которую тот учтиво поцеловал. Ей довелось встречаться с полковником Гродненских гусар, потому и доли опасения не возникло в ее голове в этот момент. — Графиня Завьялова Мария Афанасьевна. Мои люди приняли вас за французов, чем вызвали переполох и панику! Едва сердца не разорвались от страха такого…

Она заметила, как капитан взглянул поверх ее плеча, расслышав тихий шелест в глубине кареты, увидела, как чуть расширились его темно-карие глаза, и дрогнули уголки губ. Короткие мимолетные признаки того, что поляк заметил Анну за ее спиной.

— Смею просить вас о помощи, сударь, — проговорила Марья Афанасьевна, снова привлекая внимание капитана. — Мы совершенным образом застряли в этой реке! Быть может, ваши люди могли бы при участии моих холопов сдвинуть дормез с места? Я уже оставила надежду перебраться на тот берег и с радостью встала бы на этом!

— Avec un grand plaisir [310], - произнес поляк, возвращаясь на миг взглядом к Анне, а после отступил в сторону, подавая знак своим людям, что прислушивались к разговору. — Стефан и Лодзь помогут вам переправиться на берег, пани графиня, а остальные толкнут карету из воды.

Уланы проехали к берегу, часть из них оставила пики и лошадей и вернулась в воду на ногах, чтобы помочь людям графини вытащить дормез. Двое из них, сложив руки таким образом, чтобы Марья Афанасьевна ступила на них будто на площадку, приблизились к карете.

— Но…, - нахмурилась графиня, не желая оставлять Анну наедине с капитаном, что по-прежнему держался близи кареты верхом. Но тот только поторопил ее: «Быстрее, пани графиня, быстрее! Мы не можем стоять тут долго! Вы должны понимать наше положение», и она смело ступила на эту импровизированную площадку из переплетенья рук, позволяя отнести себя на берег, то и дело оглядываясь назад.

Капитан склонился к проему каретной дверцы, улыбнулся, пытаясь успокоить взволнованно сжимающую руки Анну.

— Панне ненадобно тревожиться. Ей никто не причинит вреда. Пан Влодзимир жизнь положит за то.

Он был красив, этот уланский капитан. Красивее даже, чем ее брат, вынуждена была признать Анна. Тонкие благородные черты лица, чуть тронутая загаром кожа, темные глаза под козырьком конфедератки. Анна разгадала тут же натуру поляка: красивый и мужественный, он явно был избалован женским вниманием и быстро получал плоды от своих благородных поступков в сторону девиц.

— Панна может выходить из возка. Я отвезу панну на берег, — продолжил поляк, удерживая коня возле кареты. Ах, вот что он удумал, этот хитрый пан, не могла удержать губы от легкой ироничной улыбки Анна. Что ж, хочет быть спасителем душ — пусть им будет!

Она подняла болонок с пола кареты, взяв каждую подмышку, шагнула к проему.

— Ах, как это мило! Как это удивительно благородно с вашей стороны прийти на помощь в нашей беде! Вы — истинный спаситель! — пропела она мелодично, как всегда обращалась к тем, кого хотела очаровать своей красотой, улыбнулась очаровательно и…. сунула поляку в руки двух болонок графини, а сама махнула рукой Григорию, что ухмыляясь, стоял поблизости, прыгнула крепкому, хотя и пожилому лакею на руки. Капитану только и оставалось, что пустить коня следом за лакеем, несущим барышню к берегу, пытаясь изо всех управиться с маленькими злыми созданиями в руках под крик графини: «О, mes bebes! Avec precaution, monsieur!» [311]. Он был готов поклясться, что помимо деланной тревоги в ее голосе слышался смех.

Но как же красива была эта русоволосая нимфа, которую он отыскал среди этих речных вод! Какой же обворожительной была ее улыбка! Каким светом светились глаза! Жаль, что она — русская, с легкой горечью подумал капитан, передавая на берегу собак в руки графини. И как жаль, что столь многое разделяет их ныне…

— Благодарим от всей души, сударь, за вашу помощь. Вы часом не ведаете ли переправы поблизости через эту реку? — спросила его графиня, пока выталкивали дормез из плена речного ила и вывозили его на берег. Владимир снял конфедератку с головы, поправил тут же растрепавшиеся на ветру волосы, украдкой наблюдая за панной. — Хотелось бы до вечера на тот берег перейти.

— Увы нет, пани графиня, — ответил ей капитан, спешиваясь, согласно правилам хорошего тона. Вдруг повернулась к нему панна, спросила тихо:

— Не встречали вы, сударь, кавалергардский полк?

И снова поляк покачал головой, только тут понимая ошибку женщин, ощущая какое-то странное сожаление при последних словах панны. Он очень хотел бы надеяться, что она спрашивает, движимая тревогой о брате или ином родственнике. Но Анна взяла одну болонок из рук графини, видя, что той тяжело справляться с двумя собаками одновременно. Сверкнули в солнечных лучах кроваво-красные камни в кольце на одном из ее пальцев. На котором носят по обыкновению обручальное кольцо.

— Мне не доводилось встречаться с кавалергардами, панна, — честно ответил Владимир. Он еще и сам не знал, что вскоре ему придется столкнуть с ними лицом к лицу. Через считанные дни, ведь менее седмицы оставалось до того кровопролитного сражения, что состоится на поле близ деревеньки Бородино. Но пока же о том, что уготовано судьбой для русской и французских армий не ведал еще никто из тех, кто стоял на этом песчаном берегу неширокой реки, наслаждаясь теплотой солнечных лучей и дивным светло-голубым небом без единого облачка.