Мясной рулет. ВСТРЕЧИ С ЖИВОТНЫМИ - Даррелл Джеральд. Страница 18

Оленят приходилось кормить не только днем, но и дважды за ночь: в полночь и на рассвете. Мы разработали график ночных дежурств - по неделе раз в месяц - работали мы вчетвером. Признаться, я полюбил ночные дежурства. Пробираясь глубокой ночью по озаренному луной парку к сарайчику, где жили оленята, приходилось идти мимо рядов клеток и открытых загонов, где животные всегда бодрствовали. Медведи, в неверном свете луны казавшиеся раза в два больше истинных размеров, пофыркивали друг на друга, грузно шаркая лапами среди зарослей куманики в своем загоне, но их было нетрудно отвлечь от поисков улиток и прочих лакомств, если у вас в кармане лежало несколько неотразимых кусочков сахару. Медведи сходились и усаживались в ряд на корточках, положив лапы на колени, - ни дать ни взять собрание мохнатых сопящих Будд. Они вскидывали головы, ловили на лету куски сахару и съедали их хрустя и облизываясь. Увидев, что запас сахара истощился, они страдальчески, глубоко вздыхали и снова отправлялись искать улиток.

Мой путь проходил мимо волчьего леса - двух акров сосняка. В мрачной, таинственной чаще, где луна серебрила стволы и бросала на землю черные тени, легконогая волчья стая двигалась среди стволов стремительно и бесшумно, словно невиданный теневой прибой. Они обтекали стволы, стелясь по земле совершенно беззвучно, но порой до меня доносилось еле слышное дыхание или внезапное рычание и щелканье зубов - видимо, волки сцепились на бегу.

Наконец, вы подходите к сарайчику, зажигаете фонарь. Маленькие оленята, услышав шаги, начинают метаться по выстланному соломой полу, взывая к вам дрожащими голосками. Как только вы приоткрываете дверь, они бросаются навстречу на расползающихся, неуклюжих ножках и принимаются неистово сосать ваши пальцы, даже полы пиджака и так неожиданно подбивают вас под колени, что вы еле удерживаетесь на ногах. Затем наступает прекрасная минута, когда соски удалось затолкать им в рот, и они взахлеб пьют теплое молоко, широко раскрыв глаза и пуская пузыри, собирающиеся, как усы, по углам рта. Кормить звериных малышей из бутылочки всегда очень приятно, хотя бы потому, что они забывают про все на свете и всецело поглощены этим важным делом. Но с этими маленькими оленятами Давида я испытывал совсем особенное чувство. Глядя, как они в неровном свете фонаря взахлеб сосут молоко, пуская слюни, иногда поддавая лбами воображаемое вымя, я думал о том, что они, может быть, самые последние представители своего рода.

В Уипснейде я ухаживал и за небольшой группой крупных животных, которых тоже не встретишь в природе, - это были самые очаровательные и забавные существа, с какими мне приходилось встречаться. Я имею в виду малочисленное стадо белохвостых гну.

С виду белохвостый гну - создание, похожее на химеру. Попробуйте вообразить существо, у которого тело и ноги стройной маленькой лошадки, тупая круглая морда с широко расставленными ноздрями, густая белая грива на крутой шее и белый хвост, развевающийся, словно плюмаж. Рога, как у буйвола, загнуты наружу и вверх над самыми глазами, и животное взирает на вас как бы исподлобья с неизменно подозрительным и брюзгливым выражением. Если бы гну вел себя нормально, такая странная наружность не очень бросалась бы в глаза, но в том-то и дело, что ведет он себя ненормально. Некоторое понятие о его "манерах", пожалуй, можно получить, вообразив нечто среднее между лихой пляской и классическим балетом со включением элементов йоги.

Обычно я кормил гну по утрам, и времени у меня всегда уходило вдвое больше, чем нужно: гну устраивали для меня спектакль настолько поразительный, что я терял представление о времени. Они гарцевали, приплясывали, лягались, взвивались на дыбы и кружились волчком, выбрасывая стройные ноги далеко в стороны, словно у них нет суставов, со свистом били хвостами - ни дать ни взять цирковой шталмейстер с шамбарьером. В разгаре своего дикого танца они внезапно останавливались как вкопанные и сверлили меня глазами, вторя моему хохоту гулким утробным фырканьем. Глядя на гну, носившихся в диком, бешеном танце по загону, я воображал, что это геральдические звери, сошедшие со старинных гербов: они гарцуют и отрабатывают на зеленом травяном ковре странные "живые картины".

Не знаю, как можно поднимать руку на таких игривых, уморительных животных. А ведь это делали первые поселенцы на юге Африки, которые считали мясо белохвостого гну подходящим продуктом питания и безжалостно истребляли громадные стада веселых, полных жизни существ. Этому истреблению антилопы сами содействовали своим необычным поведением. Их любопытство не знает пределов, и, конечно, увидев фургоны первых поселенцев, ползущие по равнине-вельду, они непременно должны были собираться поглазеть. Они плясали и носились вокруг фургонов галопом, храпя и взбрыкивая, а потом вдруг останавливались и глазели. Естественно, эта привычка носиться сломя голову, а потом останавливаться поглазеть в пределах убойного выстрела превращала их в добровольную и легкую мишень для предприимчивых "спортсменов". И их убивали, да так рьяно, что приходится только удивляться, как вообще не стерли с лица земли. Сегодня в живых осталось меньше тысячи этих удивительных животных - небольшие стада сохранились в некоторых районах на юге Африки. Если бы белохвостые гну были истреблены, Южная Африка лишилась бы одного из самых талантливых и оригинальных представителей фауны, славной антилопы, само присутствие которой может оживить любой, даже самый унылый, ландшафт.

Как ни печально, олени Давида и белохвостые гну - далеко не единственные животные на Земле, которых едва не истребил человек. Длинный и горестный список включает имена уже исчезнувших животных и тех, что пока еще не исчезли. Расселяясь во все концы света, человек всюду сеял смерть и разрушение, отстреливая, ставя ловушки, сводя леса топором и огнем и с непростительной жестокостью и беспечностью ввозя естественных врагов животных в те места, где их раньше не было.

Вспомните, например, дронта, крупного увальня-голубя, размером с гуся, который обитал на острове Маврикий. Отгороженный от мира океаном, голубь разучился летать: ведь врагов у него не было, от кого улетать? Гнездился он на земле, где был в полной безопасности. Но он не только потерял способность летать - он начисто разучился узнавать врага и опасаться его. Это было безгранично доверчивое, почти ручное существо. В "дронтовый рай" человек заявился примерно в 1507 году и привез с собой своих неизменных опасных спутников: собак, кошек, свиней, крыс и коз. Дронты созерцали новоприбывших с кротким и благожелательным интересом. И началась бойня. Козы подчистую съедали кустарник, служивший дронтам укрытием; псы и кошки гоняли и ловили старых птиц; свиньи тем временем опустошали остров, с хрюканьем пожирая яйца и птенцов, а следом за ними крались крысы, подбирая остатки пиршества. К 1681 году жирный, нелепый и беззащитный голубь перестал существовать, откуда и пошла поговорка "Мертвый, как дронт".

По всему миру катилась волна уничтожения и распугивания дикой фауны; она наступала упорно и беспощадно, оставляя единицы из некогда многочисленных видов прекрасных и интересных животных, которые без охраны и помощи уже не могли выжить. И если они не найдут себе мирного пристанища, где можно спокойно жить и выводить потомство, их будет все меньше и меньше, пока они не присоединятся к дронту, квагге и бескрылой гагарке в длинном списке уничтоженных видов.

Конечно, в последние десятилетия немало сделано для сохранения дикой фауны: учреждены резерваты и национальные парки, проводится реинтродукция ряда видов в те места, где они прежде обитали. В Канаде, например, бобров расселяют при помощи самолетов. Животное сажают в специальный ящик с парашютом и сбрасывают с самолета над намеченным пунктом. Клетка плавно спускается на парашюте, при ударе о землю автоматически открывается, и бобр сам находит дорогу к ближайшему озеру или реке.