Сломанная корона - Астахов Андрей Львович. Страница 58

Вот проклятье!

Жефруа молчал. Никакой бури, королевского гнева, никаких вопросов. Неужели он так подавлен случившимся? Да и ладно, мне сейчас разговоры с ним ни к чему. Посмотрю, куда тащит меня старик, а там вернусь обратно в Марику. Если получится, конечно.

Между тем мы пришли в огромный зал со стрельчатыми окнами, тускло освещенный двумя большими люстрами. Я увидел часы – удивительную конструкцию из красного дерева и бронзы метра два высотой. Конструкция была окружена кругом неяркого розового света, но никаких источников этого света я не заметил. Верно, опять какая-то магия. Старик остановился напротив часов, повернулся и сказал:

– Без одной минуты семь, ваше величество.

– Хорошо, – сказал я, совершенно не понимая, что происходит. Однако я заметил, что старик мне улыбнулся и понял, что должно произойти что-то хорошее.

Часы зазвенели так, что я вздрогнул. Будто кто-то разом ударил в колокола, с перезвоном, с переливами, радостно, задорно, жизнеутверждающе. Внезапно мне стало ясно, что происходит: я разглядел циферблат странных часов. На нем были отмечены не часы, не минуты – эльфийские праздники. Фигурная стрелка замерла напротив рунической надписи «Самайн».

Наступило мистическое время начала Хэлуина – не календарное, а именно мистическое, связанное с каким-то таинственным обрядом. Едва я это понял, как старик протянул к часам руки и что-то сказал на сидуэне – мне послышалось что-то вроде «Мое сердце». Круг света померк, часы на моих глазах повернулись вокруг своей оси, и в полу открылся вход в подземелье.

– Государь позволит мне удалиться? – спросил старик.

– Иди, – сказал я самым милостивым тоном. – Благодарю.

– Покорный слуга моего короля, – сказал старик и важной походкой двинул к выходу.

Видимо, спуск в подземелье был частью какого-то ритуала, связанного с Меаль – какого именно, я не знал, и знать не мог. Однако я отважно спустился по лестнице вниз и оказался в полной темноте. Сразу навалилась холодная жуть, ночным зрением я теперь не обладал, и «Светляк» остался у Марики. Но эльфийское волшебство и тут действовало исправно – откуда-то появилась целая стая зеленоватых огоньков, типа светлячки. Они окружили меня светящимся облаком и понеслись вперед, в темноту, словно показывали мне дорогу. Я рискнул и пошел. Светляки весело кружились вокруг меня, и чувство страха меня покинуло – теперь я испытывал только волнение и любопытство.

Впереди появился свет. Он шел из-за полупрозрачной колышущейся пелены, похожей на сотканный из светящейся паутины занавес. Я подошел ближе, коснулся преграды рукой, и она исчезла, открыв мне проход в реальность, которую надо бы описать поподробнее.

Я будто попал внутрь картинки, нарисованной маленьким ребенком. Или произведения художника-авангардиста, плотно подсевшего на кислоту. Я оказался на летнем цветущем лугу с травой ядовито-зеленого цвета и с цветами в человеческий рост, будто сделанными из целлулоида. Над моей головой щерилось в радостной улыбке громадное солнце, ощетинившееся лучами-палками, в неестественном голубом небе висели облака, похожие на комки пены для бритья, а впереди, за забором, красовался дом – прямоугольник внизу, крыша-конус сверху, окошки с крестообразными рамами, труба на крыше, из которой вьется спиральная струя дыма. Мир, окружавший меня, был совершенно реален, но в силу какой-то удивительной иллюзии казался плоскостным, двухмерным, как театральная декорация – и поэтому игрушечным, ненастоящим. Неестественно яркие цвета просто резали глаза. По узкой дорожке я направился к дому за забором, вошел в дворик и оказался у двери, которая раскрылась сама собой.

Прихожая напоминала склад магазина игрушек. Повсюду, вдоль стен, на стеллажах, были кучами навалены плюшевые мишки с разноцветными бантами на шеях, зайцы, ежики, лисята, котята и щенки самых гипертонических расцветок, куклы всех размеров и форм в платьях всех времен и народов, наборы кукольной посуды, игрушечные музыкальные инструменты, горы разноцветных лоскутков, пестрые коробки с бижутерией и много всего другого. Повсюду стояли вазы с цветами – только цветы эти были мертвые, кричаще-пластмассовые. У меня заболела душа – я понял, куда я попал. Это был мир Меаль, игрушечный мир для ребенка-игрушки – скрытая волшебная реальность, в которой эльфийская принцесса жила много лет.

Итак, Салданах виртуозно развел Мастера и опять мне солгал. Я больше ни на мгновение не сомневался, что Фьорделис была клоном настоящей куклы. Истинная Меаль всегда оставалась у Жефруа. Все эти годы, с тех самых пор, как умерла мать Жефруа, получившая таинственную куклу от эльфийских магов, именно лансанский король был хранителем девочки-куклы. Не исключено, что все это трогательное барахло, что громоздилось вокруг меня, было принесено в кукольный домик руками самого короля. Но как тогда объяснить то, что Жефруа влюблен в нее? В любви к игрушке есть что-то совершенно ненормальное. Или такой противоестественной любви существует объяснение, нечто такое, чего я пока не знаю?

Из заваленной игрушками прихожей я прошел в зал. Странно, но тут было два этажа. Комоды и тумбочки вдоль стен гостиной были уставлены неизменными вазами с цветами, и приведшие меня в этот странный мир зеленоватые светляки теперь роились вокруг этих цветов. Я поднялся по лестнице на второй этаж. Ноги у меня дрожали – все в этом доме мне казалось таким хрупким, ненадежным и призрачным. Я ступил было на последнюю ступень лестницы, и тут за моей спиной грянул звон, заставивший меня вскрикнуть и обернуться.

Звенели огромные фарфоровые часы на камине – крошечные фигурки на них пришли в движение, затеяв какой-то замысловатый танец. Я выругался и пошел дальше. На втором этаже были только три двери. Я выбрал среднюю.

Здесь я снова почувствовал странную смутную тоску – комната, в которую я вошел, была типичной детской. Веселая обивка из пестрого ситца на стенах с забавными лягушками, петухами и зайцами, детский манежик в углу, цветные коврики из соломки на полу, опять же игрушки, рядами стоявшие на полках и наблюдавшие за мной искрящимися в полутьме стеклянными глазами. А в центре комнаты – огромная овальная кровать под розовым балдахином. Я подошел к ней на цыпочках, рукой отвел полог и…

На кровати была совсем юная девушка ослепительной красоты. Она лежала на спине, вытянув правую ногу и согнув в колене левую, раскинув руки и глядя невидящими глазами в потолок. Девушка была в темно-зеленой шелковой эльфийской тунике, расшитой цветной нитью и серебром и босая – сандалии лежали на коврике рядом с кроватью. Я смотрел на нее и понимал, что никогда не видел ничего более прекрасного. Красавица была точь-в-точь похожа на Фьорделис, эльфийку из башни Салданаха, но у Фьорделис волосы были пепельно-серебристые, у этой красавицы они были черными, как тушь, отчего ее прелестное лицо казалось неестественно-бледным. Черты лица красавицы были застывшими, как маска, но даже это лишенное жизни лицо показалось мне прекрасным. Я даже не сомневался, что вижу настоящую Меаль, девушку-куклу из пророчеств эльфов, последнюю пятую реликвию царя Заламана и единственную наследницу трона Алдера – ту, за которой охотились и Шамхур Рискат, и Мастер. И которую я после стольких приключений сумел отыскать таким невероятным образом.

Теперь мне стало предельно ясно, почему Жефруа в нее влюблен. Да тут бы любой влюбился, реально. Красота Меаль была совершенной. И, любуясь этой красотой, в вдруг понял, какого свалял дурака в башне Салданаха.

Меаль – дочь эльфийки Нуир-Эгатэ и человека Заламана. И человеческого в чертах ее лица гораздо больше, чем эльфийского. Она полукровка, а Фьорделис была истинной эльфийкой. Я с самого начала должен был догадаться, что Салданах меня обманул…

– Мать твою тру-ля-ля! – прошептал я, просто очарованный этой красотой. – Теперь понятно, чего это все из-за тебя с ума посходили.

Наверное, мой шепот был слишком громким. Или же мне просто следовало подойти к ее постели, чтобы пробуждение случилось. Я услышал громкий вздох, а потом Меаль открыла глаза. У меня дыхание перехватило, когда я заглянул в эти огромные фиалковые колдовские глаза.