Натуралист на мушке, или групповой портрет с природой - Даррелл Джеральд. Страница 14

Едва мы успели распаковать вещи и аккуратно развесить их на единственном имевшемся в номере стуле, как, взглянув через перила веранды, увидели подплывающих к отелю в каноэ юношу, бронзового от загара, и светловолосую девушку. Юношу звали Марк. Он оказался ихтиологом с научно-исследовательской станции Смитсоновского института, расположенной на одном из рифов, в четверти мили от нас. На время нашего пребывания на островах Марк согласился исполнять обязанности консультанта и проводника. Он был очень хорош собой, с легким оттенком чего-то восточного в чертах, позже я выяснил, что его мать была японкой. Умница, превосходный знаток своего дела, он сразу сделался нашим наставником и другом, как и работавшая под руководством студентка Кэти. В тот же день Марк повел нас на коралловый риф, примерно в миле от нашего жилья; здесь он проводил свои исследования и поэтому был коротко знаком почти со всеми рыбами в округе.

Мы бросили якорь на песчаное дно у края рифа, где глубина достигала всего шести футов, и, надев маски, нырнули в теплую воду.

Погружаясь в ослепительно сияющую воду тропического моря, испытываешь поистине непередаваемые ощущения. Маска — это своего рода волшебная дверь, ее стекло, предохраняя глаза от раздражающего действия морской воды, открывает путь в сказочный мир чудес. Вначале мы скользили над золотистым песчаным дном, которое было расцвечено ярким, созданным из солнечного света, постоянно менявшимся узором, напоминавшим кольчугу; похожие на необычные пятнистые сковороды морские коты стремглав удирали с нашего пути. То здесь, то там в убранстве из разноцветных водорослей, губок и ярких асцидий драгоценными камнями вспыхивали крошечные коралловые островки; каждый островок находился словно в кортеже рыбок: оранжевых, алых, синих, как полуночное летнее небо, желтых, будто одуванчики, полосатых, в крапинку ребристых, игольчатых и таких невообразимых форм, которые вовсе не поддавались описанию. Мы плыли все дальше, и вскоре впереди замаячил риф — страна причудливых гротов и каналов, прячущихся зарослей губок и замысловатых коралловых дебрей, а также огромных коралловых замков с развевающимися на губчатых стенах флагами-водорослями. Попадались кораллы-мозговики, похожие на черепа сраженных в битве и упавших в море великанов, чьи скелеты стали частью рифа. Отовсюду доносилось щелканье, урчание, скрежет и писк рыбьих разговоров, споров, кормов.

Выберем один из каналов и проследуем по его извилистому, словно угорь, руслу. Вот с обоих берегов канала к вашим плечам, будто пытаясь их обнять, протянулись водоросли; к разноцветным стенам прилипли похожие на плод конского каштана морские ежи; впереди, маня за собой, весело мчится рыбка. За поворотом канал неожиданно расширяется, и вы оказываетесь на небольшой поляне с мельчайшим песком, усеянным жирными черными голожаберными моллюсками — такое впечатление, словно морской фургон по доставке деликатесов случайно потерял партию колбас. Чуть дальше узкий канал превращается в огромную долину рыб, и вы, плывя вдоль края рифа, начинаете чувствовать пульс моря, как оно набегает и откатывается. Еще мгновение — риф, резко обрываясь, уходит вниз, теряясь в густой черноте, а под вами ничего нет, кроме таинственной пугающей морской бездны.

Марк знал тот или иной риф столь же досконально, как люди знают свой приусадебный участок. Он всегда мог с уверенностью сказать, по какому каналу следует плыть, где сделать левый, а где правый поворот, куда повернуть у большого коралла-мозговика и сколько проплыть футов, чтобы найти именно ту губку, коралл или рыбу, которые вам нужны. Он ориентировался среди рифов так, как человек ориентируется в своем родном городе, и если бы не его помощь и советы, мы пропустили бы или не смогли понять массу интересного. Язык животных, птиц и до некоторой степени пресмыкающихся состоит большей частью из едва уловимых движений и поз, каждая из которых что-то значит; чтобы постичь их, можно потратить много времени — тогда для вас не будет загадкой, что говорит, например, своим хвостом волк. То же относится и к подводной жизни. Нам пришлось изучать новый незнакомый язык и мы задавали массу вопросов. Почему эта рыба все время лежит на боку? А та стоит на голове? Что так отчаянно защищает та рыба и почему другая, словно уличная женщина, пристает ко всем подряд? Если бы не помощь Марка, мы, бесспорно, не смогли бы понять и тысячной доли того, что происходило вокруг нас.

Взять, например, рыб семейства помацентровых. Эти маленькие, бархатисто-черные маленькие создания — страстные садоводы. Каждая из рыбешек выбирает отдельный участок коралла, на котором растут тщательно охраняемые ею водоросли; причем это не только место для житья, но и кладовая. Свой маленький садик рыбка защищает от всех пришельцев, и храбрость ее удивительна. У той, за которой мы наблюдали, сад размером шесть на двенадцать футов располагался на громадном коралле-мозговике. Поначалу она привлекла наше внимание тем, что без всякой видимой причины очень решительно атаковала черного и колючего, словно подушка для иголок, морского ежа, мирно катившегося мимо.

Разобравшись, мы поняли, что морской еж намеревался протопать прямо по находившейся перед домом лужайке, проявив тем самым свою зловредность. Как-то утром мы застали нашу маленькую подружку в совершенном отчаянии из-за того, что на ее драгоценный садик напала банда рыб-попугаев. Эти крупные, кричащей зелено-сине-красной расцветки рыбы со ртами, напоминающими клюв попугая, словно стая жадных разноцветных индийских крокодилов нагло слоняются вдоль рифа; когда они, срывая водоросли с кораллов, острыми клювами царапают риф, раздается очень громкий неприятный скрежет. Рыб было так много, что наша малышка растерялась, не зная, с какой начать атаку.

К тому же у разбойников была четко выработанная стратегия. Один из них, на полной скорости подлетев к саду, начинал рвать водоросли на глазах хозяйки, а та, хотя и была раз в двадцать меньше, тут же бросалась на обидчика и выдворяла его со своей территории.

Но пока рыбка была занята одним непрошеным гостем, другие члены шайки дружно опустошали сад. Возвратившаяся хозяйка снова кидалась в бой, и все повторялось сначала. К счастью, прибыв на место, мы спугнули рыб-попугаев до того, как им удалось нанести саду значительный урон. Но, несмотря на оказанную поддержку, наша знакомая так и не прониклась к нам доверием. Где-то втайне она подозревала, что Ли сидит на особой, состоящей в основном из водорослей, диете и потому имеет виды на ее собственность; вот почему, стоило Ли подплыть слишком близко к ее сокровищу, рыбка тут же бросалась яростно его защищать.

Среди множества достойных всяческого внимания сторон жизни кораллового рифа не было ни одной, столь интригующей и озадачивающей, как половая жизнь синеголового губана. Если Фрейд полагал, что половая жизнь средней человеческой особи очень сложна, то он получил бы нервное расстройство, доведись ему подвергнуть психоанализу эту рыбу. Уже одно то, что определить пол губана практически невозможно, заставило бы призадуматься известного психоаналитика.

В ранней юности синеголовые губаны вовсе не синеголовые. Сколько бы вы ни пытались выяснить почему, вам так и не удастся докопаться до истины. Молодые губаны желтые и совсем непохожи на своих родителей.

Однако не следует отчаиваться. Когда они подрастают, их окраска резко меняется, и они становятся густо-синего цвета с светло-синей головой. Затем самец облюбовывает среди кораллов участок и в ожидании дам защищает его от всех пришельцев. Огромный сексапильный губан способен ежедневно «спариваться» с сотней самок — факт, на фоне которого все сногсшибательные подвиги легендарных героев-любовников выглядят просто детским лепетом. Совершенно потерявшие голову дамы находят его неотразимым и толпами валят в его апартаменты. Вот здесь-то и начинаются сложности. Молодые самцы, слишком юные и неопытные для того, чтобы обзавестись собственным гаремом, болтаются вблизи дома взрослого самца, поджидая самок.