Новая Зона. Контур боли - Прошкин Евгений Александрович. Страница 3

Тучный Степан никак не отреагировал на эту пантомиму. Громко сопя, он смотрел только на дорогу. Если не считать его сопения, следующую сотню метров команда преодолела в полном молчании. Смысла в этом было немного: шум работающей техники был здесь достаточно громким, чтобы заглушить любые разговоры. Поэтому, когда Гарин понял, что проводник не собирается менять направление, он подал голос.

— Эй, — окликнул Олег. — Куда мы? Там же стена.

— Ну и что?

Крот остановился и недовольно обернулся. Гарин машинально присел, чтобы их глаза были на одном уровне.

— Как мы через нее переберемся? — спросил он.

— Молча! — огрызнулся проводник. — Эти, — он пренебрежительно кивнул в сторону тарахтящих экскаваторов, — торопятся поставить вокруг города хоть какой-нибудь барьер. Щели заделывать будут потом. И то наверняка все не заделают. Это же сто двадцать километров одного только асфальта! А еще есть реки, болота, мосты, развязки трехэтажные. Понятно теперь?

— Да, — кивнул Олег.

— Тогда двинулись.

Грохот техники достиг максимума, а потом пошел на убыль. Отряд миновал передовой рубеж стройки и продолжил движение. Через полторы сотни метров за деревьями показался просвет. Еще через пару минут Крот дал знак остановиться и достал бинокль.

И лесопосадка, и забор из зеленых щитов здесь обрывались, чтобы продолжиться через сто метров. Московская кольцевая автодорога в этом месте забиралась на холм. Два узких рукава ответвлялись от нее, спускались пологими дугами навстречу друг другу и вливались в шестиполосное шоссе, которое ныряло в прорытый под холмом тоннель.

Гарину не нужен был бинокль, чтобы разглядеть верхушку бетонного гребня в пластиковой опалубке, выросшего над МКАД. А вот радиальная дорога, насколько он видел, была перекрыта довольно формально. Поперек шоссе было установлено несколько секций металлического ограждения вроде тех, что использовались для разделения человеческого потока в переходах метро или во время митингов. Сразу за ними, наполовину скрываясь в тоннеле, лежал на боку обгоревший автобус.

— Мы здесь пойдем? — вполголоса спросил Олег.

— Догадливый! — то ли похвалил, то ли поглумился над ним проводник.

— И что, этот въезд совсем не охраняют?

— Ага! Не охраняют! — И снова по интонации Крота было неясно, говорит ли он серьезно или издевается.

Вдалеке послышался собачий лай. Прищурившись, Гарин разглядел метрах в двухстах впереди двух человек в светло-коричневой форме, которые вели на поводу пару крупных овчарок. Военные не спеша двигались вдоль недавно возведенной стены и о чем-то разговаривали, держа автоматы за спиной. Одна из овчарок сосредоточенно обнюхивала асфальт, зато вторая, натянув поводок, рвалась вперед. Вот она вскинула к небу оскаленную морду, и лай повторился. Проводник выматерился и опустил руку с биноклем, чтобы взглянуть на часы.

— Что ж они так рано-то, — пробормотал он себе под нос и обернулся к спутникам. — Время есть у кого? Сколько сейчас?

Степан отреагировал первым.

— Без пятнадцати, — ответил он, глядя на экран мобильника.

— Без пятнадцати, — со вздохом повторил Крот и вдруг преобразился, заговорил отрывисто и почти зло. — Сейчас быстро за мной. Тихо и быстро. Двинулись!

Совсем тихо не получилось. Когда проводник, Николай и Степан перебрались через бордюрный камень, колесики их каталок задребезжали по асфальту. Олег, которому не было резона повторять все изгибы подъездного рукава, срезал путь через заросший бурьяном пустырь. Он бежал не скрываясь. На открытом пространстве это было так же бессмысленно, как пытаться лавировать между струй внезапно зарядившего дождя. Гарин первым оказался у въезда в тоннель и здесь остановился, на мгновение растерявшись.

Лежавший на боку автобус, черный от копоти, напоминал выбросившегося на берег кита. Но он был не единственной машиной, навечно застрявшей в тоннеле. Вокруг него хватало «рыбы» — и покрупнее, вроде бетономешалки, стоявшей под углом на плоских с одной стороны шинах, и помельче, вроде «опеля» и «жигулей», смявшихся в одну большую букву Т. За рулем «опеля» сидел труп. Лицо водителя скрывалось в складках наполовину сдувшейся подушки безопасности, зато Олег хорошо видел его руку, свисавшую из раскрытого окна. Рука имела цвет вяленого мяса и была густо покрыта черными волосками. Указательный и средний пальцы отсутствовали. Навряд ли их отгрызли, скорее аккуратно отрезали, чтобы забрать кольца или перстни.

Выезды из города всегда были узким местом Москвы. Наверняка здесь каждое утро выстраивалась пробка на въезд, каждый вечер — на выезд, а летом по пятницам, начиная часов с пяти после полудня, случалось столпотворение из дачников и любителей отдохнуть на природе. А когда все жители столицы в панике решили покинуть город… Что тут говорить. Любой хаос покажется оплотом порядка по сравнению с этой стихийной эвакуацией.

Олег взял себя в руки, отвлекся от созерцания разбитых и сгоревших машин и сосредоточился на более срочных делах. Он стал разматывать кусок проволоки, связывавший вместе две алюминиевые секции, чтобы освободить проезд для своих спутников. Сам-то Гарин вполне мог перемахнуть через заграждение. Проволока поддавалась с трудом, собачий лай заставлял нервничать. Теперь лаяли уже обе овчарки, существенно ближе. К тому же, еще не завершив задуманное, Олег начал понимать, что занимается бессмысленным делом. В тоннеле было темно, полтора десятка брошенных машин затрудняли обзор, но, когда его глаза привыкли к полумраку, Гарин разглядел толстые прутья решетки, перегораживающие противоположный выход. Въезд в город охранялся не так небрежно, как ему показалось вначале. И словно в подтверждение этой мысли очень громкий и как будто металлический голос потребовал:

— Немедленно остановитесь! Вы находитесь в запретной зоне! При попытке пересечь Периметр будет открыт огонь на поражение!

Две вороны с карканьем взлетели с верхушки сосны, напуганные громкими звуками. Олег вздрогнул, оцарапав ладонь острым концом проволоки, и тут же обругал себя за это. С мегафоном или без мегафона, военные пока не представляли для него угрозы. До них было метров сто, не меньше, к тому же стена тоннеля закрывала Гарина от огня. Если патрульные вообще планировали открывать огонь. Судя по тому, как неравноценно были защищены внешняя и внутренняя стороны тоннеля, военные гораздо сильней опасались того, кто может выбраться из Зоны, чем того, кто может в нее проникнуть. И это было более чем логично.

За спиной Олега раздался дребезг приближающейся каталки.

— Не ссать! — хрипло выкрикнул Крот. — Наши трупы им не нужны. Эй, Кепка! Чего херней страдаешь? Двигай сюда!

Проводник остановился недалеко от Гарина, перед вторым справа турникетом и потянул на себя его нижнюю часть.

— Помогай!

Олег поспешил на помощь. Вдвоем они подняли турникет под углом в девяносто градусов, как козырек. Проволочные кольца, соединявшие его с соседними элементами ограждения, сохранились только наверху, нижние кто-то заблаговременно срезал. То есть, можно было догадаться, кто.

— В одиночку удержишь? — спросил Крот.

— Да. — Гарин пошире расставил ноги и поудобнее перехватил металлическую трубу.

— Давай, давай, давай… — обернувшись, проговорил проводник.

Олег тоже вывернул шею. Спутники были уже близко. Николай, ссутулившись над асфальтом, так часто перебирал руками, что казалось, будто у него их шесть. Степан, хоть и пыхтел, как чайник, отставал от него всего на пару метров.

— Эй, обрубки! Вы что, не поняли? — надрывался мегафон, забыв об уставных формулировках. — Перестреляю же, как щенков!

— Давай! — уже во весь голос скомандовал Крот.

— Даем! — натужно отозвался Николай и ссутулился еще сильнее.

Послышался треск раздираемой ткани, а вслед за ним — многоголосое карканье. Только по реакции вороньей стаи Гарин понял, что треск был автоматной очередью. До чего же быстро он отучился различать звуки боя! Треск повторился. Он казался далеким и совсем не страшным. Ни Степан, ни Николай не изменили темпа езды. Только Степан, поравнявшись с товарищами, резко остановился, а Николай так и катился, склонившись почти к самому асфальту, пока не ткнулся головой Олегу под колени. Тот от неожиданности выпустил из рук край турникета. Металлическая секция ухнула вниз и ударила в плечо Николая, который сперва повалился набок, потом со стоном перекатился на спину. Воротник его олимпийки был черным от крови. Тонкая красная струйка медленно вытекала из уголка рта.