1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 45
Приплюснутый с проплешиной? Аомамэ на секунду задумывается.
— Я часто наблюдаю с балкона за людьми на улице, — говорит она. — Но такой головы не замечала. Значит, в глаза бросается?
— Еще как! Вылитый клоун в цирке. Не знаю, кто послал его следить за усадьбой, но более странного типа подобрать сложно.
Да уж, соглашается Аомамэ. Ребятки из «Авангарда» не стали бы выбирать уродца в соглядатаи. От нехватки кадров они наверняка не страдают. Выходит, человек не имеет отношения к секте, и «Авангарду» пока не известно о связи между Хозяйкой и Аомамэ? Но тогда кто он такой и с какой целью шпионит за женским приютом? Уж не он ли ломится в ее дверь, выдавая себя за человека из «Эн-эйч-кей»? Конечно, причин так думать пока маловато. Хотя, возможно, между эксцентричностью фальшивого сборщика взносов и уродливостью шпиона возле усадьбы существует какая-то связь.
— Заметишь такого человека — сразу дай знать. Возможно, стоит принять какие-то меры.
— Разумеется, сразу сообщу, — заверяет Аомамэ.
Хозяйка вновь замолкает. Что, в общем, для нее необычно. Телефонные разговоры она всегда вела по-деловому и времени терять не любила.
— А как ваше самочувствие? — интересуется Аомамэ.
— Как всегда, неплохо, только… — отвечает старушка. Но в голосе сквозит неуверенность. И это опять же странно.
Аомамэ терпеливо ждет продолжения.
— …Только все больше чувствую, что совсем постарела, — через силу добавляет Хозяйка. — Особенно с тех пор, как исчезла ты.
— Я не исчезала, — бодрым тоном говорит Аомамэ. — Я здесь.
— Да, конечно. Ты здесь, и мы с тобой можем общаться хотя бы вот так. Но когда мы встречались и тренировались регулярно, я словно подпитывалась твоей жизненной силой.
— Запас силы у вас свой, естественный. Я только помогала вам методично его добывать. Все эти упражнения вы можете выполнять и без меня.
— Признаюсь, еще недавно я и сама так думала, — сухо усмехается старушка. — Считала себя какой-то особенной. Но время у всех отнимает жизнь понемногу. Человек умирает не в одночасье. Он угасает медленно изнутри. И лишь какое-то время спустя наступает финальная расплата. Избежать ее никому не дано. Каждый должен платить за то, что получил. Но только теперь я поняла эту истину окончательно.
Каждый должен платить за то, что получил? Аомамэ снова хмурится. То же самое — слово в слово — говорил фальшивый сборщик взносов из «Эн-эйч-кей»…
— Я осознала это еще в сентябре, — продолжает Хозяйка. — В тот дождливый вечер дождь лил как из ведра и гремел страшный гром. Я сидела в гостиной, думала о тебе и смотрела, как в небе сверкают молнии. Они-то мне и высветили эту истину. В тот вечер я потеряла тебя. И в то же время — что-то ушло из меня самого. Да не что-то одно, а очень многое. Все, что являлось моим стержнем и помогало мне выжить как человеку.
— А может, из вас просто ушел ваш гнев? — решительно спрашивает Аомамэ.
Тишина в трубке напоминает ей дно пересохшего озера.
— Ты хочешь спросить, не потеряла ли я свой гнев? — наконец переспрашивает Хозяйка.
— Да.
Старушка неторопливо вздыхает:
— Да. Так оно и есть. Тогда, посреди бесконечной грозы, я растеряла весь гнев, который двигал мною так долго. По крайней мере, он отступил куда-то далеко. А из того, что во мне осталось, больше ничто не пылает так ярко. Лишь какое-то слабое сожаление еще тлеет едва заметно. Вот уж никогда не думала, что такой страшный гнев когда-нибудь сможет угаснуть… Но как ты догадалась?
— Просто со мной произошло то же самое. В тот же сентябрьский вечер, когда гремел нескончаемый гром.
— Ты имеешь в виду свой гнев?
— Да. Стопроцентный, яростный, которого я в себе больше не нахожу. Это не значит, конечно, что он совсем исчез. Скорее, как вы и сказали, отступил далеко-далеко. Но очень долго он занимал меня целиком и подгонял меня во всем, что бы я ни делала…
— Как неутомимый и жестокий погонщик, — договаривает Хозяйка. — Только сейчас он обессилел, а ты забеременела. Вместо этого, так сказать.
Аомамэ переводит дух:
— Да. Вместо этого во мне теперь живет моя Кровиночка. Которая не имеет ни к гневу, ни к ярости ни малейшего отношения. И с каждым днем становится все больше.
— Безусловно, ты должна беречь ее как самое святое, — говорит Хозяйка. — И для этого как можно скорее перебраться в безопасное место.
— Вы правы. Но сначала я должна кое-что закончить.
Положив трубку, Аомамэ выходит на балкон и сквозь щели пластмассовой решетки смотрит на улицу и детскую площадку. Близится вечер. Пока не закончился этот Тысяча Невестьсот Восемьдесят Четвертый год, — решает она, — и пока они не нашли меня, я должна отыскать Тэнго. Чего бы это ни стоило.
Глава 15
Выйдя из кабачка «Пшеничная голова», Тэнго довольно долго бродил по улицам, погруженный в собственные мысли. И наконец решил зайти в маленький детский парк. Туда, где впервые увидел в небе две луны. Захотелось, как и в тот раз, подняться на горку и еще раз взглянуть на небо. Может, он снова увидит там две луны и они ему что-нибудь расскажут?
Когда же я заходил туда в прошлый раз? — думал он на ходу. Но вспомнить не мог. Время текло неравномерно, и ощущение прошлого смазывалось. Видимо, где-то в начале осени. Кажется, тогда на нем была майка с коротким рукавом. А теперь декабрь.
Студеный ветер гнал стайку облаков в сторону Токийского залива. Форма у облаков была такой неопределенной, словно их вылепили из паштета. То скрываясь за ними, то снова выглядывая, в небе светили две луны: одна привычно-желтая, другая — поменьше, зеленоватая. После полнолуния обе виднелись примерно на треть. Малая луна походила на ребенка, который прячется за мамину юбку. Обе луны находились почти там же, где и в прошлый раз. Словно только и ждали возвращения Тэнго.
Поздним вечером на детской площадке не было ни души. Люминесцентный фонарь светил как будто еще холоднее, чем прежде. Ветви дзельквы, совсем без листьев, походили на кости, выбеленные ветром и дождем. Казалось, вот-вот загугукает филин. Но филина в городском парке, разумеется, быть не могло. Тэнго накинул на голову капюшон ветровки, сунул руки в карманы кожаной куртки. А затем поднялся на палубу горки, оперся спиной о перильца — и отыскал взглядом обе луны в просвете меж облаков. Вокруг них сияли безмолвные звезды. Ветер разогнал туманный смог, висевший над городом, и воздух стал абсолютно чистым, без каких-либо примесей.
Сколько, интересно, людей сейчас вот так же смотрит на две луны? — думал Тэнго. Разумеется, Аомамэ о них знает. Ведь именно с нее все это и началось. Скорее всего. Но кроме нее, никто из знакомых Тэнго, похоже, так и не понял, что лун теперь две. Неужели никто не заметил? Или это настолько расхожая истина, что не о чем говорить? Во всяком случае, никого, кроме приятеля, который подменял его в колледже, Тэнго о лунах не спрашивал. Наоборот, из осторожности старался этой темы не касаться. Словно разговаривать о лунах неприлично с нравственной точки зрения.
С чего бы?
Может, сами луны этого не хотят? Может, они пытаются передать ему, Тэнго, какое-то личное послание — то, о чем говорить запрещается!
Но думать так было бы странно. Как число лун в небе может стать личным посланием? Что это послание могло бы в себе заключать? Тогда уж это не послание, а загадка. Но тогда кто ее загадывает? И кто запрещает ее обсуждать?
Ветер с резким свистом носился между ветвями. Сумбурно — так меж зубов прорывается дыхание человека в крайнем отчаянии. Опустив голову и слушая эти тяжкие песни ветра, Тэнго просидел на горке так долго, что стал замерзать. Минут пятнадцать? Пожалуй, дольше. Чувство времени исчезло. Организм, поначалу согретый алкоголем, теперь коченел, как одинокий валун на океанском дне.
Облака одно за другим уносились на юг. На их месте тут же появлялись другие, и не было им конца. Наверное, где-то на севере есть неиссякаемый источник, который их поставляет. Решительные люди в теплой серой униформе с утра до вечера молча производят на свет облака. Точно пчелы мед, пауки паутину, а войны — вдов.