1Q84. Тысяча невестьсот восемьдесят четыре. Книга 3. Октябрь-декабрь - Коваленин Дмитрий Викторович. Страница 7
Они действуют быстро и слаженно. Без лишнего шума и топота. Вся работа занимает минут двадцать, а потом они сразу уходят. В замке поворачивается ключ, затем раздается условный звонок в дверь. На всякий случай Аомамэ выжидает еще пятнадцать минут, выходит из спальни, убеждается, что никого нет, и запирает входную дверь на засов.
Огромный холодильник теперь забит на неделю вперед. Причем на сей раз — не полуготовыми блюдами для быстрого разогрева в микроволновке, а здоровыми, свежими продуктами. Фрукты и овощи. Рыба и мясо. Тофу морская капуста, натто [3]. Молоко, сыр, апельсиновый сок. Десяток яиц. Чтобы заранее избавить Аомамэ от лишнего мусора, магазинные упаковки сняты, и все продукты бережно обернуты виниловой пленкой. Похоже, «курьеры» прекрасно разбираются в том, какую еду Аомамэ предпочитает каждый день. Но откуда им это известно?
У окна стоит велотренажер. Уже собран. Небольшой, но очень классный. На дисплее можно отслеживать общий пробег в километрах, количество потраченной энергии, число оборотов колеса в минуту и пульс. Рядом с тренажером — похожий на небольшую скамейку снаряд для растяжки мышц живота, спины и плеч. С помощью нехитрого инструмента (прилагается) его легко собирать в разных конфигурациях. Делать это Аомамэ умеет отлично. Модель у снаряда новейшая, конструкция простая, но очень эффективная. С этой парочкой агрегатов Аомамэ добьется лучшей растяжки, какую только можно придумать.
На полу рядом — и софтбольная бита в чехле. Аомамэ снимает чехол, перехватывает биту поудобнее, делает несколько ударов в пространстве. Новенькая серебристая бита, поблескивая, рассекает воздух с резким свистом. Ее тяжесть успокаивает Аомамэ, напоминая о годах юности, проведенных вместе с Тамаки.
На столе Аомамэ видит стопку книг: «В поисках утраченного времени» Пруста. Томики не новые, хотя и незаметно, чтобы их читали. Всего пять штук [4]. Аомамэ берет один, перелистывает. Рядом на стол выложено несколько журналов — еженедельных и ежемесячных. И пять новеньких, нераспечатанных видеокассет. Кто выбирал их — неизвестно, однако ни одного фильма она не видела. Ходить в кино она не привыкла и никогда не смущалась, что какой-либо картины до сих пор не смотрела.
В большом пакете из универмага — три свитера: толстый, средний и тонкий. Две рубашки из теплой фланели, четыре футболки с длинным рукавом. Все одноцветное, простого покроя. По размеру подходит идеально. Плюс шерстяные носки и колготки. Если торчать здесь до конца декабря, наверняка пригодятся. Подготовка — выше всяких похвал. Аомамэ несет одежду в спальню, что-то раскладывает по полкам в шкафу, что-то развешивает на плечики. Затем идет в спальню, наливает себе кофе — и тут звонит телефон. Три звонка, пауза — и трезвонит дальше.
— Всё доставили? — сразу уточняет Тамару.
— Да, спасибо. Кажется, все, что нужно. И тренажеры в самый раз. Остается только читать Пруста.
— Если мы что-то упустили — сообщай, не стесняйся.
— Ладно, — отвечает Аомамэ. — Хотя понять, что упущено, будет непросто.
Тамару слегка откашливается:
— Возможно, я скажу лишнее. Но если не возражаешь, хочу тебя кое о чем предупредить.
— Да, конечно. О чем угодно.
— Долго находиться в запертом тесном пространстве, ни с кем не общаясь, на самом деле куда тяжелее, чем кажется поначалу. Даже самые терпеливые рано или поздно взвоют. Особенно если при этом они прячутся от тех, кто за ними охотится.
— До сих пор я долго жила в пространстве куда теснее, чем здесь.
— Возможно, в этом твое преимущество, — замечает Тамару. — Но все равно следи за собой. От долгого напряжения нервная система человека незаметно для него самого превращается в тряпку. А нервы, которые однажды превратились в тряпку, восстанавливаются с большим трудом.
— Постараюсь следить за собой, — обещает Аомамэ.
— Я уже говорил, по натуре ты человек осторожный, практичный и выносливый. И силы свои не переоцениваешь. Но даже самые осторожные люди начинают делать ошибки, если перестают за собой следить. Одиночество — кислота, которая разъедает человека изнутри.
— Мне кажется, я не одинока, — заявляет Аомамэ. Наполовину собеседнику, наполовину себе самой. — Одиночка — возможно. Но не одинока.
В трубке замолкают. Видимо, пытаются разделить категории «одиночка» и «одинокий».
— В любом случае, теперь буду еще осторожней, — говорит Аомамэ. — Спасибо за совет.
— Я хочу, чтобы ты понимала одно, — добавляет Тамару. — Мы со своей стороны сделаем все, чтобы тебе помочь. Но если у тебя вдруг возникнут непредвиденные обстоятельства — уж не знаю какие, — не исключено, что справляться с ними тебе придется самой. Как бы я ни торопился, рискую элементарно не успеть. Или даже вообще не смогу тебя вытащить. Скажем, если сталкиваться с этими обстоятельствами для нас будет слишком нежелательно.
— Прекрасно вас понимаю. Остаться здесь — мое решение, и я постараюсь защититься своими силами. Металлической битой и вашим подарком.
— Этот мир жесток…
— Там, где есть желания, готовься к испытаниям, — отвечает Аомамэ.
Тамару снова молчит, затем продолжает:
— А ты слышала об испытании, которое выпало сыщику тайной полиции в России эпохи Сталина?
— Нет.
— Его посадили в квадратную комнату, где был один лишь маленький деревянный стул. И приказали: «Заставь этот стул во всем признаться и составь протокол. Пока не сделаешь, из комнаты — ни ногой».
— Прямо сюр какой-то.
— Да нет, никакого сюра. Очень реальная история, от начала и до конца. Сталин создал жутко параноидальную систему, с помощью которой загнал в могилу десять миллионов человек, своих же соотечественников. И это — совершенно реальный мир, в котором мы живем до сих пор. Постарайся никогда это не забывать.
— Я смотрю, у вас много историй, которые греют душу…
— Не так уж и много. Но запасаюсь на крайние случаи жизни. Образования толком не получил, вот и запоминаю все, что может пригодиться. Примеряю каждую историю на себя. Ты же сказала: «Там, где есть желания, готовься к испытаниям». Все верно. Вот только желаний обычно мало, и все они довольно абстрактны, а испытаний — до ужаса много, и уж они-то совершенно конкретны. Это мне тоже пришлось претерпеть на собственной шкуре.
— Так что же за признание выбил следователь из деревянного стула?
— Очень ценный вопрос для размышлений, — отвечает Тамару. — Прямо дзэнский коан.
— Дзэн Сталина… — мрачно усмехается Аомамэ. Помолчав еще немного, Тамару вешает трубку.
После обеда Аомамэ занимается фитнесом: крутит педали тренажера, разминается на снаряде. С такой отдачей и таким удовольствием она не занималась своим телом уже очень давно. Закончив, смывает под душем пот. Затем, слушая радио, готовит нехитрый ужин. Смотрит по телевизору вечерние новости (ни одной интересной). А потом, уже в сумерках, садится на балконе и наблюдает за парком внизу. На коленях у нее тонкий плед, под рукой — пистолет и бинокль. А также новенькая, блестящая металлическая бита.
А ведь если Тэнго никогда больше не появится в этом парке, — думает она, — я так и проживу скромно и неприметно здесь, на задворках Коэндзи, до конца этого загадочного 1Q84 года. Буду готовить себе еду, заниматься фитнесом, смотреть по ящику новости, листать Пруста — и ожидать на этом балконе, когда же Тэнго наконец придет. Дождаться его — моя основная задача. Тоненькая ниточка, которая еще привязывает меня к жизни. Как того паучка — к аварийной лестнице, по которой я спустилась с хайвэя. Черный паучок растянул свою паутину на ржавой арматуре и затаил дыхание. Его несчастная паутинка раскачивалась на ветру меж колонн автострады, истрепанная и порванная в нескольких местах. Когда я заметила это, помню, даже пожалела бедолагу. А теперь и сама угодила в похожий переплет.
Нужно раздобыть кассету «Симфониетты» Яначека, решает Аомамэ. Идеальная музыка для занятий фитнесом. Ее звуки связывают меня с иной реальностью — сама не знаю, с какой. Она для меня — словно проводник куда-то еще. Не забыть бы добавить это в список вещей для следующей доставки.
3
Тофу — желеобразный соевый творог с нейтральным вкусом. Натто — ферментированная бобовая паста с резкими запахом и вкусом. Популярные блюда японской кухни.
4
Хотя цикл Пруста «В поисках утраченного времени» состоит из семи романов, в 1970—1980-е гг. весь его японский перевод выпускался издательством «Тикума-Сёбо» в виде пятитомника.