Правда об «Орловском инциденте» - Нойманн Клаус. Страница 18

Все двенадцать человек спокойно поместились в лифте, двери закрылись, и Миша нажал на кнопку цокольного этажа.

— Проще это сделать внизу.

— Миш, не томи, — вклинился уже Лёха, — что хоть у тебя?

— У меня тут есть несколько полезных штук, — ответил Миша. — Кстати, кто куда?

— Я на дачу. — Лёха, похоже, определился. — За семьёй только заеду.

— У меня тоже домик в деревне есть. — Владик почесал затылок. — Вещи собрать, и вперед.

Практически каждый житель Орла мог похвастаться или дачей, или домиком в деревне, или, в крайнем случае, дачным участком. В дачный сезон, с мая по октябрь, каждые выходные старшее поколение строго, как по часам, выезжало из города на сельхозработы. Молодежь считала это чем-то сродни культовым обрядам, что впрочем, не мешало ей, становясь постарше, втягиваться, и с возрастом пополнять ряды дачников.

— Ох… Что-то я не уверен, что есть ещё время на сбор вещей… — задумчиво произнес Миша.

— … и на то, чтобы соваться в высотки. — внезапно закончил полковник. — Там, похоже, еще тот рассадник сейчас будет. Так же впрочем, как и в больницах… В общем, я бы уезжал как можно быстрее. Если эпидемиологи объявят карантин, то город закроют. Неизвестно сколько времени придется сидеть, запершись по домам, пока мертвецы разгуливают по улицам.

Лифт уже остановился на цокольном этаже, и открыл двери. Миша нажал на кнопку, двери заблокировались в открытом положении.

— Сколько, по-вашему, у нас времени? — спросил Миша.

— Понятия не имею, — ответил полковник. — Вы же знаете, как это у нас. Могут три дня раздумывать, а могут сразу рубильник дёрнуть. В любом случае, полагаю, чем раньше выедете, тем больше шансов успеть до паники, пробок, кордонов и других радостей карантина. По мне, лучше, чтоб объявили сразу. Меньше шансов, что выйдет за пределы города. Кстати, доктор…

— Ага… — Док понял полковника с полуслова. — Пойду свяжусь с диспетчером, и с больницей.

Доктор пошел к машине «Скорой». За ним девочка-фельдшер.

Мише не давала покоя какая-то деталь. Один маленький речевой оборот.

— Полковник, вы разве никуда не едете? — спросил он.

— У меня тут сын. Даже если он ходит мертвый, я хочу найти его и сам успокоить.

Комментировать, и, тем более, переубеждать полковника никто не стал. Коля даже не удивился. В России военных вообще недолюбливали после диктатуры «чёрных полковников». То есть, все прекрасно понимали, что не вся армия участвовала в репрессиях, а некоторые военные так и вовсе помогали Сопротивлению, но людям в армейской форме не доверяли и опасались. Память о годах страха и бесследно пропавших друзьях и родственниках просто так было не стереть.

Миша набрал длинную комбинацию цифр на кнопках лифта. Послышалось гудение скрытых механизмов, и, неожиданно, зеркала вдоль всех трёх стенок уехали вниз, за панели, открывая ниши сантиметров в сорок в глубину.

Ух, ты! У Коли глаза полезли на лоб от удивления.

Ниши были забиты вооружением. Центральное место занимали два ТГ — тульские Гатлинга — мощные шестиствольные пулеметы, чуть больше ручных, но значительно меньше авиационных, устанавливавшихся на геликоптерах и военных дирижаблях. Они висели на прочных железных крюках в нише напротив дверей. Под висящими ТГ стояли два аккумулятора и четыре кассеты с патронами.

В левой и правой нишах было аккуратно расставлено, разложено и развешено легкое стрелковое и холодное оружие — в основном пистолеты, револьверы, и, на удивление, две катаны. На дне ниш лежали магазины, коробки с патронами, пара фонариков, рации, противогазы, фляги, сумки и прочее военное барахло, предназначение части которого было и вовсе непонятно.

Чувствовалось, что об арсенале заботились. Оружие было тщательно смазано. Ни на нём, ни на полочках не было ни пылинки, всё разложено в строгом порядке.

— С автоматными патронами совсем плохо, поэтому хватайте пистолеты. — Миша окинул взглядом вытянувшиеся от удивления лица. — Чего стоим? Кого ждём?

— Миш, откуда? — первым пришел в себя Коля.

— Ну… — начал Миша, осматривая снятый с крючка револьвер, — Предположим, что некая организация верит, что всякие Нострадамусы с прочими пророками оказались правы, и конец света наступит через три месяца, в декабре.

— И? — ждал продолжения Коля.

— И активно к этому готовится! Конечно, планировалось, что «земля налетит на небесную ось», или что-то из этой серии. Я не вдавался. Так или иначе, денег у ребят достаточно, чтоб копать бункеры в уральских горах. Или, например, содержать спортклуб со скромным арсеналом.

— Ну а ты-то здесь с какой стороны? — задал Лёха интересовавший всех вопрос.

— Не хотел об этом говорить. При хунте я был в Сопротивлении…

Он?! Вот это неожиданность. Резко помрачнев, Коля поднял вверх сжатый кулак. Миша хмыкнул, и повторил жест. Что интересно, кулак вверх поднял и Степаныч.

— Ого, Степаныч, а ты-то как? А почему я не знал? — удивлённо произнёс Миша.

— Много будешь знать, скоро состаришься, — улыбнулся Степаныч. — Потом былое повспоминаем, если будет и время и желание.

— Хорошо… В общем, когда в четвертом заваруха началась, тут же бои шли две недели. Этого добра, — Миша кивнул на оружие, — навалом было. Я схроны себе и сделал в паре мест, мало ли что. Хозяева клуба своих стволов подвезли. Меня хранителем назначили. Но, что-то мне кажется, что это уже всё неактуально.

— Это ж за какие заслуги-то они тебя? — спросил Степаныч.

— Не то, чтоб за заслуги. Скорее, слишком много они обо мне знали. А когда тебе предлагают или в клубе управлять, или тундру пылесосить, выбор очевиден.

— Это да… — протянул Степаныч.

Бывшие подпольщики до сих пор старались не афишировать свое участие в Сопротивлении. Пришедшие на смену «черным полковникам» социалисты с самого начала своего правления опасались многочисленной децентрализованной армии людей, имевших опыт подпольной работы, диверсий и уличных боев. Естественно, все известные участники Сопротивления были взяты на карандаш соответствующими органами. Когда же стало ясно, что большинство чиновников, работавших при прежнем режиме, сохранили свои места и при новых социалистах, а известные властям сопротивленцы частенько отправляются на зоны по надуманным поводам, а то и без поводов вовсе, свою принадлежность к Сопротивлению стали скрывать. Тем более что у многих был богатый опыт полулегальной жизни.

Власти, со своей стороны, после перегибов первых лет социалистического ренессанса стали потихоньку отпускать гайки. Они понимали, что имеют дело с неуправляемой, или плохо управляемой силой, изначально дружественной, но сейчас нейтральной, и не хотели делать её враждебной. Объявлялись амнистии, кое-кому даже вручались награды. Но недоверие оставалось. И, похоже, надолго. По крайней мере, до следующего поколения.

Коле было в этом плане немного проще. Да, его диплом выпускника Бауманки шестого года был чуть ли не официальным свидетельством участника сопротивления. Но этот же диплом был и почти официальной индульгенцией. Помимо того, что страна нуждалась в технических специалистах высокого класса, с бывшими бауманцами просто боялись связываться, настолько пугающей была их репутация. Вспомнить хотя бы историю внезапного ареста, а затем такого же внезапного освобождения завкафедрой ракетных технологий. За три дня, пока профессора не было, количество происшествий техногенного характера в Москве взлетело по экспоненте. Достаточно сказать, что в городе, в том числе и в Кремле, четырежды отключалось электричество. А восстановление работы метрополитена после московских блэкаутов заняло полтора месяца. Этот эпизод истории бауманцев считался забавным, чем-то сродни анекдоту.

— Чего стоим? Налетай, честной народ! — прервал Миша затянувшуюся паузу. Он сунул револьвер в найденную наплечную кобуру, и потянулся к следующему.

Честной народ не заставил себя долго ждать. Коля со Степанычем, видимо, по старой памяти вооружились «S&W» сорокового калибра. В свое время эти относительно небольшие, надёжные и мощные револьверы стали стандартным оружием городских подпольщиков. Происхождение такого большого количества импортных стволов до сих пор вызывало вопросы, и порождало различные версии у историков и исследователей Сопротивления, а также, наверняка, у компетентных органов. Но ответы, даже если они и были, оставались скрыты от широкой общественности.