Лейтенант Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт. Страница 45

В водовороте прошлых дней Буш начисто забыл о желтой лихорадке. Он понял, что при ее упоминании сделал озабоченное лицо, и попытался поскорей изобразить безразличие. Глядя на Бакленда, он увидел на его лице в точности такую же смену выражений.

– Ясно, – сказал Бакленд.

Это было ужасно. Если вспыхнет желтая лихорадка, через неделю на «Славе» не хватит матросов, чтоб управлять парусами.

Ортега вновь разразился страстной речью.

– Он говорит, его солдаты прожили здесь всю жизнь. Они не подхватят желтую лихорадку так легко, как наши. А многие уже ей переболели. Он говорит, он сам ее перенес, сэр…

Буш вспомнил, как выразительно Ортега ударял себя в грудь.

– … И что негры считают нас врагами после того, что случилось на Доминике, сэр, так он говорит. Он может заключить с ними союз против нас. Тогда они смогут послать армию на форт завтра же. Пожалуйста, не показывайте вида, будто вы ему верите, сэр.

– Ко всем чертям, – обессилено сказал Бакленд. Буш про себя гадал, что же случилось на Доминике. В истории – даже в новейшей – он был не силен.

Снова заговорил Ортега.

– Он говорит, это его последние слова, сэр. Он говорит, это благородное предложение, и, по его словам, он не отступит ни на йоту. Теперь, когда вы его выслушали, вы можете отослать его и сказать, что ответ дадите завтра утром.

– Очень хорошо.

Оставалось еще произнести церемонные прощания. Ортега поклонился так вежливо, что пришлось Бакленду и Бушу неохотно подняться и снизойти до ответных поклонов. Хорнблауэр вновь завязал Ортеге глаза и вывел его из комнаты.

– Что вы об этом думаете? – спросил Бакленд у Буша.

– Я хотел бы обмозговать это, сэр, – ответил Буш. Когда вернулся Хорнблауэр, они все еще обсуждали этот вопрос. Прежде чем обратиться к Бакленду, Хорнблауэр глянул на них обоих.

– Я еще понадоблюсь вам этой ночью, сэр?

– Ох, черт возьми, лучше вам остаться. Вы знаете об этих донах больше нас. Что вы об этом думаете?

– Его аргументы довольно убедительны, сэр.

– Я тоже так подумал, – с явным облегчением сказал Бакленд.

– Не можем ли мы их как-нибудь прищучить, сэр? – спросил Буш.

Хотя сам он не мог предложить ничего конкретного, ему не хотелось так легко соглашаться на условия, предложенные иностранцем, пусть и самые заманчивые.

– Мы можем провести судно вглубь бухты, – сказал Бакленд. – Но фарватер опасный – вы это вчера видели.

Господи! Только вчера «Слава» пыталась пробиться в бухту под градом каленых ядер. Бакленд, проведший относительно спокойный день, не заметил ничего странного в этом «вчера».

– Хотя этот форт в наших руках, батарея за бухтой все равно будет нас обстреливать, – продолжал Бакленд.

– Мы наверняка сможем обойти ее, – возразил Буш. Надо будет держаться ближе к этому берегу.

– Ну обойдем мы ее. Они отверповали свои суда обратно вглубь бухты. Осадка у них на шесть футов меньше, чем у нас. А если они не полные идиоты, они облегчат свои суда, отверпуют их еще дальше на мелководье. Ну и дураки же мы будем, если окажется, что они вне досягаемости, и нам придется выбираться обратно под огнем. Тогда они смогут упереться и не согласиться даже на те условия, которые предлагают сегодня.

При мысли о том, что придется докладывать о двух кровавых неудачах, Бакленд явно запаниковал.

– Понятно, – подавленно ответил Буш.

– Если мы согласимся, – вернулся Бакленд к своей теме, – негры захватят эту часть острова. Тогда каперы не смогут использовать бухту. Кораблей у негров нет, а и были бы, им с ними не справиться. Мы выполним наши приказы. Вы не согласны, мистер Хорнблауэр?

Буш перевел взгляд. Утром Хорнблауэр выглядел усталым, а днем почти не отдохнул. Лицо его осунулось, глаза покраснели.

– Мы могли бы… могли бы прищучить их, сэр, – сказал он.

– Как?

– Опасно вести «Славу» дальше в бухту. Но мы могли бы достать их с полуострова, сэр, если вы прикажете.

– Господи, помилуй! – вырвалось у Буша.

– Что я прикажу? – спросил Бакленд.

– Мы могли бы установить пушку на дальнем конце полуострова, откуда простреливается та часть залива, сэр. Каленые ядра нам не понадобятся – в нашем распоряжении будет целый день, чтоб разнести их в куски, даже если они будут менять стоянку.

– Так мы и сделаем, клянусь Богом, – сказал Бакленд. Лицо его оживилось. – Сможете вы перетащить туда одну из здешних пушек?

– Я думал об этом, сэр, и боюсь, что не сможем. По крайней мере, не сможем быстро. Двадцатичетырехфунтовки по две с половиной тонны каждая. Гарнизонные лафеты. Лошадей у нас нет. Сто человек не перетащат их через эти овраги – там больше четырех миль.

– Тогда к чему весь этот разговор? – спросил Бакленд.

– Нам не придется тащить пушку отсюда, сэр, – сказал Хорнблауэр. – Мы сможем воспользоваться одной из корабельных пушек. Длинной девятифунтовкой, которую мы используем как погонное орудие. У этих девятифунтовок дальность почти такая же, как у двадцатичетырехфунтовок.

– Но как мы ее туда доставим?

Ответ забрезжил перед Бушем раньше, чем Хорнблауэр сказал:

– Отвезем ее на барказе, сэр, с талями и канатами, примерно туда, где вчера высаживались. Обрыв там крутой, и на нем растут большие деревья, за которые можно привязать канат. Мы достаточно легко сможем втянуть туда пушку. Эти девятифунтовки весят всего по тонне.

– Это я знаю, – сухо сказал Бакленд.

Одно дело – предлагать неожиданные решения, и совсем другое – напоминать опытному офицеру о том, что тот прекрасно знает.

– Да, конечно, сэр. Но с вершины обрыва девятифунтовку уже нетрудно будет перетащить через перешеек, и тогда мы сможем держать бухту под обстрелом. Овраги пересекать не придется. Полмили – вверх, но не круто – и дело будет сделано.

– И что потом?

– Их корабли окажутся под огнем. Всего-навсего девятифунтовка, но я думаю, им и этого хватит. За двенадцать часов непрерывного обстрела мы разнесем их в щепки. Может даже быстрее. Я думаю, при необходимости мы могли бы греть ядра, но это ни к чему. Я думаю, сэр, достаточно будет открыть огонь.

– Почему?

– Доны побоятся потерять эти корабли, сэр. Ортега утверждал, что может заключить с неграми перемирие, но это пустое хвастовство, сэр. Дай неграм такую возможность, и они всем им перережут глотки. И я их не виню – простите, сэр.