Лейтенант Хорнблауэр - Форестер Сесил Скотт. Страница 74

– Я совершенно забыл, что я должен вам еще тридцать пять шиллингов, – вспомнил вдруг Парри. – Простите великодушно. Так, с денежными долгами я расквитался, за полученный опыт остаюсь у вас в долгу.

Хорнблауэр убрал в карман толстую пачку купюр.

– Надеюсь, вы поостережетесь грабителей по дороге домой, мистер Хорнблауэр, – сказал Парри, провожая пачку взглядом.

– Мистер Буш пойдет домой вместе со мной, милорд. Ни один грабитель не решится на него напасть.

– Этой ночью можно не бояться грабителей, – вмешался полковник.

Он многозначительно ухмыльнулся, двое других на мгновение нахмурились, услышав такое, на их взгляд, неосторожное высказывание, но полковник указал рукой на часы, и лица их тут же прояснились.

– Наши приказы вступают в силу в четыре, милорд, – сказал Ламберт.

– А теперь полпятого. Превосходно. В этот момент вошел флаг-адъютант – он выскользнул на улицу, когда доиграли последний роббер.

– Экипаж у дверей, милорд, – сказал он.

– Спасибо. Спокойной ночи, джентльмены.

Все пошли к дверям, на улице стоял экипаж. Два адмирала, полковник и флаг-адъютант забрались в него. Хорнблауэр и Буш взглядами проводили экипаж.

– Что это за приказы, которые вступают в силу в четыре? – спросил Буш.

Небо над крышами домов начинало светлеть.

– Бог их знает, – ответил Хорнблауэр. Они шли к углу Хайбери-стрит.

– Много вы выиграли?

– Больше сорока фунтов. Что-то около сорока пяти, – ответил Хорнблауэр.

– Неплохо.

– Да. Шансы всегда со временем выравниваются. – Голос его звучал на удивление вяло. Хорнблауэр прошел несколько шагов и вдруг взорвался: – Господи, если бы это случилось на прошлой неделе! Даже вчера!

– Но почему?

– Девушка. Бедная девушка.

– О, Господи! – сказал Буш. Он совершенно забыл и про Марию, и про ее полкроны. Ему было странно, что Хорнблауэр не забыл. – Зачем тревожиться о таких пустяках?

– Не знаю, – сказал Хорнблауэр и прошел еще два шага. – Но тревожусь.

Буш не успел обдумать это странное признание: он услышал звук, заставивший его в волнении ухватить Хорнблауэра за локоть.

– Послушайте!

Впереди, на тихой улочке, слышалась тяжелая, военная поступь. Звуки приближались. Брезжащий предутренний свет отражался от медных пуговиц и белых перевязей. Это военный патруль с ружьями на плечо. Рядом шел сержант с нашивками и короткой пикой.

– Что за черт… – начал Буш.

– Стой! – скомандовал солдатам сержант, потом обратился к Хорнблауэру с Бушем. – Могу я спросить у джентльменов, кто они такие?

– Мы флотские офицеры.

В свете своего фонаря сержант сразу не разглядел. Теперь он вытянулся по стойке «смирно».

– Спасибо, сэр, – сказал он.

– Что делает ваш патруль, сержант? – спросил Буш.

– У меня приказ, сэр, – ответил сержант. – Прошу прощения, сэр. Левой – марш!

Патруль зашагал дальше, и сержант, проходя мимо, отсалютовал пикой.

– Что это значит, во имя всего святого! – дивился Буш. – Не мог же Бони неожиданно высадиться. Тогда бы все колокола звонили. Можно подумать, идет вербовка, настоящая вербовка. Но не может же этого быть!

– Смотрите! – сказал Хорнблауэр.

По улице двигался еще один отряд, но не в красных мундирах и без военной выправки. Клетчатые рубахи, синие штаны; впереди шагал мичман с белыми нашивками на воротнике и с кортиком на боку.

– Это и впрямь вербовочный отряд! – воскликнул Буш. – Посмотрите на их дубинки!

Каждый моряк держал в руке дубинку,

– Мичман! – резко сказал Хорнблауэр. – Что все это такое?

Мичман остановился, услышав командирский голос и увидев мундиры.

– Приказы, сэр, – начал он, потом, осознав, что наступает день и можно больше не таиться, тем более перед флотскими, продолжил: – Вербовочный отряд, сэр. Нам приказано завербовать всех моряков, которых мы встретим. Патруль на каждой дороге.

– Ясно. Но из-за чего вербовка?

– Не знаю, сэр. Приказ.

Наверно, он и сам больше не знал.

– Очень хорошо. Продолжайте.

– Вербовка, разрази меня гром! – воскликнул Буш. – Что-то стряслось.

– Я думаю, вы правы, – сказал Хорнблауэр.

Они свернули на Хайбери-стрит и подходили к дому миссис Мейсон.

– А вот и первые результаты, – заметил Хорнблауэр. Они остановились у входа, наблюдая, как мимо них проходит не меньше сотни людей под конвоем двух десятков моряков с дубинками, возглавляемых мичманом. Часть завербованных ошалело молчала, другие что-то громко выкрикивали – шум наверняка перебудил всю улицу, все завербованные хотя бы одну руку держали в карманах, а те, кто не жестикулировал – обе.

– Как в старые времена, – ухмыльнулся Буш. – Им перерезали пояса.

Раз пояса перерезаны, приходится держать руки в карманах, не то штаны спадут. В спадающих штанах далеко не убежишь.

– Первоклассные моряки, – сказал Буш, оценивая их профессиональным взглядом.

– Не повезло им, – заметил Хорнблауэр.

– Не повезло? – удивился Буш.

Разве быку не везет, когда он превращается в бифштекс? Или гинее, когда она переходит из рук в руки? Такова жизнь. Для торгового моряка оказаться в военном флоте столь же естественно, как поседеть, если он доживет до старости. А единственный способ его заполучить – напасть ночью, вытащить из постели, от кружки пива в таверне или из борделя, и в несколько секунд превратить из свободного человека, зарабатывающего на жизнь, как ему вздумается, в завербованного, не могущего по своей воле ступить на берег без риска быть поротым на всех кораблях флота подряд. Буш не больше сочувствовал завербованным, чем жалел сменяющийся ночью день.

Хорнблауэр по-прежнему смотрел на вербовочный отряд и на рекрутов.

– Возможно, это война, – медленно выговорил он.

– Война! – воскликнул Буш.

– Мы узнаем, когда придет почта, – сказал Хорнблауэр. – Полагаю, Парри мог бы сообщить нам, если б захотел.

– Но… война! – повторил Буш.

Толпа двигалась в сторону дока, шум затихал, и Хорнблауэр повернулся к двери, вынимая из кармана массивный ключ. Войдя в дом, они увидели на лестнице Марию с незажженной свечой в руке. Мария была в длинном пальто поверх ночной рубашки, видимо, чепец она надевала в спешке, ибо из-под него выбивались папильотки.