Икар - Сосновская Надежда Андреевна. Страница 3

Подойдя к охраннику, сидевшему за столом на вахте, Регги пожалел о том, что так вспотел.

— На каком тут этаже адвокаты? — спросил он.

Охранник ему улыбнулся, но не дружелюбной улыбкой, а улыбочкой типа «какое же ты тупое дерьмо», и сказал:

— В этом здании много разных адвокатов. Вам какая именно контора нужна?

Регги показал ему желтый листок из телефонной книги.

— «Ааронс», да? — кивнул охранник. — Эти на семнадцатом, но, похоже, у них там почти все ушли. Вы к кому? Я могу позвонить и узнать, на месте ли ваш адвокат.

Регги не ответил ему, и охранник повторил:

— Так к кому вы, молодой человек? Или вы просто хотите что-то забросить в контору?

— Забросить, — повторил за ним Регги. — Кое-что забросить.

— Почему бы вам не оставить это у меня? — предложил охранник. — А я им утром передам.

— Ладно, — ответил Регги.

Охранник ждал, но Регги не шевелился.

— Не вижу у вас никакого пакета, — отметил охранник. — У вас есть что-то с собой или нет?

— Кое-что есть, — сказал ему Регги.

— И где же?

— А вот здесь, — сказал Регги.

Он выхватил из заднего кармана нож, тот самый, который купил на улице несколько дней назад, и, не говоря больше ни слова, нанес охраннику удар прямо в сердце — три раза, четыре, пять, шесть, семь, пока тот не перестал стонать, дергаться и дышать. Тело охранника Регги затащил за конторку, чтобы никто не увидел. Потом он подошел к лифту и нажал на кнопку вызова.

Пару секунд он вспоминал, что сказал охранник насчет того, куда ему надо попасть. И вспомнил.

Он вошел в кабину и отправился на семнадцатый этаж.

Джек увидел маму. Стоя спиной к нему в дальнем конце комнаты, она старательно раскладывала бумаги по папкам. Она не слышала, как подъехала кабина лифта, поэтому не знала, что он уже пришел. Половина ламп не горела, и казалось, что, кроме мамы, в конторе никого нет. Было чуть больше шести, весь этаж лежал в полумраке. Довольно страшновато. Джек понимал, что этого делать не стоит, но не смог удержаться. Он бесшумно подкрался к маминому стулу, схватил ее руками за талию и заорал:

— Бу-у-у!

Мама подскочила фута на три да еще и крутанулась в воздухе. Но когда она приземлилась, то не стала ругать Джека. Она только сказала:

— О господи, ты меня до смерти напугал!

А потом обняла Джека, крепко-крепко прижала к себе и расцеловала. Обычно она его так надолго не обнимала, поэтому, когда отпустила, Джек сразу побежал через комнату к одному из большущих окон. Раскинув руки, будто орел крылья, Джек прижался к стеклу. Глядя на город сверху вниз, он воскликнул:

— Смотри, мама, я лечу, я лечу!

Мама улыбалась, глядя на него, но ему казалось, что она выглядит немножко — какое же слово она иногда употребляла? — немножко напряженной. Словно ей надо было что-то сделать и она хотела покончить с этим как можно скорее. Вид у нее был такой, какой, наверное, бывал у Джека в кабинете врача прямо перед уколом. Будто должно произойти что-то не очень приятное, но ты знаешь, что зато потом тебе станет лучше.

— Ты чего, мама? — спросил Джек, опустил руки и шагнул к ней от окна. — Что бы ни случилось…

Он собирался сказать дальше: «…все будет хорошо», но не успел закончить фразу, потому что мама больше на него не смотрела. Она нахмурилась и перевела взгляд влево, в сторону лифтов. Из кабины только что вышел какой-то мужчина и шел прямо к маме. Вид у него, на взгляд Джека, был неприятный, и от него противно пахло. Незнакомец был весь мокрый, будто только что вылез из воды, но Джек понимал, что этот тип сюда не приплыл, — значит, он был такой потный. Джек никогда не видел, чтобы кто-то так сильно вспотел. И одежда у этого типа была вся грязная. Он чем-то облился. Запачкал футболку, руки, шею. Кока-колой, что ли? Да нет, не похоже. Цвет не как у кока-колы.

Мужчина шел быстро. До мамы ему оставалось пройти всего несколько футов. Джек успел разглядеть его лучше и понял: чем бы ни облился этот человек, это точно не кока-кола. Но он с головы до ног был этим облит. И лицо, и туфли.

И что бы это ни было, оно было жутко красное…

— С вами все в порядке? — спросила Джоан. — Вы весь в крови.

Как только этот человек вышел из кабины лифта, Джоан поняла, что происходит нечто ужасное. Этого человека не должны были пропустить на их этаж. В его пустом взгляде было очень мало человеческого. И он был весь покрыт кровью, вся его одежда промокла от крови. Сначала Джоан подумала, что он ранен, но он двигался нормально, не как раненый. Казалось, с ним все в порядке, и вот тут Джоан догадалась: на нем не его собственная кровь, а чья-то чужая.

И тогда она поняла, что происходит нечто действительно ужасное…

— Я могу вам чем-то помочь? — спросила Джоан, стараясь говорить как можно спокойнее.

Мужчина не ответил. Он быстро окинул взглядом приемную. Джоан заметила, что он смутился и сразу разозлился. На что было злиться, Джоан не поняла, но мужчина явно был очень зол, и это пугало. Он ничего не говорил, он даже не смотрел прямо на нее, он только вертел головой, словно обыскивал глазами пустой офис и безлюдные кубики разделенных перегородками кабинетов. Джоан ощутила прилив облегчения, предположив, что гнев незнакомца направлен не на нее, а на кого-то из тех сотрудников конторы, которые уже ушли домой. Может быть, все не так плохо, как ей показалось…

— Вы кого-то ищете?

Но, уже задавая этот вопрос, Джоан поняла, что ответа не получит. Потому что на самом деле все было именно так плохо, как она подумала. Она почувствовала это, как только незнакомец обернулся и посмотрел на нее. От него не просто несло на все помещение потом и грязью. Он излучал жестокость, и Джоан могла думать только об одном: «Увести отсюда Джека. Сделать все, чтобы с моим сыном ничего не случилось».

Она попробовала поймать взгляд Джека, надеясь показать ему глазами, что надо бежать отсюда, но подавать знаки было уже поздно, потому что мужчина схватил стул, тяжелый вертящийся стул на колесиках, занес его над головой, словно стул ничего не весил, и швырнул прямо в то окно, около которого стоял Джек. Джоан, не веря своим глазам, смотрела, как стул врезался в стекло, разбил его с грохотом и звоном, страшнее которых она ничего в жизни не слышала, и вылетел наружу. Следом хлынул водопад из тысячи крошечных сверкающих осколков, и стул, устремившись к лежащей внизу улице, исчез из виду.

Джоан бросилась было к Джеку, крича ему, чтобы он уходил, бежал, убирался отсюда, но она не могла сдвинуться с места: что-то ее удерживало. Она почувствовала, что отрывается от пола, и услышала вопль сына:

— Мама! Мамочка! Ма-а-а-мочка-а-а!

Не сразу, но все же она поняла, что происходит, что делает этот мужчина. Она не хотела кричать, но ничего не могла с собой поделать. Ей пришлось заорать, глядя на сына. Она понимала, что у нее истерика, но ей было все равно, а не все равно было только то, что она не хотела умирать, умирать вот так, и она закричала:

— Помоги мне! Помоги мне, Джек! Ради бога, помоги мне!

Джек смотрел, как мужчина поднял его мать и потащил к разбитому окну. Дыра, пробитая стулом, зияла, как рваная рана. Джек видел, как бьется и извивается мама, она даже пыталась кусаться, но мужчина, похоже, ничего не чувствовал. Мальчик слышал, как мама зовет его и умоляет помочь ей. Он стоял всего в паре футов от окна и чувствовал, как втягивается в комнату и вырывается наружу воздух, слышал гудение автомобильных клаксонов, крики людей, глядевших вверх. Было трудно дышать, сильно разболелся живот, ему хотелось одного — убежать отсюда, но он не мог и понимал это. Мама кричала, и он не мог бросить ее, он должен был что-то сделать, должен был сделать это прямо сейчас, потому что они были уже совсем близко, еще немного — и мужчина окажется рядом с окном. Джек мог протянуть руку и прикоснуться к нему.