Икар - Сосновская Надежда Андреевна. Страница 43

После спортзала она отправилась за покупками. Ей ничего не было нужно, и в этом как раз была фишка. Она приобрела фривольные вещички. Но элегантные. Она научилась быть элегантной, обзавелась вкусом богатой белой женщины. Ей нравилось изводить мужчин повсюду, в том числе и в спортзале. В итоге те из них, которые ночами мечтали о Мэрайе Кэри, глядели на нее, пыхтя, как паровозы, и обливаясь семью потами на своих тренажерах. Ну и в клубе, ясное дело. Там она обожала разгуливать с обнаженными бедрами — твердыми, как каменные, и на высоченных каблучищах. А в обычной жизни она любила высокий класс. Более того, она понимала, что такое высокий класс. И пока другие девицы ее возраста прочесывали Восьмую улицу и покупали посеребренные сережки, она уверенно ходила по Мэдисон-авеню. На этот раз она заглянула в «Фрателли Розетти» за парой ярко-красных атласных туфелек с открытым мыском и каблучком высотой в один дюйм, а потом в «Прада» за черной сумочкой с красной застежкой, отлично подходившей к туфелькам. Вернее, за двумя черными сумочками с красными застежками, потому что… ну, как тут объяснишь… Просто никогда не знаешь, когда может пригодиться лишняя сумочка.

В три тридцать у нее было назначено прослушивание для участия в «мыльном» сериале, но роль была не ахти, и, кроме того, она здорово устала, поэтому она плюнула на прослушивание, пошла домой и улеглась поспать до четырех. В шесть она взяла такси и поехала на работу.

Ночь получилась отличная. Она скользила по столбу, она танцевала и кувыркалась и выглядела чертовски сексуально. Она заработала тысячу восемьсот долларов чаевых, и никто из тех, перед кем она изгалялась, понятия не имел, что она размышляет о новой обивке для своего диванчика в гостиной или о том, куда задевалась квитанция из химчистки, потому что завтра как раз надо забирать оттуда вещи, или о том, какие книжки она будет читать, лежа на пляже, когда в следующем месяце возьмет отпуск и рванет во Флориду. Один малый спросил, как ее зовут, и глазом не моргнул, когда она решила подшутить над ним и ответила: «Мадре. [29]Мадре Тереза». А он только сказал: «Красивое имя. Испанское?», и она поняла, что понравилась ему, она поняла, что он думает, что теперь она даст ему номер телефона и, может быть, даже согласится с ним поужинать. Тощий такой, маленький, с паршивой стрижкой и гадкой кожей, но она старалась вовсю и свое дело сделала как надо, потому что он отвалил ей сто сорок баксов, а она была готова поклясться, что он зарабатывает не больше пятисот в неделю.

В четыре утра клуб закрылся, и она ушла. На улице ее поджидало такси. В это время девушек всегда ждали машины. Таксисты любили отвозить их домой; один водитель как-то раз сказал ей, что все они надеются на то, что кто-то из девушек забудет в клубе сумочку с бабками и придется ей расплатиться за дорогу по-другому. Насколько она знала, такого случая еще ни разу не было, но ей нравилось, что таксисты продолжают верит в удачу.

В четыре двадцать она уже сидела за столиком в уютной нише в «Сэкс» — ночном клубе, где к этому времени собирались многие танцовщицы. Она думала, что Кид зайдет туда. Но его там не оказалось. Там был один из его друзей. Очень славненький. Она никак не могла запомнить, как его зовут. Помнила только, что он хочет устроиться на работу в клуб. Вышибалой. Ему, похоже, было до лампочки, что она вечно не может ничего про него вспомнить. Он всегда торчал в клубе или в каком-то ночном заведении. Вечно поджидал Кида, словно был его телохранителем или еще кем-то в этом роде. Ага. Или его тенью. «Интересно, а он и вправду такой клевый, каким кажется? — подумала она. — Или просто тупой как пробка?»

«А может, мне с ним…? — подумала она. — Как это понравится Киду? Заденет ли это его?» Если бы задело, она бы так и сделала. Но чутье ей подсказывало, что Кида мало что может задеть.

Хотя… кое-что может.

Она сунула руку в сумочку и нащупала выкидной ножичек, лежавший под пачкой жевательной резинки, горкой мелочи и тюбиком помады. Ей нравилось прикасаться к ножу, ей было приятно, что он у нее есть. Нож ей подарил один из бывших дружков больше года назад. Сказал — для самообороны. «Все испанские девушки нуждаются в самообороне. Особенно если у них такая фигурка, как у тебя». Сначала она не хотела брать ножик, но все-таки взяла. Легче было взять, чем препираться и отказываться. А потом ей стало нравиться, что он у нее есть. Потом она его полюбила. Полюбила звук, с которым нож раскрывался. Полюбила его гладкость. То, что он такой красивый и такой смертельно опасный. Еще ни разу ей не приходилось им пользоваться, и она порой надеялась, что никогда и не придется. Но порой она смотрела на нож иначе. Совсем иначе. И вот она вынула нож из сумочки под столиком и нажала на кнопку, с помощью которой из рукоятки выскакивало длинное и тонкое лезвие. С-с-с-с-с. Она провела пальцем по плоской поверхности холодной стали.

Эта штучка могла сделать ему больно.

А кто-то уже сделал ему больно. Она видела, как он снимал повязку, видела рваную рану. Почему бы и ей так не сделать?

Прикасаясь к лезвию, она думала: «Этой штучкой ему можно сделать очень-очень больно».

Улыбнувшись, она закрыла нож и убрала в сумочку. Потом послала улыбку приятелю Кида, сидевшему у противоположной стены. И поманила его, едва пошевелив указательным пальцем.

Он принялся говорить. О чем — она не слушала. Она опять задумалась о квитанции из химчистки. Потом — о тесте по психологии, который ей предстояло пройти на следующий день. Один из вопросов она уже знала: «Можете ли вы доказать, что существует такое понятие, как принцип удовольствия?» Да, она могла это доказать. Еще как могла.

А потом она задумалась о том, почему ей так нестерпимо хочется сделать больно Киду.

Она не знала почему. Кроме шуток, не знала.

Но эта мысль заставляла ее улыбаться.

Убийца

Она не могла вспомнить, когда была так счастлива.

Впервые за все время, насколько ей помнилось, в ее жизни воцарился порядок.

Бизнес шел отлично, и она не сомневалась, что все будет замечательно, пока сохраняется стабильность в экономике и котировки на рынке идут вверх. Ей нравилось то, чем она занималась, и она чувствовала, что ей все удается. Она доверяла своему чутью, она была уверена в том, что всегда заметит кого-то или что-то «горяченькое». Другие люди явно разделяли с ней эту уверенность.

Она возвратилась в Нью-Йорк, проведя две головокружительные недели — одну в Париже, вторую в Лондоне. Она встречалась с новыми клиентами, новыми агентами. Это была ее первая заокеанская поездка, и она пребывала в полном восторге. Она прекрасно осознавала, что для нее это большой профессиональный шаг вперед, но шаг ей удался. И не просто удался, а с блеском! В Париже она ужинала в «Л'Амбруази», самом дорогом ресторане из тех, где ей до сих пор доводилось бывать. За ужин расплачивалась не она, а клиент, но она не смогла удержаться, подсмотрела цифры в счете и быстро подсчитала в уме, что получилось почти по двести пятьдесят долларов на человека. «Наверное, я впадаю в декаданс, — решила она, — потому что мне это нравится и кажется, что это того стоит». Ужин действительно показался ей стоящим этих денег. Она посетила все музеи, на какие хватило времени. У нее выдался один совершенно свободный день, и она провела его в музее д'Орси, где бродила до закрытия. Ушла только тогда, когда ее об этом настойчиво попросил охранник.

В Лондоне один вечер она просидела в пабе — выпила цистерну пива, весело плясала и слегка утратила контроль над собой. Но все было нормально, никто не имел ничего против. После вечеринки она не поехала в отель. Ей было слишком хорошо, она была навеселе и отправилась домой к одному художнику. Не сказать чтобы он был такой уж профессионал, но он на нее весь вечер пялился, и она решила, что он необыкновенно привлекателен. Это она правильно решила, потому что занятие любовью оказалось необыкновенным. Они еще больше напились и просто голову потеряли друг от друга, и ей безумно понравилась его квартира в доме, стоявшем прямо на Темзе — ну, в восточном районе, с громадными окнами, выходившими на реку и на ту часть города, которая выглядела так, словно тут до сих пор жил Диккенс. На следующий день у нее даже не было похмелья, и кто-то другой повел ее в клуб «Граучо», чтобы обсудить идею выпуска книги: как ей кажется, пойдет ли она в Америке, и если да, то согласится ли она написать введение.