Икар - Сосновская Надежда Андреевна. Страница 54

В загробную жизнь она не очень-то верила, но подумала: не исключено, что Кид сейчас где-то в вышине, смотрит на нее с высоты и может увидеть, как она говорит про него с пожилым профессором, который как видел ее, так просто слюнки пускал и, небось, по ночам не спал, все представлял ее голенькой. А Кид с высоты все это увидит и услышит, как он погиб и что ей все равно.

Она представила все это и улыбнулась.

Кроме шуток, улыбнулась.

«Это его снова убьет», — подумала она. Es verdad. [35]Кроме шуток, убьет.

Убийца

Она не думала, что кто-то ее видел.

То есть, конечно, люди видели ее, не невидимка же она, в конце концов. Но никто ее не узнал — вот что главное. Не узнали, не заметили. Не обратили внимания — вот что она имела в виду.

Это было хорошо. Ей совсем не нужно было, чтобы ее замечали. При всем том, что творилось. И особенно при всем том, что уже стряслось.

Ведь она знала, что ей не нужно было встречаться с ним. Проклятый Кид с его растрепанными волосами и маленькой кривой усмешкой. Ну почему она не смогла не пойти? У нее все шло так прекрасно. Такой рывок в карьере. Она стала такой… такой чертовски утонченной. Будь он проклят за то, что зашел к ней, что умолял встретиться с ним и сказал то, что сказал…

То, что он знал о ней, знал о ее прошлом, не давало ему права делать то, что он делал. Ничто не давало ему такого права.

Она почувствовала, что снова начинает злиться.

А потом перестала. Может быть, злиться уже больше не стоило. И бояться тоже. Теперь Кид был мертв.

И поэтому, быть может, все было кончено.

Быть может, всему этому пришел конец.

Она очень надеялась на это.

И она так думала.

Но тогда почему она до сих пор злилась? И почему до сих пор так боялась?

Ошибка

Как он мог погибнуть? Это было невозможно. Невозможно!

Они же должны были остаток жизни провести вместе.

Они должны были любить друг друга, и помогать друг другу, и быть вместе до скончания веков.

Кид был слишком хорош для этой жизни, вот что. Слишком хорош, слишком красив, слишком чист. Он не был идеален — о, у него случались ошибки. В ту ночь, на вечеринке, Кид сказал что это было ошибкой. Но он был не прав. Нет, нет, нет. Чем угодно, только не ошибкой. Это было идеально. Идеально, чудесно и… и…

И кончено.

Больше этого не случится никогда. Не будет больше совершенства. Не будет любви.

Так бывало всегда, верно? Люди ревновали, так ведь? Люди были одиноки, печальны и измучены. Люди всегда хотели разрушить любовь, ведь так?

Да, так.

Но на этот раз они пожалеют.

Очень, очень сильно пожалеют.

Совсем как Кид. Бедный, бедный Кид. Он был мертв. Для него больше не будет любви. Не будет совершенства.

Не будет ошибок.

Цель

Один для нее был все равно что мертв, а теперь по-настоящему умер второй.

Так почему же она не огорчилась?

Возможно, потому, что в этом было что-то неизбывно справедливое. Что-то чертовски симметричное.

Что посеешь, то и пожнешь. Что-то в этом было утешительное, правда? Тому, кто причиняет боль, потом самому становится больно.

Ведь это по-божески, верно?

Или по-дьявольски.

Все равно.

Главное, что в ее пользу.

33

Джек понимал, что ему надо тренироваться, заниматься на беговой дорожке, поднимать штангу и делать упражнения на растяжение мышц, но пошел уже шестой день, как он не прикасался к спортивным снарядам и тренажерам. Он начал ощущать скованность, у него стало немного побаливать бедро, но он еще не был готов вернуться к привычному распорядку. Почему-то казалось, что пользование всем этим оборудованием без Кида — это проявление неуважения к его памяти. «А может, я просто ищу себе оправдание, — думал Джек. — Может, я просто обленился, или устал, или теперь мне все безразлично». В любом случае тренироваться ему не хотелось, и он этого не делал.

В тот день он еще не выходил из дома, а было уже почти три часа пополудни. Это его удивило. Он не мог понять, на что ушла большая половина дня, и чувствовал, что должен хоть что-то сделать. Поэтому он вызвал лифт и спустился в вестибюль, чтобы забрать почту. Очень активная деятельность.

В подъезде появился новый консьерж. Кажется, его звали Мика, а Мике явно кто-то успел доложить, что Джек — заядлый спортивный болельщик. В общем, они обменялись мнениями по поводу «Никс» (те успели проиграть «Лейкерс» в финальных играх), поболтали о том, значили ли что-то шесть побед подряд команды «Метс». [36]Мика считал, что значили. Джек не был так уж в этом уверен.

Джек забрал из ящика почту и по пути до лифта принялся ее сортировать. Ничего особенного. Буклет с рекламой пароходного круиза. Парочка журналов. Несколько счетов.

Вернувшись в квартиру, он быстро пролистал журналы, отметил для себя статью, которую следовало бы прочесть в «Ньюйоркере», а в «Вэнити фэйр» его ничего не заинтересовало. Любительницей журналов в семье была Кэролайн, но Джек обновил все ее подписки. Для него это была еще одна робкая попытка сохранить ее присутствие в доме. Он понимал, что в этом мало смысла, но отказаться от журналов никак не мог.

Личной корреспонденции оказалось мало, а еще меньше чего-либо интересного. Но вот на глаза Джеку попался маленький квадратный конверт. Письмо было адресовано ему. Правильный адрес, но без почтового индекса. Обратный адрес был написан от руки. Письмо от Кида Деметра. Был указан его домашний адрес: 487, Дьюэйн-стрит, и почтовый индекс. Джек посмотрел на дату на почтовом штемпеле. В маленьком красном кружке штемпеля с трудом читались цифры, но все же он разобрал, что письмо было отправлено в тот самый день, когда Кид покончил с собой. Шесть дней назад. Наверное, пролежало несколько лишних дней на почте из-за того, что почтовый адрес Джека был написан не полностью.

Джек открыл конверт, подцепив клеящий край кончиком ногтя. Внутри лежала открытка с приглашением. Не красочная — стандартная карточка с напечатанными словами «Вы приглашаетесь на», после которых отправитель писал, куда он вас приглашает. В данном приглашении говорилось, что Джек приглашается на церемонию выпуска Кида Деметра в Хантер-колледж. Киду предстояло получить диплом. Церемония должна была состояться через две недели. Внизу Кид приписал: «Я знаю, тебе не верится, что я все-таки сделал это, поэтому лучше приходи и посмотри своими глазами». Затем стояла его подпись и постскриптум: «Спасибо». Это слово было трижды подчеркнуто, а после него стояло три восклицательных знака.

Джек положил приглашение на журнальный столик, пошел в кухню, взял литровую бутылку минеральной воды «Поуленд спринг» и выпил залпом примерно треть. Потом вернулся в гостиную и снова взял в руки приглашение. Он смотрел на открытку добрых пять минут и наконец понял, что вдруг в нем всколыхнулось.

— Черт побери! — воскликнул он и, не помня себя, разрубил кулаком воздух.

Сунув открытку в конверт и сжав его в руке, он вбежал в кабину лифта, спустился в гараж и завел свой черный БМВ.

По пути он уточнил по мобильному телефону адрес восьмого полицейского участка Трибеки.

Сержант Пейшенс Маккой, похоже, не слишком огорчилась, увидев Джека. Но и не обрадовалась. Она приготовила ему чашку кофе, и он ее поблагодарил.

— Это не «Ямайский голубой», — предупредила сержант, — но он вас взбодрит.

— Хорошо, — проговорил Джек после первого глотка, и, похоже, его слова понравились Маккой.

— Ну, чем могу быть вам полезна, мистер Келлер? У меня сегодня много дел.

— Я понимаю, сержант. Я… гм… Мне очень неловко этим заниматься, но я просто не мог придумать, как еще это сделать.