Билл — герой Галактики. Т. 1 - Иорданский Алексей Дмитриевич. Страница 8

После воскресных занятий, в конце второй недели пребывания на корабле, он, вместо того чтобы ринуться в столовую с остальными, задержал заряжающего 1-го класса Сплина.

— У меня проблема, сэр.

— Пустяки, один укол, и все пройдет. Говорят, без этого никогда не станешь мужчиной.

— У меня другая проблема, сэр. Я хотел бы... я хотел бы поговорить с капелланом.

Сплин побледнел и прислонился к переборке.

— Я ничего не слышал, — просипел он. — Мотай в столовую, и, если сам не проболтаешься, я буду нем как рыба.

Билл зарделся.

— Очень сожалею, сэр, но это необходимо. Я не виноват, что мне нужно поговорить с ним, такое со всяким может случиться...

Голос Билла становился все глуше, он смущенно шаркал подошвами и внимательно рассматривал носки своих сапог. Молчание затянулось; когда Сплин наконец заговорил, товарищеские нотки из его голоса полностью испарились.

— Ладно, солдат, раз ты настаиваешь... Надеюсь, остальные парни об этом не пронюхают. Пропусти обед и отправляйся сейчас же. Вот пропуск.

Он нацарапал что-то на клочке бумаги, презрительно швырнул его, развернулся и зашагал прочь, оставив Билла униженно ползать по полу.

Судя по корабельному указателю, капеллан занимал каюту 362-В на 89-й палубе. Билл спускался в бесчисленные люки, петлял по коридорам, карабкался по сходням, пока, наконец, не оказался перед металлической дверью, утыканной заклепками. От усталости на лбу у него выступили крупные капли пота, в глотке пересохло. Он поднял руку и тихо постучал.

Через несколько мучительно долгих секунд раздалось глуховатое:

— Да, да, войдите. Не заперто.

Билл вошел и тут же вытянулся по стойке «смирно», увидев офицера, который сидел за письменным столом, почти целиком заполнявшим крохотную каюту. Лейтенант четвертого ранга был еще молод, но уже совершенно лыс. Под глазами у него залегли черные тени, на подбородке отросла щетина, измятый галстук съехал набок. Офицер рылся в груде бумаг, заваливших весь стол, раскладывал их в кучки, на одних делал пометки, другие выбрасывал в переполненную мусорную корзину. Когда он отодвинул одну из стопок, Билл увидел на столе табличку: «ОФИЦЕР-КАСТЕЛЯН».

— Извините, сэр, — сказал Билл, — я, верно, ошибся и попал не в ту каюту. Я ищу капеллана.

— Это и есть каюта капеллана, но он дежурит с 13.00, даже такой болван, как ты, мог бы догадаться, что надо подождать еще 15 минут.

— Благодарю вас, сэр. Я зайду позже. — Билл попятился к двери.

— Ты останешься здесь и будешь работать. — Офицер поднял на Билла налитые кровью глаза и злорадно хихикнул. — Раз ты мне попался — рассортируешь квитанции на носовые платки. Я где-то затерял тут 600 сморкалок. Знаю, что пропасть они не могли, но... Думаешь, легко быть офицером-кастеляном?

Он шмыгнул носом от жалости к себе и пихнул Биллу груду квитанций. Билл принялся их разбирать, но тут прозвучал звонок, возвестивший окончание вахты.

— Так я и знал! — плаксиво завопил офицер. — Эту проклятую работу чем больше делаешь, тем больше остается! А ты еще воображаешь, будто у тебя могут быть какие-то проблемы!

Дрожащими пальцами он перевернул табличку на столе. Теперь на ней красовалась надпись «КАПЕЛЛАН». Лейтенант ухватился за кончик галстука и с силой закинул его за правое плечо. Галстук был пришит к воротничку, который на специальных подшипниках легко скользил по рубашке. Воротничок с тихим жужжанием развернулся задом наперед, явив взору Билла белоснежную гладкую поверхность; галстук остался где-то за спиной.

Капеллан молитвенно сложил ладони, опустил глаза долу и сладко улыбнулся:

— Чем могу помочь, сын мой?

— Я думал, вы офицер-кастелян, сэр, — ошеломленно произнес Билл.

— Да, сын мой, и это далеко не единственное бремя, возложенное на мои слабые плечи. В эти трудные времена мало кто нуждается в капелланах, а спрос на офицеров-кастелянов велик. Стараюсь приносить пользу. — И он смиренно склонил голову.

— Но вы... кто же вы все-таки? Офицер-кастелян и по совместительству капеллан или капеллан и по совместительству офицер-кастелян?

— Тайна сия велика есть, сын мой. Существуют явления, в суть которых лучше не вникать. Но я вижу, что душа твоя в смятении. Скажи, веруешь ли ты?

— Во что?

— Это я тебя спрашиваю, во что? — рявкнул капеллан, в облике которого на миг проступили черты офицера-кастеляна. — Как я могу помочь тебе, если не знаю, какую религию ты исповедуешь?

— Фундаментальный зороастризм.

Капеллан вытащил из стола оклеенный целлофаном список и стал водить по нему пальцем.

— За... зе... Зоофилия... Зороастризм реформированный фундаментальный. Этот?

— Да, сэр.

— Что ж, все очень просто, сын мой... 21-52-05... — Он быстро набрал номер на диске, встроенном в крышку стола, а затем широким жестом, блеснув вдохновенным пророческим взором, смахнул всю бумажную груду на пол. Скрипнул потайной механизм, часть столешницы опустилась, и тут же поднялась обратно вместе с пластиковой черной шкатулкой, украшенной золочеными изображениями вздыбленных быков. — Минуточку! — сказал капеллан, открывая шкатулку.

Он развернул длинную белую полосу материи, затканной золотыми фигурками быков, и намотал ее на шею. Потом положил рядом со шкатулкой толстенную книгу в кожаном переплете, а на крышку водрузил двух металлических быков с углублениями на крестцах. В одно углубление он налил из пластмассовой фляжки дистиллированную воду, в другое — благовонное масло, которое тут же поджег. Билл наблюдал эти приготовления с чувством растущей радости.

— Какой счастливый случай, что вы тоже оказались зороастрийцем, — сказал он. — Теперь мне будет легче вам довериться.

— Никаких случайностей, сын мой, просто хорошая подготовка. — Капеллан бросил в пламя щепотку порошка хаомы [2]; у Билла аж в носу засвербило от пряного аромата курений. — По милости Ахурамазды я помазанный жрец зороастризма; по воле Аллаха — верный муэдзин ислама; по соизволению Иеговы — обрезанный рабби и так далее. — Тут его благостное лицо исказилось злобным оскалом. — А из-за нехватки офицеров еще и долбаный офицер-кастелян! — Чело его вновь прояснилось. — А теперь поделись со мной своими тревогами.

— Это так трудно... Возможно, я слишком подозрителен, но меня беспокоит поведение одного из моих друзей. В нем есть что-то странное. Как бы это сказать...

— Доверься мне, сын мой, поведай свои сокровенные помыслы и ничего не опасайся. Что бы ты ни сказал — все останется в стенах этой каюты, ибо я свято блюду тайну исповеди согласно обетам и призванию. Облегчи душу свою.

— Вы очень добры. Мне уже и так полегчало. Понимаете, мой приятель немного со сдвигом: чистит всем сапоги, добровольно дежурит в сортире, девчонками не интересуется...

Капеллан благостно закивал, мановениями руки подгоняя к ноздрям наркотические волны фимиама.

— Не вижу причин для беспокойства. Похоже, он славный малый. Разве не учит нас «Вендидад» [3], что мы должны помогать ближнему, разделять бремя его и не гоняться по улицам за блудницами?

Билл нахмурился:

— Все это хорошо для воскресной школы, но в армии так себя не ведут. Мы думали, он просто чокнутый; возможно, так оно и есть, но дело не в этом. Мы с ним случайно попали на батарею, и я увидел, как он направил свои часы на орудия, нажал на головку завода, и в часах что-то щелкнуло. А вдруг это фотоаппарат? Я... Я думаю — он чинджеровский шпион!

Билл откинулся на спинку стула, тяжело дыша и обливаясь потом. Наконец он выговорил это страшное слово вслух.

Капеллан продолжал кивать и улыбаться, явно одурманенный ароматом хаомы. Потом, очнувшись, высморкался и раскрыл толстую книгу «Авесты». Он прочел какой-то отрывок на древнеперсидском, что, вероятно, его несколько взбодрило, и захлопнул книгу.

— Не лжесвидетельствуй! — загремел он с грозным видом, уставив на Билла обвиняющий перст.