Ночной позор - "GO-блин". Страница 59

Наконец я опомнился настолько, что смог сказать:

— Рассуждая логически, я совершил глупость, которую искуплю перед лицом неприятеля.

Утка вытаращенными глазами поглядел на меня и пощупал зачем-то мой лоб.

— Ты че? — испуганно спросил он.

Ой! Неужели горячая белка? белая горячка?..

Я быстро осмотрелся вокруг на предмет этих самых белочек, чертиков, человечков или оранжевых собачек. Вроде, все было спокойно.

— Так, ладно,— Оперативник поднялся.— Иди переоденься, а то на тебя смотреть страшно.

Оперативник отправился на разведку, по каким-то своим делам, мне строго-настрого велев из квартиры не высовываться, к окнам не подходить, музыку не включать и вообще вести себя тихонечко, пока он не вернется. Мол, денек-другой можно потерпеть. После моих похождений Утка выпускать меня на улицу опасался.

Я, в общем, и вел. Тихонечко.

Но Утка, уходя, не учел катастрофического стечения обстоятельств.

Я, деньги. Пустая квартира.

Повторим.

Деньги, я, пустая квартира.

В этом логическом ряду не хватает важнейшей составляющей.

Честно высидев сорок одну с половиной минуту, я как ужаленный сорвался с места и схватил телефон.

Но трубка молчала. Линия, конечно, была обрезана. Зачем телефон дрейфующему у берегов далекого Свазиленда Уткиному товарищу?

И зачем я утопил мобильник в фонтане? Поспорил, видите ли, с каким-то уродом, что он у меня водонепроницаемый.

Как видите, сама судьба принуждала меня покинуть убежище. Надо дойти хотя бы до таксофона, наберу пару-тройку заветных номеров, куплю вина, конфет и прочей романтики…

Я долго хорошился перед зеркалом, напевая старинную солдатскую песню:

В свете последующих событий, это утверждение оказалось несколько самонадеянным.

Я сбежал по лестнице, пихнул ногой дверь подъезда и, согласно всем шпионским правилам, осмотрел улицу на предмет слежки.

Затем покинул район предыдущей диспозиции и, заложив руки в карманы, двинулся по направлению к точке связи.

Профессор Плейшнер был большой мастер уходить от преследования.

Впрочем, скоро я позабыл обо всех опасностях и, поддавшись очарованию солнечного дня, двинулся к видневшемуся неподалеку магазинчику.

Маленькие магазины совершенно вытеснили в последнее время привычные ларьки, своей приглядной чистотой сменив пыльную негигиеничность железных форпостов первичного капитализма.

Правда, обустраивались такие магазинчики преимущественно на первых этажах жилых домов, в выкупленных квартирах, для чего разбиралась одна из наружных стен. В некоторых зданиях по фасаду не было ни одной целой стены, все квартиры были заняты свободными предпринимателями. Как бы, извините, и не рухнуло к чертям все строение.

Я поднялся по скользкому крыльцу, крытому дорогим итальянским кафелем, и ухватился за дверную ручку.

С легким шипением — работала импортная пневматика, сменившая старинные пружины, дверь распахнулась.

Первым делом взгляд мой отправился на поиски различных напитков, мимоходом скользнув по старичку в старомодном плаще и дурацкой шапочке. Старичок, стоя ко мне спиной, покупал сигареты.

Видимо, почувствовав что-то, он обернулся. И мы узнали друг друга.

— Ба! Какие люди! — обрадовался Закидон.— А я уже грешным делом подумал, что ты откинулся вместе с дружком своим.

— И вам здрасьте,— пробормотал я, осторожно отступая.

Сами понимаете, не мне тягаться с главой оперативного отдела.

Закидон не торопясь раскурил длинную бабью сигаретку коричневого цвета, в нашем очаге культуры называемую «Морэ», и бросил мне вслед пару убористых заклинашек.

— Все равно не сдамся! — предупредил его я, в то время как ноги сами несли меня к машине.

— Сдашься, родной. У нас все сдаются,— успокоил меня Закидон.— Так что ты там говорил? Каким ко мне местом нельзя поворачиваться?

— Не надо,— попросил я.

Закидон с наслаждением затянулся своей сигареткой и выпустил мне в лицо струю ментолового дыма.

— Не буду,— пообещал он.— Не в моем ты вкусе. И на счет венерических заболеваний сомнительный…

Глава… глава… Наверняка уже не четырнадцатая, но еще и не двадцатая. Значит, где-то посредине.

Точно! Восемнадцатая.

Итак.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Здесь сперва грядет Апокалипсис, потом на арене появляется уже известный вам фаллос

Рыбка подмигнул мне, как старому знакомому, но потом вновь сделал непроницаемую рожу.

Прочие бывшие сослуживцы стыдливо отводили глаза, особенно те, что участвовали в на нас охоте.

— Здорово, лабухи! — поприветствовал я былых соратников в борьбе за правое дело.— Неплохо вас нынче прижали, а?

— Уж не без твоего участия,— прошипел Закидон, следовавший за мной подобно почетному караулу.

— Что вы, дяденька. Куда мне,— вздохнул я.— Не та весовая категория…

В кабинете Закидона нас дожидался шеф.

— А, наш беглец! — Он махнул мне рукой.— Не поверишь, я даже рад, что ты цел и невредим. Без тебя компьютеры все перегорели.

Еще бы им не перегореть. Мстительный, я самолично перед уходом сунул в разъемы на материнской плате каждой машины по проволочному жучку. Пускай ищут, кретины, в чем корень зла. И где собака зарыта. Спорим, ни за что не догадаются? Хотя Гоня, наверное, попросту новые компьютеры закажет, он такой…

Эта мелкая пакость, впрочем, не слишком подняла мне настроение.

— И что делать со мной будете? — спросил я, стараясь, чтобы голос не слишком дрожал. О различных мерах наказания, которым в разные времена подвергались опальные колдуны, по Контролю давно ходили жуткие слухи.

Закидон нервно прошелся по комнате. Гоня сидел за его столом и сосредоточенно чинил карандаш, аккуратно складывая стружку на белый лист бумаги.

— Я сперва и правда поверил, что ты предатель,— наконец сказал Закидон.— Только очень удивился, когда Утка тебя взялся защищать, он, вроде, должен быть умнее. Потом взвесил все и решил охоту не отменять. Даже заключил с Поликарпычем договоренность придать тебя показательному трибуналу. Ничего личного, сам понимаешь, ради дела. Надо же кому-то отвечать… По-украински это будет Цап Видбувайло… И даже не спрашивай, как оно переводится. Однако обстоятельства изменились.

— Грядет великая битва,— вставил Гоня.— Последняя разборка, армагедец, мля.

— За городом, на полигоне промышленных отходов, чтоб от людей подальше,— добавил Закидон, явно недовольный, что у него перехватывают инициативу в разговоре. Вот мы что придумали: сделаем из тебя боевого мага.

— ? — ?-нул я.

— А что? Зарядим тебя заклятиями, чтоб из ушей молнии били, отключим сознание, и отбарабанишь как миленький, на дистанционном управлении! А в конце сражения показательно отречешься от прошлых заблуждений.

— Ничего не понимаю.

— Ну смотри,— опять встрял шеф.— Ты сейчас официально — вроде как главный бандит и вообще… «Крестного отца» видел? А после вашей с Уткой мнимой кончины… Кстати, а с Уткой-то что? Молчишь? Ну, молчи, молчи. Так вот, после вашей мнимой кончины из тебя сделали едва ли не безвинно пострадавшего от лап Контроля, честного и отважного борца за правое дело, понял? Скоро на улицах начнут узнавать, если доживешь, конечно.

— И чего?

— Вот дурак,— пожаловался Закидону Гоня. Глава оперативного отдела понимающе кивнул, типа, есть немного.

— Аарон Поликарпович свою армию из кого набрал? В большинстве своем такие же лохи, как и повсюду. Без лапши на ушах ни на что не годны. У Поликарпыча бизнес, а у них — убеждения. Каково с моральным духом станет в его армии, когда она увидит, что бывший идейный вождь сражается на нашей стороне? — огласил Закидон и изрек оригинальную, свежую и блистающую своей новизной сентенцию.— Войны выигрываются умом, а не жопой!