Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з - Панюшкин Валерий Валерьевич. Страница 14
Думаете, что-нибудь изменилось? А я думаю, нет.
Ходорковский сидит в тюрьме, может быть, потому, что на этот раз нынешнему президенту Путину не сумел доказать личной преданности, как умел доказывать в 1991 году премьер-министру Силаеву и в 1996 м — президенту Ельцину. Суд, средства массовой информации и общественное мнение, как были послушны власти всегда, так и остаются послушны. В девяностые годы они не стали, как принято думать, свободнее, они, наоборот, были дополнительно отравлены ядом обмана.
И Ходорковский — один из тех, кто готовил зелье.
ГЛАВА 4: МАНИЯ ЭФФЕКТИВНОСТИ
— Михаил Борисыч! Тут такое! Мозгов полстакана натекло! — орала телефонная трубка.
Было раннее утро 26 июня 1998 года. У Михаила Ходорковского 26 июня день рождения. В 1998 году ему исполнялось 35 лет.
— О, я хорошо помню этот день, — говорит мне Инна Ходорковская за столиком «Book-кафе». Она отхлебывает чай и морщится, от того ли, что чай слишком горячий, или от того, что воспоминания слишком неприятны. — Мы с Настей (со старшей дочерью Настей, мальчишек-близнецов тогда еще не было) встали пораньше утром, готовились вручить подарок, как только папа выйдет из комнаты.
— Какой был подарок? — спрашиваю.
Инна не помнит. Она говорит, что мужу всегда трудно было подарить подарок на день рождения, потому что ему не нравились никакие вещи. Он был равнодушен к вещам. Интересовался только электронными придумками всякими, которые можно присобачить к компьютеру, но Инна тогда не разбиралась в электронных придумках и разбираться стала только сейчас, когда муж в тюрьме, и надо занимать чем-нибудь головоломным голову, чтоб не сойти с ума.
Михаил Ходорковский, похоже, действительно всегда был равнодушен к вещам. Во всяком случае, юкосовские сотрудники рассказывают, что несколько раз руководители среднего звена пытались ввести дресскод для служащих, обязав каждого приходить на работу в пиджаке и галстуке, но всякий раз попытки эти так и оставались благими намерениями, поскольку каков поп, таков и приход, а глава компании Михаил Ходорковский расхаживал по коридорам ЮКОСа в джинсах и свитере, и говорил, что пиджак и галстук для нефтяника непрактичны, поскольку не попрешься же в пиджаке и галстуке на буровую.
Про равнодушие Ходорковского к вещам рассказывают еще такую байку, что, дескать, уже в двухтысячные годы надо было Ходорковскому пойти на прием к английской королеве Елизавете, и для этого надо было надеть фрак. Похоже было немножко на маскарад.
— Без фрака никак нельзя? — спрашивал Ходорковский подвернувшегося под руку специалиста по этикету.
— Никак нельзя, Михаил Борисович.
Смирившись с дворцовым этикетом, Ходорковский фрак купил, пошел на прием во фраке, а вернувшись в гостиницу, с облегчением снял фрак и запихал в корзину для мусора, мотивируя свое поведение тем, что все равно никогда в жизни больше не понадобится такая неудобная вещь. И уехал в Москву. А через неделю любовно извлеченный гостиничной прислугой из мусорной корзины, вычищенный и отутюженный фрак доставлен был из Лондона Михаилу Ходорковскому домой ценной бандеролью. В следующую свою поездку в Лондон Ходорковский нарочно уже взял фрак с собою, остановился в том же отеле и нарочно опять запихал фрак в мусорную корзину. А горничная опять фрак из мусорной корзины достала, потому что хорошая же и дорогая вещь, и опять фрак, вычищенный и отутюженный, вернулся бандеролью по месту прописки незадачливого своего хозяина, не понимающего, что фраки, уезжая, следует класть в чемодан, а не в корзину для бумаг. Не знаю уж, как сложилась дальнейшая судьба этого злополучного фрака.
— Даже к автомобилям он равнодушен? — спрашиваю я Инну с недоверием, поскольку знаю всего одного на Земле человека, равнодушного к автомобилям, и этот человек я.
— Абсолютно равнодушен, — Инна пожимает плечами. — Я неравнодушна, а он каждые выходные даже через силу заставлял себя садиться за руль, чтоб не разучиться водить. Потому что надо уметь водить. Не знаю, зачем ему это надо.
— А как же друзья мне рассказывали, будто Ходорковский гонял на желтой «Ламборгини» по Николиной Горе, цепляя днищем колдобины?
— Глупости, не было у нас никогда никакой «Ламборгини». «Жигули» были, ужасная машина, на ней однажды отказали тормоза и мы вылетели в сугроб, хорошо, что там был сугроб. Потом еще у нас «Вольво» была, а потом были БМВ, и последняя БМВ бронированная — это совсем кошмар, потому что тяжеленная, и они однажды ехали на ней, опаздывали на пресс-конференцию какую-то, а шел дождь, и машина провалилась в яму, заполненную водой. Двери заклинило, машину затопило по самые стекла, они промокли там по пояс, пока вылезали, но на пресс-конференцию все же успели, а машину потом трактором вытаскивали. И ведь не продашь никому.
Инна улыбается уголками губ и замолкает. Это, видимо, слишком будничные и слишком счастливые для жены узника воспоминания: — Он только записные книжки любит и авторучки. Вот это он любит.
И, предположим, 26 июня 1998 года рано утром Инна и Настя заворачивали в красивую оберточную бумагу и перевязывали красивыми ленточками прекрасную записную книжку и прекрасную авторучку, благо записных книжек и авторучек человеку можно дарить сколько угодно. Михаил Ходорковский тем временем и не думал выходить к жене и дочери принимать поздравления и подарки, а расхаживал по своему кабинету, прижимая к уху телефонную трубку. Трубка орала: — Михаил Борисыч! Тут такое! — звонил вице-президент ЮКОСа Леонид Симановский.
— Леонид Яковлевич, ты подожди, ты не кричи, ты объясни, что случилось.
— Тут такое!
Леонид Симановский звонил сказать, что в Нефтеюганске убит несколькими выстрелами из автоматического пистолета мэр города Владимир Петухов. Девяностотысячный город вышел на улицы, люди требуют расследования, но, не дожидаясь расследования, заранее были уверены, что Петухова убил ЮКОС, и блокируют офис ЮКОСа, и требуют лишить лицензии местную телекомпанию «Интелком», которую Ходорковский даже еще не купил к тому времени, а только собирался купить. В городе форменный бунт.
Ходорковский оделся и вышел из комнаты. Коротко сказал что-то невразумительное жене и дочке, сел в машину и уехал, не приняв поздравлений с днем рождения. Инна и Настя так и остались стоять с подарками, у одной в руках была, предположим, записная книжка, у другой — авторучка.
Инна говорит: — Я не поняла, что случилось. Поняла только, что произошло какое-то несчастье с каким-то человеком. Потому что если у Миши были проблемы с компанией, он никогда не показывал нам, что у него проблемы. Дома Мишины проблемы заметны были, только если что-нибудь случалось с людьми.
Сейчас, когда Ходорковский уже осужден, и Лебедев осужден, и начальник отдела внутренней безопасности, заместитель начальника службы безопасности ЮКОСа Алексей Пичугин осужден за убийства, а эмигрировавшему в Израиль партнеру Ходорковского Леониду Невзлину вменяется в вину, что Невзлин, дескать, заказчик убийств, заместитель генерального прокурора Колесников делает страшное лицо и предъявляет Пичугину и Невзлину новое обвинение — и в убийстве нефтеюганского мэра Петухова тоже. И выражает надежду, что теперь-то уж Израиль Невзлина выдаст, но Израиль не выдает, и даже Соединенные Штаты Америки дают Невзлину визу, и когда Невзлин приезжает в Америку, тамошние власти не арестовывают его и не выдают России, и от этого замгенпрокурора Колесников делает еще более страшное лицо, и кричит почти: «Преступник! Убийца!», забывая, что назвать человека преступником может только суд.
Логика замгенпрокурора понятна: Владимир Петухов стал мэром Нефтеюганска при поддержке ЮКОСа, и поначалу отношения мэра с градообразующей компанией ЮКОС складывались вроде неплохо, но в мае 1998-го мэр стал вдруг утверждать, что ЮКОС не доплачивает налогов в городской бюджет. А 15 июня мэр Нефтеюганска Петухов объявил даже голодовку, требуя отменить результаты аукциона по продаже нефтяной компании ЮКОС Банку МЕНАТЕП, отстранить от занимаемых должностей руководителей налоговых инспекций города и округа, возбудить уголовные дела по факту неуплаты налогов нефтяной компанией ЮКОС — одним словом, поссорился с ЮКОСом мэр Петухов. А 22 июня после беседы с главой Ханты-мансийского автономного округа Филипенко мэр голодовку прекратил. А 26 июня был убит по пути на работу выстрелами из автоматического оружия.