Михаил Ходорковский. Узник тишины: История про то, как человеку в России стать свободным и что ему з - Панюшкин Валерий Валерьевич. Страница 28

Например, есть у «Открытой России» проект «Новая цивилизация». Это летние лагеря для детей. Дети живут в палатках, в спартанских, в общем, условиях и играют, будто там у них в лагере — государство. Дети изначально делятся на бизнесменов, безработных и госслужащих, а потом принимаются собирать налоги, нанимать друг друга на работу, выстраивать бизнес, требовать пособий и пенсий, проводить выборы, баллотироваться на должности. И к концу лагерной смены дети начинают понимать, как работает государство, и приезжая домой с горящими глазами рассказывают об этом родителям.

В таком летнем лагере побывала дочь Ходорковского Настя. И в единственном своем интервью, данном газете «Московские новости», Настя рассказывает, что хочет учиться в обычной школе и хочет, чтоб в школе никто из ее товарищей не замечал, что она дочь миллиардера. И Ирина Ясина рассказывает тоже, как отправила дочку в летний лагерь «Новой цивилизации», и как, вернувшись из лагеря, девочка попросила маму перевести ее из элитной московской школы в обычную школу, потому что в элитной школе, дескать, учат ерунде и к ерунде ученики стремятся.

А еще есть у «Открытой России» «Школы публичной политики» во множестве регионов. Там занимаются молодые люди, желающие стать политиками, но не желающие, очевидно, стать элитой, потому что, разобравшись в политике, не могут же они не понимать, что элита у нас куется в рядах движения «Наши», а вовсе не в школах опального Ходорковского.

А еще есть проект «Помоги советом». Это как в книжке «Тимур и его команда». Это когда во множестве регионов сидят у телефона волонтеры и принимают звонки от людей, которым нужна помощь. Звонит, например, тяжело больная женщина, которой привезли из-за границы дорогое лекарство, но у лекарства сложная схема приема, а инструкция на иностранном языке, а языков женщина не знает. И тогда волонтеры проекта «Помоги советом» знакомят больную женщину со студенткой местного филфака, и та в два счета переводит инструкцию по применению лекарства на русский язык. Зачем она это делает? Как это поможет ей стать элитой и заработать 100 тысяч долларов в год?

Еще есть у «Открытой России» проект «Общественный вердикт». Его Ходорковский придумал, когда арестовали Пичугина и Лебедева. Смысл проекта в том, чтоб помогать людям в судах: предоставлять адвоката, отстаивать права. С проектом «Общественный вердикт» вышла смешная история. По менеджерской своей привычке, чтобы найти руководителя этому проекту, Ходорковский нанял хэдхантерскую контору. Хэдхантеры приходили к правозащитникам, начиная с известных, вроде Людмилы Алексеевой и говорили: «Одна крупная компания хочет создать правозащитную организацию. Мы не можем назвать вам компанию, но вы пока напишите нам автобиографию, заполните нам анкету, пройдите с нами собеседование».

И что же правозащитники? Стремились ли они работать на крупную компанию, желающую создать правозащитную организацию? Ничуть не бывало. Они отказывались. Они звонили друг другу и спрашивали: «К вам тоже приходило КГБ?» Когда это случилось, Михаил Ходорковский, всегда охотно принимавший работать в ЮКОС бывших офицеров КГБ и считавший их хорошими организаторами, узнал вдруг, что есть люди, для которых работать в КГБ стыдно. Да КГБ у нас — разве же не элита? Разве не почетно у нас работать на КГБ? Нет! Не хотят! Боятся! Брезгуют!

А один из руководителей «Открытой России» (бывший офицер ГРУ), курирующий проект «Новая цивилизация» депутат Анатолий Ермолин, разве не вышел демонстративно из партии «Единая Россия», когда отменили выборы губернаторов. Куда? Это же элита! Нет!

Вышел! Гордый!

А сам Михаил Ходорковский разве не пишет из тюрьмы в письме своем «Собственность и свобода»: «Они (элита. — В. П.) хотят засадить меня поглубже, лет на пять или больше, потому что боятся, что я буду им мстить. Эти простодушные люди (элита. — В. П.) пытаются судить обо всех по себе. Успокойтесь: графом Монте-Кристо (впрочем, как и управдомом) я становиться не собираюсь. Дышать весенним воздухом, играть с детьми, которые будут учиться в обычной московской школе, читать умные книги — все это куда важнее, правильнее и приятнее, чем делить собственность и сводить счеты с собственным прошлым».

Так он пишет. Может быть, я наивен, но мне, человеку, ни к какой элите не относящемуся, приятно думать, будто после дефолта и Дарта, затеявшись из прагматических и чисто экономических соображений со своей «Открытой Россией», Ходорковский в четыре года дошел до простой мысли: в свободной, открытой, демократической или, как выражается Ходорковский, нормальной стране — нет человеку никакой нужды быть частью элиты. Это даже постыдно немного быть частью элиты в свободной и открытой стране. Во всяком случае, не очень приятно.

Другое дело, что элита — как мафия. Войти в ее ряды трудно, но можно. Выйти из ее рядов — нельзя. Ты перстень целовал.

ГЛАВА 8: СЧИТАЕТСЯ ПОБЕГ

Этот способ говорить, который я называю публичной лекцией, сам Ходорковский называл всегда презентацией. Презентация от лекции отличается тем, что сопровождается слайдами, а слайды должны быть наглядны и содержать конкретные и не подлежащие сомнению цифры, диаграммы, графики…

Люди, работавшие с Ходорковским и решавшие с ним производственные вопросы, говорят, что в простой беседе Ходорковский имел обыкновение пропускать логические звенья своих рассуждений, так что трудно бывало его понять. Так, пропуская логические звенья, говорят два типа людей — гении и обманщики.

В начале двухтысячных годов Ходорковский то ли перестал быть гением, то ли перестал быть обманщиком, и всякое почти публичное его выступление стало презентацией, а череда заранее подготовленных слайдов помогала Ходорковскому заставить слушателя следить за мыслью.

Он нарочно научился говорить в жанре презентации, как учат в западных бизнес-школах. Он сменил язык, как меняет язык человек, приезжающий жить в другую страну. Может быть, он и впрямь рассчитывал, что от этой смены языка изменится вокруг него страна? Может быть, он действительно думал, что новый его язык вот-вот станет в России государственным? Не знаю, но точно так же в дни Оранжевой революции в Киеве водители на улицах вдруг стали предельно вежливы, принялись уступать друг другу дорогу и пропускать пешеходов на «зебре» — надеялись, что сегодня прекратят хамить, а завтра станут цивилизованной и европейской страной.

В девяностые годы, когда компания ЮКОС была закрытой, и прибыль ее складывалась из предприимчивости, как мы помним, и доступа к правительственным тайнам, чем туманнее выражался руководитель компании, тем для компании было лучше. Они говорили и продолжают говорить на птичьем языке, эти люди из властной элиты. Поди-ка ты догадайся, если не входишь в элиту, что передел собственности следует называть «приватизацией», войну следует называть «контртеррористической операцией», а диктатуру следует называть «суверенной демократией». Ни за что не догадаешься. А если не догадался, то, стало быть, ты и не элита.

В двухтысячные годы, после того как свободное владение птичьим языком постсоветской элиты не спасло его от дефолта, Ходорковский решил сделать свою компанию открытой и деньги на развитие компании решил получать на фондовом рынке за счет того, что люди покупают акции компании. И ему потребовалось стать внятным на западный манер. Ему потребовалось научиться говорить так, чтобы инвестор, вкладывающий в компанию ЮКОС деньги, понимал, как именно компания ЮКОС собирается эти деньги приумножить.

На рубеже девяностых и двухтысячных годов Ходорковский нанял пиар-компанию Burson & Marsteller, чтоб эта компания научила ЮКОС быть открытым и прозрачным, а его, Ходорковского, научила быть внятным. Потом расторг контракт с Burson & Marsteller, нанял новых штатных пиарщиков. И надо сказать, что то ли новые пиарщики, то ли ребята из Burson & Marsteller неплохо поработали. Внешне, во всяком случае, Ходорковский девяностых и Ходорковский двухтысячных — это два разных человека. Ходорковский девяностых полноват, одутловат лицом, все больше молчит, носит очки в тяжелой оправе, носит усы, и волосы у него не слишком-то аккуратно ложатся на ворот дурно сшитого пиджака. Это восточный или, если хотите, советский тип мужчины — солидный, закрытый и неряшливый.