Звездочка-Во-Лбу (Чакра Кентавра) - Ларионова Ольга Николаевна. Страница 23
Сотни отдельных элементов орнамента словно объединял один контур, скорее угадываемый, чем точно очерченный. Ну да, первая буква джасперианского алфавита. Юрг машинально поднялся еще на одну ступеньку, желая получше рассмотреть, случайно или намеренно сложились в букву отдельные выпуклости, завитки и просто тени — ведь бывает, что даже контуры облаков совпадают с каким-то рисунком. Ну конечно, буква пропала. Зато…
Чуть левее проступила другая.
Еще одна ступенька — проступила третья буква.
Такое никак не могло быть случайностью. Он поднялся еще, искал долго — уже отчаялся, но все-таки угадал мимолетный рисунок…
И еще… И еще… Девять ступеней — и девять букв.
А вместе они сложились в знакомое слово, которое в переводе с джасперианского значило ПОДЗЕМЕЛЬЕ.
Юрг перегнулся через резные перильца, глянул вниз — старинный паркет, ни малейшего намека на замаскированный вход.
Во второй раз это слово с каким-то фатальным упрямством вставало на его пути.
— Да провались ты!.. — он в сердцах чуть не плюнул на резные ступеньки. — Тут на земле-то не разобраться со всей этой чертовщиной, не до подземелий…
Пока под защитой
Он подошел к стойке с оружием и, упершись ногой в яшмовое основание, со скрежетом вытащил из гнезда тяжелый двуручный меч. Звук был такой, словно оружие не вынимали уже сотню лет, но отполированная плоская полоса металла сверкала как зеркало — именно в этих целях Юрг его и использовал. Да, с оптикой на Джаспере было паршиво — не то, чтобы фотоаппаратов, не имелось ни биноклей, ни даже зеркал. Чувствовалась лапа крэгов — если позволительно сказать так о существах, у которых и лап-то нет: одна голова да пушистые крылья, кончающиеся парой когтей… Материализованные привидения.
Он сволок меч в ванную, прислонил к стене и принялся бриться, искоса поглядывая на фрагмент собственного отражения, умещавшийся в пределах лезвия. Когда это Юхан назвал его счастливым человеком? Целую вечность — два месяца тому назад. Сейчас на серой блестящей поверхности отражалось малосимпатичное лицо с ввалившимися щеками, настороженно сжатыми губами и лазерной жесткостью взгляда когда-то голубых и беспечных глаз. И немудрено: эти два месяца они спали, не раздеваясь, в одной комнате, которая была выбрана из тех соображений, что имела три выхода и кроме того — люки в полу и потолке. Все это охранялось сервами, которым было приказано в случае чего просто завалить вход массой своих тел. И все-таки для надежности пришлось ввести четырехчасовые вахты.
Юрг провел пальцем по подбородку — где-то кололось. Подошел к стрельчатому окошку, прикрытому самодельными жалюзи, с удовольствием втянул тоненькую струйку свежего воздуха. И в ту же секунду тяжелый дротик, сорвав несколько пластинок, влетел в комнату и с треском расколол фарфоровую палетку. В прорезавшейся дыре четко очертились контуры всадника на желтом крылатом коне, который планировал точно на окно и уже нацеливался вторым дротиком. Юрг всем телом ринулся вперед, заслоняя пробитую брешь, и успел-таки нажать подоконный рычаг — с грохотом опустились ставни, и хищный лязг второго дротика был уже никому не страшен.
До чего точно целятся, собаки! В замке тысяча окошечек, попробуй угадай, за которым из них не опущен внутренний заслон.
А тем более — распознай подошедшего человека! И вот поди ж ты, угадывают. Бьют, правда, не метко — один только раз задели Юхану плечо. Но ведь главное — заглянуть в замок. Это и есть самое страшное. В незнакомое помещение джасперианин просто не способен проникнуть — для этого проклятого «перехода через ничто» требуется очень четко представлять себе, куда нужно переброситься, Без этого можно вмазать в стену, оказаться в одной точке с поднятым мечом или даже стоящим посреди комнаты креслом.
А это — верная гибель. Поэтому осаждавшие все силы прикладывали к тому, чтобы заглянуть во внутренние помещения замка. Удавалось им это редко, но уж если хоть один из врагов совал свой нос в какое-нибудь окно — эту комнату приходилось наглухо замуровывать.
Сейчас, кажется, обошлось.
Но ведь рано или поздно не обойдется! Ворвутся скопом во внутренние помещения, навалятся — ни шпага не поможет, ни десинтор. И что самое страшное — бьют-то ведь почти наугад. И когда-нибудь их мишенью нечаянно станет Сэниа…
Вчера она не выдержала. Когда чей-то оголтелый крылатый конь грудью и копытами проломил купол ее любимого висячего садика, она, как всегда, велела сервам наглухо замуровать в него все входы и, несмотря на осенний холод, как была в утреннем сиреневом платьице, выскочила в замковый двор.
Всадники, плавно кружившиеся над стенами, прянули в стороны. Даже не взглянув на них, она быстро направилась по дороге к заводам. Никто не посмел ни приблизиться, ни даже пересечь ей дорогу. Вдыхая запахи вянущей травы и с наслаждением подставляя лицо и плечи холодному аетру, от которого успела отвыкнуть за эти два месяца вынужденного затворничества, она дошла до первых корпусов и хозяйски огляделась. Все здесь было в порядке, вот только…
Повинуясь какому-то толчку, она резко обернулась — левая башенка замка, видневшаяся над тиссовой рощей, была охвачена пламенем. Потеряв голову от страха, она ринулась туда — и чуть угодила в огонь.
Сервы, деловито тушившие пожар, успели подхватить ее и вытащить в гобеленовую лоджию, где, к счастью, еще ничего не успело затлеть. Юрг едва успел накинуть плащ на нее — промерзшую на ветру, мокрую насквозь; она вырвалась, подбежала к висевшему в нише тусклому гонгу и ударила в него рукояткой своего кинжала.
— Правосудия и справедливости! — крикнула она, перекрывая бархатистый звук гонга.
— Сэнни? — раздался в ответ удивительно низкий, полнозвучный голос, за которым прямо-таки угадывался эдакий оперный красавец. — Я знал, я знал…
— Скажи мне, почему мой муж, равный мне разумом и свободой рождения, не защищен законами справедливого Джаспера?!
— Погоди, Сэнни, все не так просто…
— Еще бы! Что может быть проще убийства? Защита — она много сложнее!
— Постой, девочка, тут надо подумать. Тебе сюда нельзя… Ты пойми меня правильно, но ведь законы — это единственное, на чем мы еще держимся. Тебе, значит, сюда нельзя. Но мы сделаем вот что: я приду сам. Ты где?
— В лоджии.
Ее голос не успел отзвучать, как на фоне каких-то геральдических зверей, поблекших от времени, возникла невысокая человеческая фигура, тоже вся какая-то блеклая. Длинные волосы, брови, усы, борода и бакенбарды свисали единой, весьма прореженной системой, так что худое лицо, нимало не напоминавшее оперного премьера, почти не было видно. Бронзовый крэг, редкоперый, с воспаленными глазами, похоже, был крашен, и неумело — в основании перьев проглядывала прозелень. В отличие от изысканных камзолов джаспериан, вновь прибывший был одет в какой-то удивительно земной лапсердак из лошадиной кожи.
Со всем этим катастрофически контрастировали глаза — умные и беспокойные глаза до смерти замороченного на работе человека.
К тому же они уставились на принцессу и никак не хотели от нее отрываться. «Старый ловелас, только его нам и не хватало в качестве пожарника!» — со злостью подумал Юрг.
— А ты похудела… — с неподдельной нежностью проговорил прибывший. — Тебе чего-нибудь не хватает? Я велю доставить. Мы сейчас сделаем так…
— Не будь жалким, — жестко сказала мона Сэниа. — Я спросила…
Что-то тяжелое с лязгом впилось в оконный переплет, но стекла выдержали.
— Поднимите знамя, — как-то мимоходом молвил неизвестный, делая небрежный жест в сторону сервов.
Скорость, с какой они бросились выполнять его приказание, до сих пор ни разу не наблюдалась. Где-то очень высоко истошно взревела хриплая труба; человек в лошадиной коже подошел бочком к окну, все так же не отрывая взгляда от моны Сэниа, распахнул ставни. В лоджию ворвался влажный осенний воздух, и только сейчас стало ясно, как тяжело было до сих пор дышать в смрадной атмосфере едва угасшего пожара. Юрг с опаской оглядел небо, но экстремистов на крылатых конях как ветром сдуло.