Heaven: Сборщики пепла - Астахов Андрей Львович. Страница 43

— Эх, Зих, Зих! — Усач покачал головой, налил себе полстакана и залпом выпил. — Зря ты так с собой обращаешься. Тут опять зверье одолевает. У старых стоков какая-то тварь объявилась, мартихора не мартихора, крылатка не крылатка, черте что и сбоку бантик, так люди теперь туда боятся ходить. Все ждут, когда Зих из запоя выйдет, чтобы со зверем разобраться, а ты…

— А коли помру я? — Зих поднял на собеседника расфокусированный спиртом взгляд. — Вот возьму и уйду к Лизе? Что будете делать? Раскопаете меня на второй день, скажете: "Вставай, мать твою, покойничек хренов, иди, стреляй, спасай!" Так не встану, Арсеньтич. Мертвые не встают. Они как этот засратый мир, их к жизни уже не вернешь.

— Решил поплакаться на пьяную голову? Поплачь, выговорись, полегчает. Всем плохо, не только тебе. У всех близкие умирают.

— Да мне насрать на других. Все, надоело, — Зих засопел, уперся кулаком в стол, вставая. — Слушай, ты винтовку мою хотел. Покупай, продаю. Другого раза не будет, так что спеши. За двести банкнот и флягу спирта отдам.

— Не куплю. Вот когда протрезвеешь, на человека станешь похож, тогда и поговорим. А сейчас иди, проспись. Хватит глупости говорить.

— Глупости, — сказал Зих. — Вся наша жизнь одна большая глупость. Тут отца своего вспоминал как-то. Тоже вытащил меня ребенком в этот мир. Жаль, что я малым не помер.

— Ты еще на отца своего наговори, ага! Правильно он все сделал. Ты им гордиться должен. Мой ведь тоже первые двадцать семь лет жизни под землей прожил. А потом вышли они на солнышко — и слепли от такого света. И плакали от счастья, потому что небо и солнце до той поры только в старых фильмах видели. А как зрение к ним возвращалось, только тогда они замечали, куда попали, что это за Внешний мир и сколько в нем опасностей. Но первое ощущение оставалось на всю жизнь. Мне отец говорил — он себя в тот момент чувствовал как мертвец, который воскрес и из могилы восстал. Мы-то с тобой этого не поймем, а он всю жизнь об этом помнил. И ни секунды не жалел, что из убежища ушел. Так-то. Тебя довести до дому?

— Сам дойду.

— А то смотри, могу Ланку позвать, она тобой займется.

— Не до Ланки мне сейчас и не до ее дырок. Меня такого самого можно…Пойду я.

Усач ничего не сказал, только развел руками. Преодолев новый приступ тошноты, Зих дошел до двери, толкнул ее и выбрался на улицу. Холодный воздух слегка протрезвил его, но вот ноги определенно не слушались. И винтовку он зачем с собой взял?

Стоп, что там Усач про мутанта у стоков говорил?

Домой идти совершенно не хочется. Там навсегда поселилась пустота, и даже нежданно появившаяся жиличка не сделает его лачугу местом, куда так хочется возвращаться после тяжелого дня, проведенного во Внешнем мире.

Постояв немного, Зих шумно высморкался в лужу у дверей забегаловки Усача и направился в ту сторону, где в сгустившихся сумерках горели два тепло-золотистых фонаря — к городским воротам. К хлипкой и непрочной границе, разделяющую относительную безопасность и грозную тьму, поджидающую там, за пределами городка.

13. СЛЕД

Ночь была необычно теплой — не больше трех-пяти градусов мороза, и Зих был этому очень рад, потому что не придется включать систему обогрева и разряжать и без того изрядно подсевшие элементы. Кстати, в минувшие недели он даже ни разу не удосужился проверить их зарядку. Может, они вообще разряжены. Ради интереса Зих включил обогрев и сразу почувствовал приятное тепло — но тут же отключил питание. Выпитый у Усача спирт еще не выветрился окончательно, так что немного мягкого протрезвляющего холода совсем не повредит.

От городка до старых стоков было не больше километра на запад. Отойдя от ворот метров на четыреста, Зих сошел с дороги и зашагал чистым полем вдоль древней магистрали водопровода — это была кратчайшая дорога до стоков. Почему огромный, непонятно когда и непонятно как возникший от городка котлован называли старыми стоками, Зих не знал — разве лишь потому, что летом, когда становилось тепло, талые воды стекались в этот котлован со всей равнины, образуя на его дне глубокое, сотня на сотню метров, озерцо. В это время сюда сбегалась разная живность на водопой. А еще недалеко от котлована находились руины огромной фермы, которую в городке?13 тоже именовали Стоками. За те десятилетия, что существовал городок, с фермы утащили все, что уцелело в годы ядерной зимы и могло пригодиться в хозяйстве — кирпичи, бетонные плиты и балки, куски гнилого дерева, шифер, листы ржавого железа и многое-многое другое, — так что от строений остался только огромный замысловатый лабиринт из полуразрушенных стен и ржавых каркасов сельскохозяйственных машин, до которых пока еще не добрались хозяйственные жители городка. Зих очень хорошо знал эти места, еще в детстве он с мальчишками бывал здесь часто, несмотря на запреты отца и реальную опасность столкнуться в развалинах со стаей мутапсов или с кем-нибудь пострашнее.

Ночь была ясная, лунная, согретая за день земля с наступлением темноты подмерзла, тонкая наледь хрустела под подошвами, и это было плохо — приближение Зиха обитатели стоков услышат раньше, чем хотелось бы. Еще на подходе к стокам Зих определил, что здесь поблизости ошивается большая стая мутапсов — следы на земле и едва уловимый мускусный запах это подтверждали. Следы были совсем свежие, стая где-то рядом, и встречаться с ней не то, чтобы смертельно опасно, но совсем нежелательно. Тратить патроны на мутапсов — это слишком роскошно, тем более что у Зиха с собой был только один магазин и еще пять патронов в подсумке. Увидев впереди развалины, Зих остановился, скинул с плеча "Стормер", проверил прицел и снял винтовку с предохранителя. И буквально через мгновение увидел собаку, которая появилась из-за полуобвалившейся стены и наблюдала за ним.

Мутапес был не очень крупный, полметра в холке, но приземистый, с мощной грудью, крупной головой и короткими стоячими ушами. В длинной рыжей шерсти зверя были заметны седые пряди — мутант был матерым, опытным, а это значит, что будет вести себя разумно, не станет беспричинно кидаться на человека, поддавшись щенячьей истерике. С другой стороны, пес показался ему на глаза не случайно — тут его территория, и зверь дает понять, что не потерпит непрошенных гостей. Зих остановился, положил ружье на сгиб локтя, начал спокойно наблюдать за хищником, ожидая, что будет делать мутапес. При этом охотник старался встретиться со зверем взглядом: пусть мутапес почувствует его силу и уверенность.

Хищник прижал уши, тихо зарычал — пока только предупреждал чужака, что дальше идти не стоит. Зих и не шел, просто стоял и смотрел на зверя. Эта игра в гляделки закончилась быстро и внезапно: в развалинах вдруг поднялся многоголосый собачий гвалт, и хищник, хрипло залаяв, позабыл о Зихе и метнулся в темноту за развалинами. Охотник снял палец с курка и пошел вперед.

Поднявшаяся в развалинах собачья брехня не утихала, и Зиху это показалось странным — это явно не его появление всполошило собак. Тогда что? Зих отчетливо слышал в лае мутапсов не только агрессию, но еще и испуг. Что-то их испугало, переполошило, да так, что они никак не могут успокоиться. Надо быть осторожнее: что бы там ни случилось, но стая настроена явно агрессивно, и соваться в развалины не следует.

Охотник остановился, перехватил поудобнее винтовку, стер перчаткой изморозь со ствола и огляделся. Справа и слева от него были глухие кирпичные стены высотой метра в два-два с половиной. Отличная позиция, мутапсы не смогут атаковать всей стаей или окружить его. Самое время отходить, а там и из развалин…

Человеческий вопль влился в собачий хор так внезапно, что Зих вздрогнул. Там, впереди, кто-то кричал — громко, истошно, протяжно, на одной ноте, и ничего, кроме смертной муки и темного слепого ужаса в этом крике не было. Секунда, две — и крик оборвался, на мгновение наступила тишина, а потом вновь остервенело залаяли мутапсы, будто обезумели.