Вихрь - Кабалкин Аркадий Юрьевич. Страница 3

Поступив после интернатуры в университете Сан-Франциско на работу в техасский приют, Сандра занималась составлением положительных и отрицательных заключений для людей с нарушенной психикой, пользуясь для этого тестами, пройти которые для большинства нормальных взрослых не составляло труда. Ориентируется ли испытуемый во времени и пространстве? Понимает ли последствия своих поступков? Вот бы подвергнуть такому тестированию человечество как таковое, — подумывала Сандра, — результат мог бы получиться в высшей степени сомнительный. «Испытуемый мыслит сбивчиво, и зачастую саморазрушительно. Стремится к скоротечному наслаждению за счет собственного благополучия…»

Пока она доехала до своей квартиры в Клир-Лейк, успело стемнеть, температура понизилась — но всего-то ничего, на какие-то два-три градуса. Она разогрела в микроволновке ужин, откупорила бутылку красного вина и проверила, нет ли письма от Боуза.

Есть. Несколько десятков страниц. Похоже, написанных Оррином Матером, но Сандре показалось, что здесь что-то не то.

Распечатав страницы, она устроилась поудобнее в кресле и принялась читать.

«Меня зовут Турк Файндли…» — так начинался этот текст.

Глава 2

ИСТОРИЯ ТУРКА ФАЙНДЛИ

Меня зовут Турк Файндли, я расскажу о том, как я жил, когда все, что я знал и любил, давным-давно сгинуло. Начинается моя история в пустыне, на планете, которую мы называли Экваторией, а завершается — ну, это трудно определить…

Это мои воспоминания. Вот как все происходило.

Десять тысяч лет — может, чуть меньше или чуть больше, — столько времени я отсутствовал в мире. Сознавать такое ужасно, и какое-то время это было в общем-то все, что я знал.

Я очнулся с сильнейшим головокружением, голым, на голой земле. Нестерпимо палило солнце в ясном голубом небе. Мне жутко хотелось пить. Все тело ломило, язык распух и отказывался ворочаться. Я попытался сесть и чуть не свалился. В глазах плыло. Я не знал, где нахожусь и как сюда попал. Вспомнить, где я был раньше, тоже не получалось. Я твердо знал одно, испытывая от этого тошноту: прошло почти десять тысяч лет, но кто мог их сосчитать?

Я заставил себя сесть и замер, закрыв глаза, пока не отпустило головокружение. Тогда я открыл глаза и попытался понять, что же я вижу.

Меня окружала пустыня. Насколько хватало взгляда, то есть на много миль вокруг, не было ни души. Но я был не один: надо мной неспешно парили воздушные аппараты причудливых форм, без крыльев и винтов, — непонятно, что удерживало их в воздухе.

И пока что мне было не до них. Первым делом надо было укрыться от солнцепека: я обгорел докрасна, и невозможно было понять, как давно я тут жарился.

До самого горизонта тянулись плотные пески, но их усеивали какие-то обломки — словно кто-то разломал и разбросал в беспорядке огромные игрушки. Половина грязно-зеленой яичной скорлупы высотой футов в десять находилась в нескольких ярдах от меня. Дальше валялись примерно такие же по форме предметы, напоминавшие остатки неудавшегося великанского чаепития, некогда ярко окрашенные, но успевшие выгореть. Позади этих обломков тянулась горная гряда, похожая на почерневшую челюсть. Пахло сухой пылью и разогретым камнем.

Ползком я преодолел несколько ярдов до ближайшей скорлупы и блаженно растянулся в ее тени. Теперь мне была нужна вода. И чем-нибудь прикрыться. Но все силы ушли на перемещение в тень, и мне опять стало дурно. Один из странных летательных аппаратов как будто завис надо мной, и я замахал было руками, чтобы привлечь к себе внимание, но силы уже оставили меня. Я прикрыл глаза и потерял сознание.

Я пришел в себя, когда меня укладывали на носилки.

Все носильщики были в желтой униформе, их рты и носы закрывали маски от пыли. Ко мне подошла женщина в таком же желтом одеянии. Когда наши глаза встретились, она сказала: «Пожалуйста, постарайся успокоиться. Знаю, ты испуган. Нам надо спешить, но можешь мне поверить, мы доставим тебя в безопасное место».

Несколько аппаратов приземлились, и меня занесли в один из них. Женщина в желтом сказала своим спутникам несколько слов на незнакомом языке. Мои тюремщики или спасители поставили меня на ноги, и оказалось, что я могу стоять, не падая. Дверца опустилась, закрыв пустыню и небо. Внутри летательного аппарата горел неяркий свет.

Вокруг меня суетились мужчины и женщины в желтом, но я не сводил глаз с женщины, обратившейся ко мне по-английски. «Спокойно!» — произнесла она, беря меня за руку. В ней вряд ли было больше пяти футов роста. Когда она сняла маску, я облегченно перевел дух: это человек. Смуглая кожа, азиатские черты лица, коротко подстриженные темные волосы.

— Как ты себя чувствуешь?

Сложный вопрос, мне оставалось только пожать плечами.

Мы находились в довольно большом помещении. Она отвела меня в угол. Из стены выехало нечто вроде кровати и полочка с какими-то предметами — наверное, медицинским оборудованием. Женщина в желтом велела мне лечь. Остальные, то ли солдаты, то ли авиаторы, я не знал, кем их считать, — не обращали на нас внимания, занимаясь своими делами. Одни следили за контрольными приборами на стенах, другие то и дело отлучались в соседние отсеки. У меня возникло ощущение, как в быстро поднимающемся лифте, и я догадался, что мы стартовали, хотя шума не было, и я слышал только разговоры на неведомом языке. Ни толчков, ни стуков, ни турбулентности.

Женщина в желтом прижала какую-то металлическую трубочку сначала к моему предплечью, потом к грудной клетке, и мое беспокойство ушло и сменилось оцепенением. Я понял, что она ввела мне какое-то снадобье, но мне было все равно. Жажда тоже прошла.

— Как тебя зовут? — спросила женщина.

Я с трудом прокаркал свое имя — Турк Файндли. Добавил, что родился в Америке, но в последнее время жил на Экватории. Спросил, как зовут ее саму и откуда она. Она улыбнулась в ответ:

— Меня зовут Трэя, моя родина — Вокс.

— Мы направляемся туда?

— Да, скоро прибудем. А ты постарайся поспать, если получится.

Я послушно закрыл глаза и попытался собраться с мыслями.

Меня зовут Турк Файндли.

Турк Файндли, родился в последние годы Спина. Работал то поденщиком, то матросом, то пилотом маленького самолета. На грузовом корабле перебрался через Арку на Экваторию и несколько лет прожил в Порт-Магеллане. Там познакомился с женщиной по имени Лиза Адамс, разыскивавшей своего отца. В процессе этих поисков мы с ней оказались среди людей, любивших поэкспериментировать с марсианскими препаратами. Нас занесло на нефтеносные земли, в глубь экваторианской пустыни, где с неба вдруг повалил пепел, а из земли повыползали странные штуковины… Я любил Лизу Адамс, зная, что ей это ни к чему. В пустыне мы разлучились… Тогда меня и прихватили гипотетики. Взяли и поволокли — как волна несет песчинку. А потом сбросили на этот берег, на эту отмель, на песчаную косу в десяти тысячах лет вниз по течению.

Такова моя история, насколько у меня получилось ее восстановить.

Снова очнулся я уже в кабине поменьше. Трэя, мой страж или врач (я не знал, кем ее считать) сидела у моего изголовья и что-то тихонько напевала себе под нос. То ли она, то ли еще кто-то пока я спал, натянул на меня простую майку и штаны.

Была ночь. В узком окошке слева от меня мерцала россыпь звезд, закрутившаяся в звездном хороводе, когда наш летательный аппарат совершал поворот с креном. Над горизонтом висела маленькая экваторианская луна (значит, я остался на Экватории, только как же она изменилась!). Внизу можно было различить волны с белыми гребнями, фосфоресцирующие в лунном свете. Мы летели над морем вдали от берега.

— Что это за песня? — поинтересовался я.

Трэя вздрогнула — не ожидала, что я проснулся. Она была молода — лет двадцать-двадцать пять, не больше. Внимательные, но настороженные глаза — похоже, она меня побаивалась. Но мой вопрос вызвал у нее улыбку.