Бессердечный - Корнев Павел Николаевич. Страница 17

Я так не думал. В один миг соскочил с кровати, схватил с тумбочки «Цербер», выдернул из кобуры «Рот-Штейр» и бросился на выход. Вывалился в коридор и едва не налетел на выглянувшую из своей комнаты Елизавету-Марию.

– С дороги! – рявкнул на нее и промчался мимо, а девушка, как была в ночной рубашке, побежала вслед за мной.

Сломя голову я скатился на первый этаж, проскочил через кухню в прихожую с распахнутой настежь входной дверью и метнулся в гостиную. Перебрался через поваленный буфет и сразу взял на прицел темную фигуру, которая притиснула к стене полузадушенного дворецкого. Под широкополой шляпой с плоской тульей сгустились тени; охватившие шею Теодора руки выделялись своей противоестественной чернотой.

Мавр?!

– Отпусти его! – потребовал я, не решаясь выстрелить.

Душитель медленно обернулся, и тут через другую дверь в гостиную ворвалась Елизавета-Мария.

В мгновение ока девушка оказалась у камина, сорвала со стены саблю и ринулась на малефика. Тот стремительно отпрянул от дворецкого и шагнул навстречу суккубу, вскидывая в защитном жесте раскрытую ладонь. Заточенная сталь столкнулась с плотью и с жалобным звоном отскочила, оставив лишь кровоточащую царапину.

Я выстрелил, метя в голову; мавр неуловимым движением перехватил пулю, другой рукой швырнул в девушку стул и вдруг ринулся на меня! Тотчас споткнулся о невесть откуда возникшего лепрекона, быстро вскочил на ноги, но вновь повалился обратно, когда альбинос полосонул его заржавелым кухонным ножом по сухожилиям. Клинок неожиданно легко вонзился в столь неподатливую для обычной стали плоть, лезвие скрежетнуло по костям, но душитель даже не вскрикнул.

В один миг малефик оказался укутан тенями, они стали продолжением его рук и раскинулись во все стороны, грозя дотянуться и поработить сознание. Пятясь от них, я вновь прицелился, но тут вперед шагнула Елизавета-Мария. Она со всего маху ударила саблей по шее мавра, и начисто срубленная голова слетела с плеч и покатилась по полу.

– Вот так! – прорычала суккуб, и в голосе этом было мало человеческого.

Затем горевшие алым светом глаза девушки остановились на лепреконе, и тот немедленно выставил перед собой кухонный нож, а левую руку заложил за спину, будто заправский фехтовальщик.

– Станцуем, детка? – скакнул он к девушке, сразу отпрыгнул обратно – раз-два! – и этим нехитрым маневром заметно приблизился к входной двери.

– Хватит! – рявкнул я и добавил уже не столь громко, но куда более весомо: – Он мог быть не один.

Подействовало. Елизавета-Мария с окровавленной саблей в руке приникла к окну, Теодор побежал запирать входную дверь, и только лепрекон повел себя как ни в чем не бывало. Он поднял свой смятый гармошкой цилиндр, отряхнул его ударом о колено и сплюнул на пол.

– Драть! Пропал ковер!

И в самом деле – черная кровь душителя растеклась едва ли не на половину гостиной.

– С коврами в доме беда, – пошутила суккуб и сообщила: – Во дворе никого не видно, но они могут скрываться в саду.

– С чего им ждать? – хмыкнул я и повернулся к дворецкому, который притащил двуствольное охотничье ружье и коробку патронов. – Теодор, с тобой все в порядке?

– В моем состоянии есть свои преимущества, – покрутил слуга головой из стороны в сторону. – Перестаешь нуждаться в воздухе.

– А почему никто не спрашивает, все ли в порядке со мной? – капризно произнес лепрекон, про которого все позабыли.

– Заткнись лучше! – посоветовала Елизавета-Мария, протирая сабельный клинок подолом и без того уже изрядно перепачканной кровью ночной рубашки.

– Драть! – выругался коротышка и, преисполненный чувством собственного достоинства, вышел за дверь.

И правильно сделал. Суккуб и без того сдерживалась из последних сил.

– Надо было спросить, где он спрятал клад, – запоздало предложил Теодор, разжигая газовый рожок, но я только махнул рукой:

– Других проблем хватает.

Отложив пистолеты на журнальный столик, я не без отвращения притронулся к снесенной ударом сабли голове и присмотрелся к срезу, гладкому и ровному, словно поработала гильотина. Нанесенный Елизаветой-Марией удар был невероятно силен.

– Что там? – заинтересовалась девушка.

– Холодный, – ответил я, вытирая пальцы о ковер.

Кожа покойника оказалась холодной и липкой, словно у рептилии. И да – малефик был заметно холоднее, чем следовало быть свежему покойнику.

Елизавета-Мария отошла от окна и ногой перевернула бритую голову на другую сторону.

– Мавр, – брезгливо поморщилась она, разглядывая черное лицо с широким носом и мясистыми губами. – Лео, у тебя просто талант заводить друзей!

– Что ты можешь о нем сказать? – спокойно поинтересовался я.

Девушка убрала саблю на место над камином и покачала головой:

– Ты ведь неспроста интересовался вампирами, дорогой?

– Только не говори, что это вампир. Малефика от вампира я как-нибудь отличу.

– Это не малефик, – возразила девушка. – Его слуга. Лео, сабля твоего деда пришлась очень кстати.

– Он отбил первый удар.

– Вот это и удивительно, – хмыкнула Елизавета-Мария, опускаясь на колени. Она взяла руку покойника с широким порезом через всю ладонь и позвала меня: – Лео, смотри!

Я присел рядом и спросил:

– На что именно?

– На ладонь.

Я попросил бледного словно мел Теодора принести керосиновую лампу и только тогда разглядел, что именно насторожило девушку. Ладонь мавра покрывали серые черточки старых татуировок. Затейливые значки расползались и по тыльной стороне, и по внутренней; они начинались у пальцев и уходили под обшлаг просторного рукава.

– Египетское письмо, – определил я. – По виду древнее, сейчас так не пишут.

– Он не настолько стар, – возразила Елизавета-Мария и попросила: – Теодор, нож.

Когда дворецкий принес с кухни острый поварской клинок, девушка уверенным движением вспорола рукав снизу доверху и самодовольно улыбнулась:

– Я же говорила!

Странные татуировки украшали руку и даже переползали на ключицу, но там они были свежими и явственно выделялись припухшей и воспаленной кожей.

– Занятно, – озадаченно пробормотал я.

– Лео, дорогой! Неужели ты думал, будто уникален? – рассмеялась девушка, выразительно взглянув на мои собственные татуировки, и в несколько приемов срезала с обезглавленного мавра всю одежду.

Помимо обеих рук наколки покрывали область сердца; тогда Елизавета-Мария поднатужилась и перевернула мертвое тело с живота на спину. Позвоночник также был отмечен татуировками, они заканчивались на уровне грудной клетки и на верхних позвонках казались нанесенными не очень давно.

– Повезло, что защита не дошла до шеи, – поежился я.

– Есть много способов убить того, кто почитает себя неуязвимым, – пожала плечами Елизавета-Мария, поднялась с колен и предложила: – Лео, иди спать. Порядок мы наведем сами.

– Последние татуировки, – не сдвинулся я с места. – Как давно, по-твоему, их набили?

– Вчера или позавчера, – объявила девушка без малейших колебаний. – На подобных созданиях все заживает в считаные дни.

Я это мнение оспаривать не стал, только кивнул.

– Мне понадобится лоскут кожи с новыми наколками, – предупредил девушку. – Со старыми тоже не помешает.

Елизавета-Мария выразительно глянула в ответ, но интересоваться столь странным интересом к татуировкам покойника не стала.

– Сделаю, – пообещала она, прикрыла рот ладошкой и зевнула. – И будь добр, представь, что у меня бессонница. Смертные до удивления много времени тратят на сон. Это… нерационально.

– Зато приятно, – хмыкнул я, взял с журнального столика пистолеты и отправился в каретный сарай.

По спине бежали колючие мурашки, но вовсе не из-за холода, хоть и шагал я по коридору в одних лишь кальсонах. Просто всегда полагал свой дом неприступной крепостью, но вот уже на протяжении двух ночей по особняку разгуливали чужаки.

Это пугало. Пугало и злило.

Подобное вторжение я полагал личным оскорблением, плевком в душу, деянием куда более унизительным, нежели даже похищение и пытка электрическим током.