Глубинный путь - Трублаини Николай Петрович. Страница 20

Вскоре после этого мы встали и, пройдя по пустому бульвару, молча простились в коридоре гостиницы.

В моей комнате вещи были уложены и все готово к отъезду. В последнюю ночь перед далеким путешествием нужно было выспаться, но мне не спалось. Я долго думал о Макаренко, энергичном, разумном человеке, который одновременно и привлекал и раздражал меня.

Только перед рассветом мысли вернулись к поездке и я уснул.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1. На Родине

Уже светало, когда наш пароход оставил за собой остров Русский, обогнул мыс Поворотный, прошел мимо Егершельда и приготовился отдать якорь в бухте Золотой Рог.

Высоко на холмах, над освещенным утренними лучами солнца Владивостоком, таяли реденькие клочки тумана. В бухте у причалов стояло много пароходов; нарушая покой, носились небольшие катера, медленно ползли буксиры. Начиналась суетливая дневная жизнь.

Я стоял на палубе без шапки, без пальто, крепко сжимал руками фальшборт и с радостью оглядывал берег, город, бухту. Гребцы на небольшом кунгасе, проплывшем возле нас, береговой матрос, приветливо помахавший нам рукой, дымок над трубой какого-то дома, даже вода в бухте — все это было милым и родным. Хотелось сделать что-нибудь необыкновенное.

Оглушительный гудок врезался в утренний шум порта. Это наш пароход оповещал о своем прибытии. Сразу стих грохот машин. Боцман и матросы готовились забросить на берег швартовы и спустить мягкие кранцы, которые должны были защищать борт парохода.

Вот мы и пришвартовались.

Быстро пожав руки друзьям из экипажа «Черноморца», я по трапу сошел на родную землю. Отчизна встретила меня солнечным утром, несколькими носильщиками, приветливыми служащими порта и миловидной женщиной в сером костюме и шляпке с широкими полями. Женщина явно спешила.

— Здравствуйте, Олекса Мартынович! — крикнула она мне. — Вы прибыли на два часа раньше.

Это меня удивило. Я никак не надеялся, что меня будут встречать.

— Зинаида Константиновна Шепетова, — назвала себя женщина. — Из Владивостокского морского агентства Подземстроя. Мне поручено встретить вас. Вам приготовлен в гостинице номер.

Приятно, когда о вашем приезде помнят и заботятся о ваших удобствах!

— В «Золотом углу»? — спросил я.

— Нет, в новой гостинице «Тихий океан». Ее построили только месяц назад. Это гостиница Приморского туннельного треста.

— Скажите, могу ли я сегодня выехать в Иркутск?

— Так скоро? Мы думали, что вы несколько дней отдохнете здесь.

— Очень охотно сделал бы это, но в Иркутске, как мне известно, на этих днях состоится заседание совета при начальнике строительства.

— А разве вы член совета? Ведь вам не обязательно присутствовать на этом заседании? Мы здесь хотели с вами ближе познакомиться, — улыбаясь, сказала Шепетова.

— Очень рад этому. Но мне нужно встретиться с некоторыми людьми, которые там будут.

— Вы поспеете, вероятно, только к концу заседания.

— Это поездом. А авиаэкспрессом?

— Он бывает только через день. Кроме того, почти всегда погода вынуждает его где-нибудь заночевать. А сегодня экспресс-самолет уже вылетел.

— Нельзя ли заказать специальный самолет?

— Есть еще почтовые экспрессы. Иногда они берут пассажиров. Но это делается с разрешения авиационного отдела, а подполковник Шелемеха такие разрешения дает очень неохотно.

— Как вы сказали? Он уже подполковник?

— Да.

— Я оставил его майором… Ну, прекрасно. Так вы, пожалуйста, проводите меня в гостиницу и помогите немедленно послать телеграмму Шелемехе.

Так совершилось мое возвращение на родину.

Вскоре я стоял на балконе одиннадцатого этажа гостиницы «Тихий океан», где мне отвели уютный номер, и, ожидая ответа от Шелемехи, вспоминал недавнее прошлое и свое полуторагодовое путешествие.

За это время я побывал во многих городах трех континентов, сосредоточилась творческая мысль, где производились технические исследования, интересовавшие мою родину, а в частности управление строительства Глубинного пути. Заграничная миссия строительства переезжала из страны в страну; состав ее, за исключением нескольких человек, непрерывно менялся. Часто прибывали новые люди, но я не имел возможности вернуться домой хотя бы на короткое время. Обязанности ответственного секретаря миссии состояли во множестве визитов и приемов, переговорах с различными компаниями, организации знакомств и встреч наших инженеров с выдающимися иностранными инженерами. Правда, отвечал за все руководитель миссии, но я был его правой рукой.

О том, что делается на родине, как разворачивается строительство, нам было известно не только из печати и писем, но также из рассказов приезжавших к нам людей. Мы знали, что работы принимают гигантский размах.

О колоссальном туннеле, который строят коммунисты, немало писали и в зарубежных газетах и журналах. За строительством там внимательно следили, инженеры и экономисты делали разные предположения, говорилось и об оборонном значении туннеля. Но все же подробных сведений там никто не имел. Знали о руководящей роли в строительстве академика Саклатвалы, часто упоминали фамилии его талантливых помощников, в особенности Самборского. Очень редко мне приходилось слышать фамилию Макаренко. А из рассказов наших инженеров мы знали, что правой рукой Саклатвалы все время остается Макаренко и что между Макаренко и другими инженерами, а особенно Самборским, продолжается борьба. Почти все приезжавшие к нам были против Макаренко.

— Это безусловно талантливый инженер, — говорили одни.

— Чересчур самоуверен, — говорили другие.

— Знаний у него достаточно, — высказывались третьи, — но в строительстве он явно ведет линию на удорожание работ и замедление темпов. И в личной жизни у него что-то не так: он всех сторонится, ни с кем не дружит.

В своих письмах к Шелемехе и Черняку я не раз просил сообщить мне, как идут дела у Макаренко. Летчик отвечал, что все в порядке, Антон Павлович же ссылался на свою нелюбовь к сплетням и заверял, что мне все станет ясно, когда я вернусь.

К знакомым, которые меня очень интересовали, принадлежали также сестра Станислава Шелемехи — Лида и врач Юрий Барабаш.

В своих очень редких письмах летчик упоминал о сестре лишь несколькими словами. Я сам писал Лиде, но получал холодные ответы, и моя тревога за нее усиливалась. За этими письмами мне мерещилась трагедия в жизни девушки — трагедия, которая во многом касалась еще двоих людей. Из писем я знал, что состояние Лиды хуже не стало, но ей не сделалось и лучше. Как и раньше, врачи гарантировали, что она по крайней мере еще двадцать лет сможет нормально жить и работать, находясь все время под медицинским наблюдением и сохраняя душевный покой. И все-таки ей грозила безвременная смерть.

Лида все еще работала в лаборатории металлов академика Саклатвалы и считалась способным физико-химиком.

Из газет мне было известно, что Барабаш недавно защитил свою диссертацию. Но его исследования, по мнению медицинских светил, с которыми мне довелось встречаться за границей, не внесли почти ничего нового в лечение диабета. Кажется, Барабашу в одном из московских институтов была предложена кафедра.

Стоя на балконе и осматривая город и бухту, я не мог без волнения думать об этих людях. Естественно, рядом с Лидой в моем воображении всегда возникал образ Макаренко. Я хорошо помнил его угрюмый, решительный взгляд, глаза с выражением скрытой боли. Тогда он отказался от Лиды.

Но как не совпадали мои чувства к Макаренко с отношением к нему специалистов — инженеров, техников! Мне больно и тревожно было думать о создавшемся положении, тем более что противники Ярослава Макаренко выступали искренне, глубоко убежденные в ошибочности его утверждений. Неужели я в этом человеке ошибаюсь? Я с горечью вспоминал ответ Макаренко на мое единственное письмо к нему. Ответ был более чем неприятным. Он писал, что очень занят работой и времени на переписку не имеет. К этому была присоединена просьба выслать несколько специальных книг.