Сад богов - Даррелл Джеральд. Страница 35

— Отлично, — сказал Лесли. — Я только рад буду такому гостю.

— Ага, он славный парень, — великодушно согласился Ларри.

— Правда?! — восторженно подхватила мама. — Такой воспитанный.

— А что до меня, то я вовсе не рада, — заявила Марго. — Более нудного типа надо поискать. При одном его виде на меня нападает зевота. Нельзя ли написать им, что у нас все занято?

— Но я думала, что Адриан тебе нравится, — удивилась мама. — А уж ты ему определенно нравилась, если не ошибаюсь.

— В том-то и дело. Я не желаю, чтобы он исходил тут слюной, точно какой-нибудь сексуально озабоченный спаниель.

Мама поправила очки и посмотрела на Марго.

— Марго, милая, зачем же говорить так про Адриана, и откуда только ты берешь такие выражения. Уверена, что ты преувеличиваешь. Я никогда не видела, чтобы он вел себя, как… как… ну, в общем, как ты сказала. Мне он казался вполне благовоспитанным.

— Так и есть, — воинственно произнес Лесли. — Просто Марго воображает, что все мужчины от нее без ума.

— Ничего подобного, — возмутилась Марго. — Он мне не нравится, вот и все. Больно влюбчивый, стоит оглянуться-он тут как тут, слюной исходит.

— Адриан не из таких, чтобы слюни распускать.

— А я говорю, распускал. И даже исходил слюной.

— Я никогда за ним такого не замечала, — снова вмешалась мама. — И вообще, не могу же я отказать ему только потому, что он распускает слюни. Где твое благоразумие, Марго.

— Он приятель Лесли, пусть вокруг него и распускает свои слюни.

— Да не распускает он их и никогда не распускал.

— Ну, ладно, — рассудила мама. — Мы найдем, чем его занять, и думаю, ему будет не до слюней.

Две недели спустя к нам прибыл изголодавшийся, отощавший Адриан. Почти без гроша в кармане он проделал весь путь от Кале до Бриндизи на велосипеде, который в конце концов не выдержал неравной схватки и рассыпался. Первые несколько дней мы почти не видели Адриана, потому что мама следила за тем, чтобы он ложился рано, вставал поздно и непрерывно чем-нибудь подкреплялся. Когда же он возникал перед нами, я не спускал глаз с его рта, так как изо всех гостивших у нас диковинных друзей не было еще никого, кто бы исходил слюной, и мне не терпелось увидеть этот феномен. Однако, если не считать наклонности заливаться краской всякий раз, когда в комнату входила Марго, и таращиться на нее с приоткрытым ртом (по совести, я должен был признать, что тут он впрямь походил на спаниеля), никаких других эксцентричных проявлений за ним не замечалось. У него были на редкость кудрявые волосы, большие и очень кроткие карие глаза, и на верхней губе под действием гормонов только-только пробился нежный пушок, коим он чрезвычайно гордился. Адриан привез Марго подарок-пластинку с песенкой, которую он явно почитал равной шекспировским сонетам. Называлась песенка «В кабачке Смоки Джо», и мы все остро возненавидели ее, ибо Адриан не мог дня прожить без того, чтобы раз двадцать не прокрутить эту лабуду.

— Господи, — простонал Ларри, когда мы утром, сидя за завтраком, в очередной раз услышали шипение пластинки, — сколько можно, да еще в такую рань.

«У Смоки Джо в Гаване, — громко затянул гнусавый тенор, — я торчал, утоляя жажду… «

— Это невыносимо, — с тоской произнесла Марго. — Почему он не может поставить что-нибудь другое?

— Зачем же так, милая, она ему нравится, — увещевающе сказала мама.

— Вот именно, и он купил эту пластинку для тебя, — подхватил Лесли. — Это твой чертов подарок. Вот и скажи, чтобы он перестал ее крутить.

— Нет-нет, милый, так нельзя, — возразила мама. — Все-таки он наш гость.

— Ну и что, если гость? — огрызнулся Ларри. — Ему медведь на ухо наступил, а мы все должны страдать? Это пластинка Марго. Пусть она и распорядится.

— Но это будет так невежливо, — озабоченно произнесла мама. — Как-никак, он привез пластинку в подарок и думает, что она нам нравится.

— Знаю, но оправдывать его глубокое невежество не намерен, — настаивал Ларри. — Представляешь себе, вчера он не дослушал Пятую симфонию Бетховена, снял и поставил взамен этого завывающего кастрата! Да у него, если хотите знать, культуры столько же, сколько у гуннского вождя.

— Тише, Ларри, милый, он может тебя услышать, — сказала мама.

— При таком-то гвалте? Да ему сейчас в слуховой рожок надо кричать.

Тем временем Адриан, не подозревая, какая смута охватила наше семейство, задумал подпевать пластинке. Поскольку его гнусавый тенорок был удивительно похож на голос самого исполнителя, результат был на редкость отвратным.

«И там я увидел девицу… То была наша первая встреча… О мама Инес… О мама Инес… О мама Инес… Мама Инес… «-заливались более или менее в унисон Андриан и граммофон.

— Силы небесные! — взорвался Ларри. — Это уже чересчур! Марго, придется тебе пойти и сказать ему.

— Только сделай это вежливо, милая, — добавила мама. — Мы ведь не хотим ранить его.

— Что до меня, то я не прочь его ранить, — возразил Ларри.

— Я знаю, что надо сделать, — сообщила Марго. — Скажу ему, что у мамы болит голова.

— Это даст нам только временную передышку, — заметил Ларри.

— Ты скажешь, что у мамы болит голова, а я спрячу все иголки, — торжествующе предложил Лесли. — Как вам такая идея?

— О, замечательно! — воскликнула мама, радуясь тому, что проблему можно решить без риска ранить Адриана.

Адриан был несколько озадачен исчезновением граммофонных иголок и нашими дружными заверениями, что на Корфу купить их невозможно. Но у него была хорошая память, и он с утра до вечера сам напевал «Смоки Джо», хотя из-за полного отсутствия слуха его пение больше всего напоминало теноровый гул потревоженного улья.

Шли дни, а влюбленность Адриана ничуть не ослабевала, даже напротив-становилась сильнее, и в той же мере усиливалось недовольство Марго. Я начал проникаться жалостью к нему, ведь что бы он ни делал, все было не так. Когда Марго заявила, что усы делают его похожим на мужского парикмахера низшего разряда, он поспешил их сбрить, после чего она сказала, что усы-признак мужской зрелости. Больше того. Марго недвусмысленно давала понять, что решительно предпочитает местных крестьянских парней любому английскому импорту.

— Они такие красивые и такие милые, — говорила она, вызывая откровенную ревность Адриана. — Так славно поют. У них такие хорошие манеры. Они играют на гитаре. Они по всем статьям превосходят любого англичанина. От них исходит своеобразное амбре.

— Ты хочешь сказать «благоухание», — поправил ее Ларри во избежание превратных толкований слова «амбре».

— Что ни говори, — продолжала Марго, пренебрегая его замечанием, — это настоящие мужчины, а не какие-нибудь никудышные слащавые слюнтяи.

— Марго, милая, — вмешалась мама, нервно поглядывая на уязвленного Адриана, — право же, это не очень любезно с твоей стороны.

— А я и не хочу быть любезной, — отпарировала Марго. — И вообще, жестокость часто оборачивается добром, если правильно ею распоряжаться.

Выдав сей загадочный образчик философических умозаключений, она покинула нас, направляясь к своему новейшему воздыхателю, загорелому рыбаку с роскошными усами. Адриан был до того унижен, что мои родичи сочли необходимым как-то умерить его отчаяние.

— Не обращай внимания на Марго, милый Адриан, — утешала его мама. — Это все только слова, она такая упрямая. Возьми еще персик.

— Упрямая, как осел, — добавил Лесли. — Уж я-то знаю.

— Хотел бы я знать, как мне стать похожим на крестьянских парней, — задумчиво произнес озадаченный Адриан. — Может быть, начать играть на гитаре?

— Нет-нет, только не это, — поспешно произнес Ларри. — В этом нет никакой надобности. Почему бы тебе не попробовать что-нибудь попроще? Скажем, жевать чеснок.

— Чеснок? — удивился Адриан. — Марго любит чеснок?

— Ну, конечно, — ответил Ларри. — Ты же слышал, что она говорила про запах от этих ребят. А какой запах ты чувствуешь прежде всего, когда приближаешься к ним? Чеснок!