Казачество в Великой Смуте От Гришки Отрепьева до Михаила Романова - Широкорад Александр Борисович. Страница 28

Простых поляков и слуг, захваченных в Москве 17 мая, Шуйский приказал отправить на родину. По пути у них отобрали лошадей, оружие и все деньги. Знатных же поляков, приехавших на свадьбу Лжедмитрия I, и польских послов решено было оставить в качестве заложников.

Появление Лжедмитрия II и поддержка его поляками заставили Шуйского пойти на переговоры с последними. Вспомним, что с Речью Посполитой у Москвы был «вечный мир». Послы Олесницкий и Гонсевский были вызваны во дворец, там бояре попытались убедить послов, что в убийстве поляков 17 мая виноваты сами же поляки. На что Гонсевский ответил, что король никогда не поддерживал самозванца, но предоставил все дело на юлю божью, что если бы пограничные города не признали Димитрия сыном Ивана Грозного, то поляки никогда не пошли бы с ним к Москве. Димитрий встретил первое сопротивление только в Новгороде-Северском, а когда царь Борис написал королю о самозванстве Гришки Отрепьева и напомнил о мирном договоре, заключенном между Москвой и Польшей, то король немедленно отозвал всех поляков из войска Димитрия. После смерти царя Бориса все лучшие воеводы и войско поддержали Димитрия, бояре Мстиславский и Шуйский выехали ему навстречу за 30 миль от столицы. Потом московские послы и бояре говорили, что не поляки посадили Димитрия на престол, а сами русские приняли его добровольно и признали Димитрия истинным царевичем.

Речь посла смутила бояр, они молчали, переглядываясь, но среди них находился окольничий Михаил Игнатьевич Татищев, который и вызвался отвечать Гонсевскому. Повторив прежние упреки, Татищев сказал, что Польша находится в бедственном положении. Одновременно ей угрожают татары, запорожские казаки, шведы и «рокошане». И это была правда, так как в это время в Польше шло восстание, и не было никаких гарантий, что Сигизмунд останется на престоле.

Гонсевский же возразил, что все сказанное Татищевым — неправда, что неприятель никогда так далеко не заходил в глубь Польши, как заходил в глубь Московского государства, и что русским не пристало стращать поляков.

Сошлись на том, что в деле Лжедмитрия никто не виноват. «Все делалось по грехам нашим, — сказали бояре, — этот вор обманул и вас, и нас». На том все переговоры и закончились.

13 июня 1606 г. к польскому королю из Москвы отправилось посольство — князь Григорий Волконский с дьяком Андреем Ивановым. Им был дан наказ объяснить Сигизмунду недавние московские события.

Как только царские посланники пересекли границу Московского государства, польский пристав сообщил им, что царь Димитрий жив и сейчас находится у сандомирской воеводши. Послы ответили, что все это чушь собачья: жил у вора-расстриги чернокнижник Михалко Молчанов, вот он-то и сбежал, когда самозванца убили. Послы предложили опознать Молчанова, который за воровство и чернокнижие был бит кнутом, и следы от пытки остались у него на спине и ниже. А если другой кто называется Димитрием, продолжали послы, то полякам не стоит и слушать их, а если новый Димитрий нужен полякам, то пусть они его на польский престол и сажают, а в Россию его посылать и сажать на русский престол ни к чему. Хоть бы он и прирожденный государь Димитрий, но если его в Московском государстве не захотели, то силой нельзя посадить его на престол.

На это пристав ответил: «Польские и литовские люди, которые приехали из Москвы, сказывают, а слышали они от ваших же, что убит и лежал на пожаре, а подлинно не знают, его ли убили или кого-нибудь другого в его место».

Посланники спросили у пристава: «Видел ли кто того вора, каков он рожеем (лицом) и волосом?» Пристав ответил, что ростом он не мал, лицом смугл, нос немного покляп, брови черные большие, нависли, глаза небольшие, волосы на голове черные курчеватые, от лба вверх заглажены, усы черные, бороду стрижет, на щеке бородавка с волосами, по-польски говорит и пишет, и по-латыни говорит. Посланники в этом словесном портрете пристава сразу признали Михалку Молчанова, а прежний вор-расстрига был лицом бел и волосом рус.

Другой польский пристав говорил, что при Димитрии в Самборе находятся князь Мосальский и Заболоцкий. Последнего Димитрий отправил по северским городам настроить народ против Шуйского, и сам, собрав войско, обещал скоро быть.

Сам же король Сигизмунд был крайне озадачен рокошем буйных панов и охотно пошел на соглашение с царем Василием. Король пообещал Волконскому в ближайшее время отправить своих послов в Москву. И действительно, в октябре 1607 г. от Сигизмунда в Москву приехали пан Витовский и князь Друцкой-Соколинский поздравить царя Василия с восшествием на престол и требованием отпустить прежних польских послов и всех поляков домой.

Переговоры длились до 25 мая 1608 г. Результатом переговоров стало перемирие на 3 года и 11 месяцев на следующих условиях: оба государства остаются в прежних границах; Россия и Польша не должны помогать врагам друг друга; царь обязывается отпустить в Польшу самборского воеводу Мнишека с дочерью и сыном и всех задержанных поляков; король обязывается сделать то же самое в отношении задержанных в Польше русских; король и Речь Посполитая должны отозвать всех поляков, поддерживающих самозванца, и впредь никаким самозванцам не верить и за них не вступаться, Юрию Мнишеку не признавать зятем второго Лжедмитрия, дочь свою за него не выдавать, и Марине не называться московской государыней.

Польские послы обязались послать грамоты в войско Лжедмитрия II к полякам с требованием оставить самозванца, вернуться в Польшу и на всем пути отсылать домой всех польских ратных людей, которые им встретятся на территории Московского государства. Также послы обещали послать во все приграничные города грамоты, чтобы никто не смел идти воевать в Московское государство. Сами послы обязались ехать из Москвы прямо в Польшу, избегая любых контактов с поляками Лжедмитрия, но не хотели обещать, что король выведет войско Лисовского из России, потому что Лисовский в Польше был объявлен вне закона.

Вступив в переговоры с поляками, Шуйский совершил ту же непростительную ошибку, что и Годунов, и тем самым, как и Годунов, подписал себе смертный приговор. С поляками можно договариваться, только держа пистолет у их затылка, и выполнять договор они будут до тех пор, пока взведен курок у этого пистолета. И дело тут не в плохом короле Сигизмунде, а в устройстве Речи Посполитой, где паны могли служить, а могли и не служить своему королю, и международные соглашения, заключенные королем, для них не были писаны. Не меньшую роль играла и католическая церковь, заставлявшая панов смотреть на московитов как на американских индейцев.

Шуйский мог согласиться на неоднократные предложения шведского короля вступить с ним в союз и начать совместную войну с Речью Посполитой на ее территории, то есть шведы должны были наступать в Прибалтике, а русские — в Белой Руси, в случае же успеха идти на Варшаву. Кстати, Шуйский мог координировать свои действия с турецким султаном и с крымским ханом, воевавшими тогда с Польшей. Да и не нужно сбрасывать со счетов рокош.

Предвижу вопли возмущенных критиков. Как можно? Власть Шуйского висела на волоске, он не мог справиться с врагами внутренними, не то что начинать борьбу со столь мощным соседом.

Начнем с того, что Польша в начале XVII века и позже была «колоссом на глиняных ногах». Вспомним, как долго вся королевская рать осаждала Смоленск, при том, что большая часть смоленских дворян и ратников ушла на помощь Шуйскому еще в 1607 г. Так что разгром Польши в союзе со шведами и турками был вполне реален.

А главное — гражданская война нигде и никогда не имела ничего общего с шахматной или компьютерной игрой. В игре усиление противника заведомо приводит к поражению. В гражданской войне появление нового противника, если он носит униформу ненавистного иностранного государства, приводит к победе. В 1793 г. республика во Франции была на грани гибели. Восстали Бретань, Вандея, отделился весь юг Франции — Марсель, Лион, Тулон. Вожди республиканцев переругались между собой. И тут появились прусские, австрийские и британские интервенты. И что же произошло? В ответ по всей Франции прокатилась волна убийств роялистов, их убивали даже в тюрьмах. В республиканскую армию записывались десятки тысяч добровольцев. Голодные, оборванные французские солдаты, которыми командовали бездарные «революционные» генералы, громили интервентов. В боях армия перевооружается, сами собой выдвигаются талантливые генералы, и то, что было непосильно Генриху IV и Людовику XIV, становится пустяком для «больших батальонов» с маленьким капралом во главе.