Ванго. Между небом и землей - де Фомбель Тимоте. Страница 57

— Его звали Кафарелло, Джованни Кафарелло. Он уехал в Америку, в Нью-Йорк. Бросил своего отца — тот жил в распадке между горами. Бедняга умер прошлой весной в полном одиночестве, ему было сто лет.

Джованни Кафарелло. Это имя навеки врезалось в память Ванго.

Он посмотрел на женщину, которая пристально вглядывалась в него. Поблагодарил ее.

— Не уезжай, — попросила она. — Скажи мне, кто ты. Скажи, что ты видел Пиппо Троизи и что видел недавно.

Ванго зашагал прочь. Пароход уже причалил. На набережной бурлила толпа. Джузеппина упала перед ним на колени, как перед статуей Девы Марии, и громко взмолилась:

— Прошу тебя, скажи, Пиппо жив? Я тебя узнала. Я знаю, как тебя зовут. Ты — Ванго!

Ванго остановился, вернулся назад и тихо сказал ей:

— Он жив.

Из ее глаз брызнули слезы радости.

Ванго прыгнул на палубу.

Человек, стоявший рядом с Джузеппиной, помог ей встать на ноги.

— Держитесь за меня, Пина. Успокойтесь…

Он только что сошел с парохода, прибывшего с острова Липари.

Он улыбался.

Сегодня понедельник. Какое счастье! Самый прекрасный день недели! Доктор принарядился и повязал красный галстук. Он даже пританцовывал.

Сегодня доктор Базилио обедал у Мадемуазель.

Он спросил:

— Скажите, Пина… Что-то случилось?

— Пиппо жив, — сказала она.

Врач ответил грустной улыбкой. Эта женщина, Пина Троизи, была единственным человеком, которого он понимал до конца. Они оба избрали для себя недостижимую любовь. Она любила пропавшего. Он любил неизвестную.

— Кто вам сказал, что ваш муж жив?

— Ванго, тот маленький дикарь из Поллары.

— Где он? — встрепенувшись, спросил доктор.

— Уплыл.

Добряк Базилио бросился к пирсу из черного камня.

Но пароход был уже далеко.

Он увидел на палубе Ванго. А Ванго увидел его.

Оба замерли.

Позже доктор обнаружил, что дверь в доме Мадемуазель заперта.

Надежда испарилась безвозвратно.

28

Конокрад

Самолетик дважды пролетел совсем рядом с башней замка. Но во второй раз пилот явственно разглядел человека, бегущего к конюшне. Следом за ним мчалась женщина. На ней была белая ночная рубашка, которую она задрала до бедер, чтобы та ей не мешала.

— Господи, уж не сплю ли я?! — пробормотал летчик сквозь зубы.

Нет, он не спал. Это была горничная Мэри.

Пол поднялся выше и заложил плавный вираж, делая вид, будто улетает.

Он летел на маленьком одномоторном «Сириусе» — на таком же Линдберг [45] побил все рекорды в полетах над Тихим океаном. Полу принадлежал один из пятнадцати существующих аппаратов.

Сбавив скорость, он направил самолет к озеру Лох-Несс. Впереди виднелась опушка по-осеннему рыжего леса и овчарни, одиноко разбросанные кое-где среди холмов.

Увиденное и позабавило, и озадачило Пола.

— Ай да Мэри! Ну и Мэри! — повторял он, изумленно тараща глаза.

Ему приходили в голову самые невероятные объяснения сцены, свидетелем которой он только что стал. Он попытался вообразить себе двойную, тройную, словом, тайную жизнь Мэри: что, если за ее поведением несколько восторженной старой девы скрывается самая развратная женщина шотландского нагорья?..

Мэри появилась в замке одновременно с рождением Пола, то есть 26 лет назад. Невозможно было представить, что этот стыдливый румянец на щеках, материнская заботливость и деревенские шерстяные чулки — лишь видимость, за которой столько лет таилось распутство.

— Нет… Быть такого не может.

Пол сделал резкий разворот, поставив свой маленький гидросамолет на крыло, и снова взял курс на замок. За несколько секунд он пролетел над лугами, разделенными на участки низкими каменными оградами, и оказался над парадной аллеей.

У конюшни теперь стояла только Мэри. Размахивая руками, она возбужденно подавала самолету какие-то знаки.

Не успел Пол набрать высоту, чтобы не задеть черную крышу замка, как увидел, что ворота конюшни распахнулись настежь, и из них вырвался всадник на вороном коне. Он, видимо, не успел его оседлать и пустил в галоп, грубо ударяя каблуками по крупу и держась только за ремень недоуздка.

Теперь самолет несся навстречу всаднику. Пролетев чуть дальше, Пол обернулся и увидел, как тот перемахнул через ближайшую ограду.

Этот человек явно не был любовником Мэри.

Ему был нужен вороной.

Перед самым замком Пол резко набрал высоту.

Он решил преследовать вора.

Мэри, вне себя от восторга, присела наземь, следя за смелыми маневрами своего героя.

Самолет круто взмыл в небо и превратился в черную точку, окутанную дымом. С такой высоты даже не было слышно шума моторов. Выполняя виток, Пол положил самолет на спину, затем спикировал вниз, описал идеальную окружность и над самой землей снова медленно пошел вверх.

Мэри затаила дыхание. Закрывая лицо руками и вскрикивая, она притворялась напуганной, а сама сквозь растопыренные пальцы с гордостью следила за пируэтами молодого летчика.

Самолет завершил мертвую петлю в зарослях вереска, сбрив на лету цветы, окутавшие машину лилово-розовым облачком. Теперь Пол летел навстречу всаднику, очень низко над землей, а всадник галопом мчался навстречу. Ни тот ни другой не отклонялись от курса.

В последний миг Пол увеличил тягу, и конь благополучно проскакал между двумя поплавками гидросамолета. Пилот не смог разглядеть всадника — тот уткнулся лицом в лошадиную гриву.

Оказавшись в очередной раз над замком, Пол сообразил, что его маневры бессмысленны.

Ему не хотелось жертвовать конем, которого он обожал, или обезглавить человека, о котором он ничего не знал, и уж меньше всего ему хотелось сажать на землю гидросамолет, который мог садиться только на воду.

Оставалось признать, что он просто-напросто решил покрасовался перед семидесятилетней служанкой, которая сидела на траве, страстно простирая руки к самолету в небе.

С тех пор как Этель стало невозможно удержать дома, Мэри была единственной, кого он мог поразить. Даже в тот день, когда он стал самым молодым подполковником Королевских ВВС, ему пришлось ужинать в одиночестве в своем огромном замке.

Всадник скрылся в лесу.

А самолет описал прощальный круг над лужайкой, дабы заслужить овации публики.

Когда он совершил посадку на озере, ему навстречу подплыла лодка. На носу стояла Мэри. Она заключила Пола в свои уютные объятия. Теперь вместо ночной рубашки на ней было то, что она называла своим воскресным нарядом, — черное платье с белым фартучком. Она носила такое с тех пор, как ей исполнилось тринадцать лет, то есть вот уже полвека, но в дополнение к нему надевала белый кружевной воротничок, и вот он-то — как она считала, глядясь в крохотное зеркальце своей спальни, — и придавал ей праздничный вид.

— Это было потрясающе! Я так испугалась!

Можно подумать, она говорила о смелом воздушном гимнасте на цирковом представлении. Она расцеловала Пола.

— Браво… браво…

— Так что у вас случилось? — спросил он.

Тут Мэри вспомнила о собственных приключениях.

— О, это ужасно! — воскликнула она.

— Рассказывайте!

— Я пришла за вами вместо Питера. Мы теперь очень осторожны. Он охраняет замок вместе с сыном.

По воскресеньям в замке было трудно кого-то найти. Этот день Пол объявил обязательным выходным для всей прислуги. Поэтому люди играли в прятки с хозяином, стараясь не попадаться ему на глаза. Даже Мэри — и та позволяла себе отсыпаться.

— Ну? Так кто это был? — спросил Пол.

— Он влез в окно, когда я шла по коридору… Если бы вы знали, до чего я испугалась. Я была почти не одета. Вообще-то я как раз собиралась…

— Но что ему понадобилось? — прервал ее Пол, чтобы не выслушивать скучные подробности.