Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 55

Я содрогнулась. Заигралась я, ох заигралась. А сказала все равно то же самое:

— Память почтить ходила.

— Три раза? — Отозвался от окна Досвет.

Одно мне оставалось. Сказать если не всю правду, так хоть какую-то её часть. Ту, что про меня. Может, и отвлеку от прочего.

Я выдохнула, сжала в кулак снова занывшую левую руку. Г лянула в спину Досвету.

— Король-батюшка, дозволь рассказать тебе одну тайну. Если помнишь, госпожа Морислана Ирдраар вошла в твой дворец как женка королевского жильца.

Ерша глянул остро, но смолчал. Король Досвет, не оборачиваясь, неспешно сказал:

— Да, я помню. Она была замужем за Добутой Варятичем.

Ишь ты, как моего отца звали. Не просто Добутой, а Варятичем. Красиво.

Однако король ждал. Я заторопилась:

— В ту пору, как погиб королевич Градень, госпожа Морислана была в тягости. Младенец родился потом. Правда, лицо у него вышло покарябанным. Да и одна рука того, усохла…

Досвет снова развернулся. Глянул на меня так же остро, как Ерша до того. Спросил:

— Значит, ты не Триша Ирдраар, а Триша Добутовна? А почему молчала? Почему Морислана — и сам верч Яруня! — называли тебя дочерью Игора Ирдраара?

Нехорошо про мертвую говорить дурное. А что делать? И про Глерду говорить нельзя, и саможориху пробовать не хочется. Я глянула в глаза королю. Ну, где наша не пропадала.

— Король-батюшка. сам знаешь, госпожа Морислана из норвинов, а у них покалеченных детей положено оставлять в лесу. Такой у норвинов обычай, и ничего тут не поделаешь. Но матушка меня в лесу не оставила. Не смогла, наверно. А вместо того она отдала меня одной бабке на воспитание. Потом взяла к себе, дочкой двоюродного брата нарекла. Тот, говорят, пропал на границе совсем молодым, детей не оставил. Сейчас, конечно, всей правды уже не узнать — но я полагаю, сделала она это не по злобе. А чтобы не смущать свою семью. Они-то думали, что первая дочь госпожи Морисланы умерла ещё в младенчестве.

Досвет наклонил голову, глянул исподлобья, тяжело приподнимая опухшие веки.

— Яруня об этом знает? А вторая дочь, Арания?

— Нет. Матушка не желала, чтобы об этом знали. Сожалела она очень, обо всем сожалела.

Как же я врать-то выучилась, в кремле проживая — аж самой страшно. Да уж, испоганилась я тут, опаскудела.

— Пусть так. Но что ты делала в покоях Граденя, Триша Добутовна? — Строго спросил Досвет.

А тут правда кончалась и начиналась снова ложь. Не хочется врать, а надо. Иначе — саможориха. Или про Глерду рассказ. Ещё и её под беду подведу.

А ведь баба ничего дурного мне не сделала. Над уродством моим не смеялась, всю правду про моего отца выложила, не торгуясь, как Морислана. И плохого не желала — всего лишь убивца найти, мне помочь да королевство спасти.

Я опять глаза распялила. Поширше. Напомнила себе — саможориха. Содрогнулась, лицо сделалось честным-пречестным.

— Прости, король-батюшка. Захотелось мне на том месте постоять, где погиб мой батюшка, где матушкина судьба поменялась. И моя вместе с ней. Горько о таком думать, а не думать не могу. Тянет меня туда, и все тут. Не знаю почему.

Ерша вдруг кашлянул.

— Дозволь сказать и мне, король-батюшка. Если тогда, двадцать лет назад, проклятье девицу покалечило, может, сейчас в покои Граденя именно оно её зовет? Дела эти колдовские, нам, простым людям, неясные. Сами ведьмы говорили, что до конца то проклятье так и не поняли, щит сработали кое-как, по внешним чертам. Если нынче покалечим девицу саможорихой, потом никогда не узнаем, что с ней творится. А вдруг тут что серьезное?

Король вдруг шагнул вперед, ко мне.

— А к людям? К человеку какому тебя не тянет?

Надежда у него в глазах плескалась, сумасшедшая, безнадежная. От сердца у меня отлегло — от саможорихи вроде отбрыкалась. А от той надежды стыдно стало.

— Нет. — Честно призналась я.

Ерша негромко сказал:

— Скоро Свадьбосев. В кремль много народу придет, из верчевых дворцов все служки явяться. Проследить бы.

Король Досвет тяжко выдохнул.

— Быть по сему. Приказываю тебе, Триша Добутовна — на Свадьбосев пойти вместе с Ершей. Чуть что почуешь, сразу ему говори. А теперь отвечай, почему моя дочь криком исходит, убийцей тебя называет?

Врать я устала, поэтому теперь выложила все. Начав с того, как предложила Арании погадать для королевишны. Лишь о том, что Любава подслушивала у Зоряниной опочивальни, я промолчала — стыдно стало наушничать по-мелкому. Досвет выслушал, шагнул к Ерше.

— Узнай, кто заходил в опочивальню королевишны с раннего утра. Навряд ли ей наговорили на услужницу вчерашним вечером — иначе она спать бы не легла, прямо ночью потребовала бы всех на правеж. Расспроси каждую девку, до последней чернавки, которая полы моет.

— Будет сделано. — Отозвался Ерша.

Досвет повернулся ко мне.

— А ты будешь служить у Зоряны, как и служила. Я тебя в Морисланиной смерти не виню — особенно теперь, когда узнал, чья ты дочь. Тайну свою храни, если хочешь. С Зоряной я уже переговорил, успокоил. Она о навете больше не вспомнит, слово мне дала. Только больше — никаких ржаных зерен или гаданий.

Неужто пронесло? А уж как близко-то было. Я закивала, потом, опомнившись, махнула поклон.

— Благодарствую на добром слове, король-батюшка. Как ты сказал, так и сделаю.

Досвет усмехнулся.

— Так и скажу. Дочка у меня — жертва. но тебе этого не понять.

И помни — как что почуешь, или покажется что, сразу беги ко мне. Жильцам в первой горнице скажешь — слово и дело королевское, они тебя в любой час пропустят.

Потом он повернулся к жильцу.

— Ерша, вызови Аленьшу.

— Сделаю.

У меня оборвалось дыхание. Верховная ведьма придет во дворец? А вдруг она расскажет королю обо мне и Г лерде? И выйдет у меня из огня да в полымя.

Из-за этих мыслей из королевских покоев я вышла на подгибающихся ногах. Курносый скользнул следом, сказал уже на лестнице:

— О том, что было — не болтай. Скажешь, вызывали из-за ложного навета, расспрашивали о госпоже Морислане.

Я кивнула. Шагнула было к лестнице, но Ерша поймал меня за локоть, развернул к себе:

— Помнишь, что я в прошлый раз говорил, Триша Добутовна? Мое слово твердое. Если тебя кто обидит, ты только скажи. Люди бывают злы.

— А как ты заступишься, станут ещё злее. — Я глянула ему в лицо.

Ерша сдвинул светлые брови на переносице.

— Как-то не подумал.

Мне бы смолчать, глазки скромно потупить, но я снова встряла:

— Не печалься. Я ж подсказала? А скажи-ка, господин Ерша, защищать меня тоже по королевскому указу будешь? Или сам решился?

Он глянул мрачно, выдохнул мне в лицо:

— Это — сам. А что до прочего. Я пес королевский, госпожа Триша. На кого укажут, за тем и слежу. А коли прикажут, то и горло порву. Сама понимать должна, королевишна — последняя наследница Положья, после смерти братьев к ней услужниц брать боялись. Вот вас первых взяли, на пробу. Да и то потому, что вы Морислане Ирдраар — кровная родня. Она, хоть и норвинка, но королевской семье была верна.

Он не просил у меня прощения за обман. Глядел прямо, словно ждал извинений от меня.

А вот выкуси, сердито подумала я. И спросила о другом:

— Раз она наша наследница, что ж её только цорсельскому учат? Все про иноземщину рассказывают — как там в Цорселе говорят да как за стол садятся.

Ерша прищурился, улыбнулся одним краем рта.

— Ишь ты, любопытная. Не твое это дело, Триша Добутовна.

Не мое так не мое. Мне с утра и так разговоров хватило. Одно осталось.

— Ты вот что, господин Ерша. Зови меня Триша Ирдраар. Не хочу, чтобы о матушке болтали всякое. Лады?

— Лады, госпожа Ирдраар. — Жилец отступил назад, поклонился. Низко.

Пришлось в ответ тоже махнуть поклон. По лестнице уже гремели чьи-то шаги. И я заспешила наверх.

Глава шестнадцатая. По куску от каждой тайны

Пока меня не было, Арания припрятала бельчи. Едва я вошла, кинулась ко мне: