Под сенью проклятия (СИ) - Федорова Екатерина. Страница 72

Слышать такое было настолько непривычно, что я даже на слова про нехватку ума не обиделась.

Но ещё большие чудеса ждали нас после урока танцев. Когда дан Флювель ушел, отскакав свое, королевишна повернулась к нам и сказала медовым голосом:

— Как вы есть мои доверенные услужницы, думаю, следует вас наградить. А потому завтра, когда ведьмы начнут показывать свое мастерство, приходите сюда. Окна мои смотрят и на двор, и на Дольжу, так что отсюда разглядите все в лучшем виде. Я и сама ведьмовское действо только из своих покоев смотрю. И со мной побудете. А теперь ступайте. Поздорову вам.

Обрадованная Арания всю дорогу до горницы рассказывала, какие теперь благости и милости нас ожидают. Про то, что Зоряна может и не стать королевишной, она вроде как позабыла. Скоропостижно.

Впрочем, я её в том не виню — такой уж день приближался, Свадьбосев, от него все мысли к добру сворачивали.

И я ждала того праздника с замиранием сердца. Однако в последний вечер, едва я вернулась из города, в дверь горницы стукнули. Вошел Ерша. Коротко поклонился, бросил в сторону Арании, сидевшей на кровати с зеркальцем в руках:

— Подобру тебе, госпожа Арания. не выйдешь ли ненадолго? Мне бы с госпожой Тришей словечком перемолвиться.

Арания вдруг уперлась:

— Не пойду. Не положено девице одной в горнице с мужиком сидеть. Вдруг ты чего дурного.

— Вон. — Негромко сказал Ерша. — Пока я не озлился. Если у тебя, красна девица, память короткая — так у меня она длинная. И я помню, кто и в чем был повинен там, в лесу за Норвинской слободкой. Пока молча помню, но могу и вслух помянуть. Да не здесь, а в другой горнице.

— Ступай, госпожа Арания, прошу тебя. — Добавила я со своей стороны. — Не бойся, ничего плохого мне господин Ерша не сделает. У него из дурного только язык, а сердце и помыслы напротив, сплошь добрые.

Арания вышла, метнув от порога угрюмый взгляд. Ерша фыркнул.

— В добрых помыслах меня ещё никто не обвинял. Пришел тебе сказать, госпожа Триша, что завтра на Свадьбосев с тобой не пойду.

Я замерла. Мне и самой, конечно, приходило в голову, что гулять на празднике вместе с королевским псом не след. Ещё увидят те, кто на меня должен выйти, испугаются.

Но и мечтаний моих мне было жалко — чай, не одну ночь о будущем Свадьбосеве думала. Как пройдусь по праздничному кремлю, заглядывая в голубые глаза, как Ерша будет вскидывать светлые брови, морща лоб, глядеть в мою сторону. может, даже чару с хмельным медом предложит с ним разделить, и пряником медовым угостит.

— Это чтобы не спугнуть тех, кто захочет на тебя поохотится. — Пояснил Ерша, пока я молчала. — Но ты не грусти, госпожа Триша, с меня — следующий Свадьбосев. Если, конечно, тебя до того времени замуж не выдадут.

Я припомнила, как он обещался сам меня замуж взять, если обо мне и о нем слух пойдет. Видать, шутковал. Или успокоить хотел. Поделом мне — занеслась, позабыла про свое уродство. Размечталась, что и на меня могут смотреть, как на прочих девок — прямо, не отворачиваясь.

Все это я обдумала молча, а вслух сказала:

— Дело говоришь. Я и сама о том думала. Покойной тебе ночи, господин Ерша.

— Постой. — Сказал он. — Чтоб завтра на Свадьбосеве средь народа не стоять, в давке не давиться, с утра ступайте с Аранией к воротам. Здесь, в кремле, праздник начинается со слов короля-батюшки, которые он говорит с воротной башни. Те, кому заслуги позволяют, перед этим на стену забираются. Оттуда и короля слыхать, и площадь как на ладони. А потом, когда народ в кремль хлынет, да по разным углам разбредется, люди со стены спускаются и идут себе спокойно, не боясь давки. Так вот, лестницу на стену, что по левую руку от ворот, завтра будет сторожить Успеш. Иди прямо к нему, он вас пропустит.

Я кивнула, он махнул короткий поклон и вышел. Арания, которой я передала слова Ерши о стене, возрадовалась:

— Туда не всякого пускают. ох, Тришенька, хорошо-то как! И великий принцесс к нам благоволит, ведьмовские чудеса из её покоев зовет смотреть, и на стену нас пустят. Вот уж свезло так свезло! Чем с простым-то народом мешаться, лучше сверху поглядеть. Внизу в давке и щиплют, и по заду охлопывают, говорят. Помню, когда матушка была жива, мы всегда на стене стояли. А с этим королевским псом ты дружи — он человек, нам нужный, ещё пригодится.

— Спать ложись. — Сказала я, не желая продолжать этот разговор.

— А я пошью малёха. Давай, хорош болтать-то. Завтра вставать поутру.

Глава девятнадцатая. Свадьбосев

На следующий день мы обе поднялись на заре. Я начесала Араньины кудри пивом на меду до блеска. Потом причесалась сама, оделась. Арания сегодня нацепила свое лучшее платье — из серебряной парчи, с багрово-алыми камнями, нашитыми цепью от ворота до подола.

Я в своем темно-зеленом одеянии рядом с ней вроде как сливалась со стенками. Но меня это только обрадовало. Пущай народ глазеет на Аранию — лишь бы на меня поменьше смотрели.

Выйдя на дворцовую лестницу, мы увидели жильцовских женок, идущих кто с мужьями, обряженными в коричневые кафтаны, шитые серебряным шнуром, а кто и с другими женками под руку вместо мужей — видать, их супружники были сегодня в дозоре.

Со стороны хозяйственного двора вышагивали богато наряженные бабы с ребятишками. Там, в спрятанных посреди садов палатах, проживали те королевские жильцы, у кого семейство уже не влазило в дворцовые горницы.

И у всех на лицах была радость.

У дворца за ночь выстроили громадный помост, уставили столами. На нем, как сказала Арания мне на ухо, будет угощаться праздничным курником сам король-батюшка. А вместе с ним верчи с семьями.

Дальше от помоста уходили рядами в кремлевские кущи столы, предназначенные для народа, что придет в кремль на праздник. Прислужники уже стаскивали туда угощение — бочонки с медами, караваи хлебные и пряничные, стопки блинов в глубоких блюдах, подовые пироги, тельное из кур и жареную птицу.

Наставили столов и у каменных палат, где жили верчи — великие господа, подобно королю-батюшке, тоже собирались угощать народ в этот день. Мы прошлись по окружной дороге вдоль каменной стены к двум воротным башням. Тут уже гомонила толпа, которой не хватило дорожек, а потому люди стояли на траве и меж деревьев. Жильцы с семьями, прислуга из дворца, из верчевых палат — весь люд, что служил, жил и работал в кремле.

Мы обошли их всех кругом и вышли к стене по левую руку от кремлевских ворот.

Лестница, косо уходившая верх, начиналась у подножья левой башни. Деревянные ступеньки сторожили сразу трое жильцов, один из них был Успеш, как и обещал Ерша. При виде нас он махнул поклон — не очень глубокий, впрочем — и приказал остальным жильцам:

— Госпожу Аранию и госпожу Тришу пропустить.

Те, стоявшие перед ступеньками вразвалочку, опершись на копья, тут же посторонились. Мы взобрались на стену. Могутная, широкая — шириной в семь шагов, не меньше — она щетинилась высокими островерхими зубцами, отгораживаясь ими от остального Чистограда. Камень стены на проходе покрывал настил из досок, залитых смоляным варом и посыпанных песком. Умно, подумала я. И от дождя защита, и человек не оскользнется.

В проходе уже стояли. Были тут люди только господского роду, наряженные в дорогие платья. Арания в толпу вошла, как нож в масло, задрав нос и покрикивая:

— Посторонись! Мы услужницы королевишны, нам от самой свет-Зорянушки велено на стене быть и смотреть.

К моему удивлению, никто не протестовал, напротив, все чинномирно уступали нам дорогу. Место, где встала Арания, согнав очередным воплем седого как лунь мужика в алой шелковой рубахе, шитой жемчугом, оказалось из лучших — за третьим зубцом от воротной башни.

Я встала за плечом Арании, она чуть подвинулась, открывая мне обзор.

Воротная площадь перед кремлем оказалась забита народом. Стояли даже под священными березами, разводя руками полога из лент. На сходах с площади тоже был люд, набились туда густо, от лиц рябило в глазах.