Юрьев день (СИ) - Величко Андрей Феликсович. Страница 36

— И, значит, никаких разумных выводов мне пока сделать не удалось, — продолжал я. — Однако появилось явственное предчувствие, где можно искать большое месторождение золота. Да что там большое — просто огромное! У тебя в кабинете карты есть?

— Гатчины или всей губернии?

— Африки.

— Эх, а я‑то уж понадеялся… в Африку нам просто так не попасть. Атлас подойдет?

Я открыл лист, где была Африка, и пару минут сосредоточенно смотрел на него. Блин, тут даже Претории не нарисовано! Зато есть Лоренсу—Маркиш. Кажется, раньше так назывался Мапуту? Откладываем от него четыреста пятьдесят километров на запад, и можно тыкать пальцем.

— Оно вот здесь.

— Ну, сынок, ты и местечко выбрал! Тут вообще никто не живет.

Разумеется, родитель ошибался — буры там жили уже лет сорок. Более того, неподалеку от золотых залежей располагалась их столица — Претория Филадельфия. Но если судить по атласу, там была саванна. Впрочем, не страшно — как только до Европы дойдут сведения о золоте, все мгновенно разберутся, где Претория, где Витватерсранд и как туда попасть.

— Ладно, я подумаю, но обещать ничего не буду, — подвел итог беседы отец. Однако место, куда я ткнул указующим перстом, он аккуратно пометил. Да на здоровье, мне пока ничего больше и не надо! А вот когда ему доложат о найденном там золоте, будет уже совсем другой разговор.

Кроме того, что расположено в Южной Африке, я знал еще про три месторождения, в настоящее время не открытых. Клондайк, Фербенкс и Ном.

Про первое из перечисленных я знал больше всего, как и многие другие, читавшие Джека Лондона. Но именно поэтому оно мне казалось не очень перспективным.

Во–первых, это все же не Аляска, а Канада, хоть и самый край. Она сейчас английская, а с Англией у нас отношения хуже, чем со Штатами. Во–вторых, до него еще поди доберись! Сомневающиеся могут почитать, как туда добирались Смок с Малышом. Причем ведь придется еще как–то вывозить золото, а это либо назад тем же путем, что прибыли на место, только весь водный отрезок пути придется плыть против течения. Либо вниз по Юкону до устья, но лето на Аляске короткое, а Юкон длинный, вполне реально не успеть за один сезон. Кроме того, я краем уха слышал, что золота на Клондайке было добыто меньше, чем в Фербенксе и Номе.

Про тот самый Фербенкс я не знал почти ничего. Город на первом крупном левом притоке Юкона, расположенный километрах в двухстах от места слияния рек, и все. По воде эти километры или по прямой, я не представлял. Правда, само название намекало — ведь это же «фэйр банке», то есть «огненные берега» или «огненные отмели». Однако с таким скудным набором ориентиров место все равно придется искать долго. Да и добираться туда ничуть не удобнее, чем до Клондайка.

И, наконец, Ном. Бухта, образованная впадением реки Ном в Берингово море. Здесь не надо никуда тащиться пешком, сошел с корабля, и можно начинать золотодобычу. Естественно, и с вывозом дело обстоит точно так же.

Бухту эту я уже нашел на картах. Мне помогло то, что в прошлой жизни, читая статейку о добыче золота, я обратил внимание, что упомянутая бухта похожа на присевшую и задравшую хвост кошку. На здешних картах, правда, она выглядела не совсем так, но сходство с кисой все равно просматривалось. Золото там есть везде по берегам бухты, но самое перспективное место — под хвостом.

Весть об открытии богатых месторождений золота в Южной Африке достигла Санкт–Петербурга поздней осенью тысяча восемьсот восемьдесят шестого года. Отец, ясное дело, сразу вызвал меня к себе.

— Сбылось твое предчувствие, Алик, — несколько растерянно сказал он.

— Нашли в Африке золото, причем именно там, куда ты пальцем тыкал. Говорят, много, но нам–то с того что? Поэтому у меня к тебе будет просьба. Возьми карты, книги самые умные, какие найдешь, и попытайся напредчувствовать залежи где–нибудь у нас. Понятно, что под Питером ты их не отыщешь, но Сибирь–то, она вон какая большая! Деньги нужны ну просто позарез, а занимать — так это потом отдавать придется с процентами. И, если сможешь, сразу ищи месторождения побогаче, чтобы добыча быстрее окупилась.

— Хорошо, отец, я постараюсь, однако обещать пока ничего не могу. Кроме того, интуитивный поиск — это очень сложное дело. Одних карт и книг мало, нужно еще глубокое сосредоточение, а его достичь не так просто. В общем, как минимум недели две, а лучше три меня вообще никто не должен беспокоить.

— Да хоть два месяца ищи, никто тебе ничего не скажет! Обещаю. Лишь бы нашел хоть что–нибудь.

Я сделал свое заявление не просто для солидности, а сразу по трем причинам. Первая — старый сыч Победоносцев, закончив чтение лекций Николаю, вознамерился начать просвещать меня в области законоведения и даже, блин, религиоведения! Ну и слово — я его и выговорить–то смог только с третьего раза. Так что хрен вам по всей вашей высоконравственной морде, уважаемый Константин Петрович, а не задуривание неокрепших мозгов его высочества Александра Романова.

Вторая причина состояла вот в чем. Менделеев, естественно, открыл аргон почти сразу после получения денег на это дело, а недавно смог получить его достаточно для заполнения столитрового баллона под давлением девяносто атмосфер. Десяток прутков вольфрама диаметром чуть больше трех миллиметров я уже раздобыл, так что оставалось только подсоединить мощный генератор к одному из некондиционных моторов для дельтаплана, коих в мастерской валялось уже три штуки, и можно будет попробовать аргонно–дуговую сварку. Потому как мне уже довольно сильно хотелось построить себе более или менее нормальный автомобиль взамен того уродца, на котором я все лето катался в окрестностях Гатчины, а однажды даже съездил в Питер.

И, наконец, третья причина была связана с Можайским. Он наконец–то получил комплект из котла и двух двигателей, после чего быстро довел проект своего нового самолета до конца и представил его мне на утверждение. Благодаря полученному при изготовлении и испытаниях первого образца опыту, а также моим подсказкам, сейчас у Александра Федоровича получилась вполне жизнеспособная конструкция. И моя задача состояла вовсе не том, чтобы ее улучшить, скорее наоборот. Следовало убрать из нее все элементы, благодаря которым аппарат имел потенциал для развития. А потом еще ухитриться убедить в разумности своих действий Можайского! Ибо, хоть разработка и шла под грифом «секретно», я уже убедился, что в текущих условиях это нечто вроде тех противоугонных тросиков для велосипедов, что в двадцать первом веке продавались рублей за триста. То есть велосипед вроде бы и прикован, но перекусить трос ничего не стоит. И если та же английская разведка иногда о какой–то нашей технической новинке не знала, то только потому, что эти сведения ей были на фиг не нужны. Как, например, дело обстояло с подводными лодками Джевецкого. Англичанам было не до них, они интересовались гораздо более совершенными американскими лодками Холланда.

И вот, значит, когда я одним прекрасным осенним днем сидел в своем приоратском кабинете и изучал чертежи вышеописанного аэроплана, раздался условный стук в дверь, и в кабинет зашел главный канцелярист Рыбаков.

— Ваше высочество, — сказал он, — наблюдатель на башне сообщает, что сюда приближается ваш брат на велосипеде.

— Спасибо, Петр Маркелович, — кивнул я. После чего без суеты убрал чертежи в верхний ящик стола, а на его поверхности начал раскладывать тома про геологию и географические карты. Все правильно, я же в поте лица пытаюсь пробудить интуицию для возможности осуществления предвидения! Вот, значит, чтоб невзначай не спалиться, я и организовал в башне наблюдательный пост. Но что, интересно, понадобилось Николаю? Ведь отец предупредил его, что меня беспокоить нельзя. Я, кстати, уже думал над тем, под каким бы предлогом отменить этот запрет именно для брата, ибо ни к чему было от него отдаляться. А кроме того, я с удивлением заметил, что без Ники мне не только скучно, но иногда бывает даже тоскливо. Это что же, сам не заметил, как привязался к нему?