Юрьев день (СИ) - Величко Андрей Феликсович. Страница 50

— Мать была против нашего визита, но дед настоял, — сообщил далее Вильгельм. — И вот тут еще какое дело, довольно щекотливое. Дед сказал, что не исключает свадьбы как Николая с Маргаритой, так и тебя с Софией, но решить вы должны сами. Как относится Ники к Маргарите, я знаю. А вот как ты к Софии, можешь честно сказать? Я ей все–таки брат.

— Ну, если для блага России, то мне по силам и не такое самопожертвование, — дипломатично ответил я. — Как у нас говорят, в жизни всегда есть место подвигу.

— Понял тебя, — усмехнулся Вильгельм. — Значит, все проще. Дело в том, что София этим летом, на праздновании золотого юбилея правления королевы Виктории, познакомилась с греческим кронпринцем Константином. Не знаю, насколько у них все серьезно, но мать уже обсуждала с ней возможность брака. Правда, дед против, но…

— Ясно. Спасибо, Вилли, ты у меня просто камень с души снял. То есть София не обидится, если мои знаки внимания ей окажутся близки к необходимому минимуму, ниже которого будет уже просто неприлично?

— Нет, она тебе даже будет благодарна, — заверил Вильгельм.

Он, ясное дело, еще не знал, что уже в этом году ему предстоит стать сначала кронпринцем, а потом и кайзером. Это знал я. Точных дат вспомнить не удалось, но явно оба эти события произошли в первой половине года. То есть до них оставалось совсем недолго, что придавало визиту Вилли особую ценность. Так как я развлекаться не больно–то любил и не особо умел, то все рождественские праздники гостей опекал в основном Ники. Он таскал их по каким–то великосветским гулянкам и водил в театры, а я только покатал Вильгельма с сестрами на буере по расчищенному льду Серебряного озера. Кстати, этот буер построил Циолковский, причем почти без моих подсказок, только с финансовой помощью, а то он собрался было от бедности сооружать что–то уж совсем примитивное. Оказывается, Константин Эдуардович уже строил буер в Боровске, это была вторая модель.

Разумеется, не обошлось без экскурсии в Приорат. Там, между прочим, на вполне законных основаниях сидела Маришка — Петр Маркелович уже неделю как оформил ее своей личной секретаршей, и две наши дамы–стукачки потихоньку шушукались — мол, седина в бороду, а бес в ребро. Гостям показали кое–какие новинки, включая аргонную сварку, а вечером, когда мы Мариной наконец–то остались одни, она вдруг заявила:

— Бедная девочка! Кто же это над ней так издевается?

— Ты о ком?

— Разумеется, о Маргарите. Природа и так ее слегка обидела в смысле внешности, а тут еще эта ужасная прическа, скрывающая все достоинства и выпячивающая недостатки.

Да уж, моя–то милая не имела никаких причин обижаться на природу. Но, кстати, сама она тоже не шла на поводу у моды, если эта самая мода ей не подходила. Действительно, сейчас женщины старались носить высокие прически, открывающие уши. Некоторым они шли — маман, например. Но Марина была пострижена примерно как Вереш, только волосы еле заметно вились и были немного короче. А Риту, тут я был согласен, общепринятая прическа просто уродовала. Лицо под пирамидальным сооружением на голове казалось квадратным, а ничем не прикрытые уши торчали в стороны, как у Чебурашки. Ужас, короче, а не девушка. Может, помочь брату привести его любовь в более или менее привлекательный вид?

— Не знаешь, где в Питере или в Гатчине смогут ей помочь?

— Знаю, — огорошила меня Маришка. — Здесь, в Приорате. Наверное, подойдет комнатка, соседняя с твоим кабинетом, там как раз есть большое зеркало. Ты разве не знал, что Людмила — очень хороший дамский мастер? На дому работает, но туда лучше германскую принцессу не водить. И с макияжем она девочке поможет. Посмотри — я, по–твоему, плохо пострижена? А ведь это ее работа.

А в самом деле, только сейчас сообразил я. Людочка от природы была ничуть не красивей Риты, но выглядела всегда гораздо привлекательней, несмотря на внушительные габариты. Так, может, действительно попробовать?

В Большой Гатчинский дворец я явился к полуночи, но Ники еще не спал.

— Куда ты пропал? — вопросил меня брат.

— Искал человека, который сможет сделать из твоей Риты красавицу. И нашел, между прочим.

— Как?

Я вкратце объяснил.

— Говоришь, эта твоя мастерица сможет гарантировать результат? Но только у меня к тебе будет просьба. Не можешь сам это Рите предложить? А то мне неудобно.

Ну да, понятно — заявлять своей избраннице, что она страшна, аки смертный грех, и это надо хоть как–то поправить, все же не очень прилично. Пусть этим брат занимается, один черт все уже знают, что его манеры оставляют желать лучшего.

И, значит, следующим утром сразу после завтрака я пригласил Риту прогуляться вдоль озера, где незамедлительно перешел к сути проблемы:

— Дорогая Рита, вы, конечно, весьма красивы. Но не желаете ли стать просто прекрасной?

Бедная мартышка аж споткнулась и упала бы, не подержи я ее.

— Александр, зачем вы надо мной смеетесь? Я же знаю, что родилась дурнушкой, и с этим ничего не сделаешь, чудес не бывает.

— Так, вот только плакать мне здесь не надо. Это у вас в Германии не бывает чудес, а в России они случаются едва ли не регулярно. Что, по–вашему, летать по небу, подобно птицам, не чудо? А мы с Ники летаем, и вашего брата скоро научим. Вас можем покатать на дирижабле, если не испугаетесь. И заявляю вам прямо — если ваша преображенная внешность не вызовет всеобщего восхищения, можете прилюдно плюнуть мне в рожу!

— Я не умею плеваться, — сквозь слезы улыбнулась Маргарита, — а куда и когда мне надо прибыть для того, чтобы стать… стать…

— Красавицей, Рита, красавицей. Привыкайте называть вещи своими именами. В Приорат, где вы вчера уже были. Чудеса, как правило, начинаются именно там. Можно прямо сейчас сходить, Ники вам наверняка составит компанию.

Приведение мартышки в человекообразный вид заняло более двух часов, но результат превзошел самые смелые ожидания. Я‑то надеялся, что Рита станет просто не так страшна, но сейчас к нам вышла пусть не ослепительная дива, хотя Николай, кажется, тут со мной не согласился бы, но весьма миловидная девушка. У нее даже походка изменилась! А уж внешность — и тем более. Марина с Людой соорудили ей прическу, похожую на ту, какую в моей первой жизни носила Мирей Матье, слегка подкрасили клиентке мордашку и, похоже, показали, как надо правильно ходить. Казалось бы, довольно скромный набор воздействий, но бывшая мартышка преобразилась. Ники вообще стоял с таким выражением на лице, какое, наверное, было у меня при первой встрече с Мариной.

— Ваше высочество, — обратилась ко мне сияющая Рита, — позвольте извиниться перед вами за сомнения в том, что в России случаются чудеса.

Меня давно удивляла разница в освещении писаками первых полетов человека на аппаратах тяжелее воздуха в покинутом мной мире и в этом. Там, если верить прессе, поначалу никто никуда не летал, просто некоторые подпрыгивали. Но появились братья Райт, и — музыка, туш! — человечеству была открыта дорога в небеса. Оно, то есть человечество, впало в неконтролируемый восторг и массово кинулось строить аэропланы. По крайней мере такая картина вырисовывалась при поверхностном чтении материалов на данную тему. На самом же деле ажиотаж нарастал довольно плавно и достиг максимума только через пару лет после первого полета братьев. Да, но у нас на это вообще потребовалось семь лет! И это при том, что самолет Можайского летал уж всяко не хуже первого биплана Райтов, а появившиеся вслед за ним дельтапланы — существенно лучше. Широкие массы узнали о том, что в России уже летают, только после того, как Александр Третий прилетел встретиться с Бисмарком на дирижабле. Да и то особого ажиотажа это не вызвало.

Он начался после того, как мы с Ники покатали на дирижабле Вильгельма и Маргариту — София лететь отказалось. Так как зимой подъемная сила у теплового дирижабля несколько выше, чем летом, да к тому же мы сократили экипаж на одного человека, а Вилли вместе с Ритой до отца по весу сильно не дотягивали, то появилась возможность залить полные баки, а не какую–то мелочь на донышке. Полет продолжался почти четыре часа, и мне пришлось совмещать обязанности бортмеханика и стюардессы.