В поисках скифских сокровищ - Брашинский Иосиф Беньяминович. Страница 2

Среди первых исследователей наших древних курганов были люди разной судьбы — и энтузиасты-любители, и крупные для своего времени учёные, и путешественники. Многие из них, особенно на заре русской археологии, по неопытности, другие — в погоне за эффектными золотыми драгоценностями наносили большой вред науке. Раскопки не документировались, не велись дневники раскопок. Не составлялись планы раскопанных объектов, а обычно — лишь акт о количестве вырытых «кубов» земли и производилась запись находок по рубрикам: золото, серебро, медь… Многие находки, не представлявшие, с точки зрения раскопщиков, интереса, попросту выбрасывались. Все это — невосполнимые потери. При малейшей неудаче курганы бросали недокопанными и переходили к другим. Методы раскопок в то время мало чем отличались от простого кладоискательства. Их результат оценивался по количеству фунтов и золотников золота, найденного в могилах. Но это было не виной, а бедой тогдашних археологов. Царский двор в Санкт-Петербурге требовал драгоценных находок. Ничто другое в раскопках не признавалось достойным внимания, и только для этих целей царская казна отпускала средства.

После первых блестящих открытий в курганах в первой половине XIX в. толпы невежественных и алчных кладоискателей кинулись разрывать курганы и расхищать скрытые в них сокровища. Не имея представления о художественной ценности и научном значении находимых вещей, влекомые лишь блеском золота, сулившим богатство, эти хищники безжалостно уничтожали ценнейшие художественные произведения, переплавляя их в слитки золота и серебра для продажи скупщикам краденого. Многие замечательные произведения искусства безвозвратно погибли. Лишь упорный и самоотверженный труд археологов спас многие древние шедевры от расхищения и уничтожения.

Об этих тружениках науки — археологах, их судьбах, поисках, разочарованиях и борьбе поведём мы речь в этой книге. Читатель не найдёт в ней последовательного изложения истории археологического изучения скифских древностей или истории исследования скифских курганов, даже наиболее значительных из них. Такой задачи автор перед собой не ставил. Книга состоит из отдельных очерков, историй, которые, однако, связаны общей темой — исследованиями сокровищ скифских царских курганов. Эти исследования ведутся и в наши дни советскими археологами, вписавшими уже немало славных страниц в историю их раскопок. Как далеко шагнула вперёд наука со времени первых раскопок! Научная методика, современная техника предоставляют небывалые возможности для изучения курганов любой величины. О блестящих, порою сенсационных открытиях советских археологов в области изучения курганов скифской племенной знати мы также расскажем читателю на страницах этой книги.

Многое ещё впереди. Многие курганы ещё ждут своего исследователя. И можно не сомневаться в том, что продолжающиеся раскопки принесут ещё немало интересного и неожиданного.

Открытие Тавриды

Холмы Тавриды, край прелестный,Я снова посещаю вас…А. С. Пушкин

10 июля 1774 г. в деревне Кючук-Кайнарджа на берегу Дуная был подписан мирный договор, положивший конец шестилетней русско-турецкой войне. Графу Петру Румянцеву, подписавшему мир от имени России, он принес фельдмаршальский жезл, титул Задунайского и многочисленные другие царские милости, России — крепости Кинбурн в устье Днепровского лимана, Керчь и Еникале, первые опорные пункты на берегу Керченского пролива, и свободу рук в Крымском ханстве — татарском феодальном государстве, вассале Турции, которое теперь объявлялось независимым.

Последствия этих приобретений были весьма далеко идущими. Екатерина II искусно использовала выгоды, полученные Россией. Не прошло и десяти лет, как Крымское ханство, занимавшее обширные территории Крымского полуострова, Прикубанья, приазовских и северо¬черноморских степей, в 1783 г. было присоединено к владениям Российской империи. Этот акт, помимо важных политических и экономических последствий для истории России, положил, в частности, начало и русской археологии как науке.

Отношение Екатерины II ко вновь приобретенным южным землям определялось в значительной мере так называемым «Греческим проектом», разработанным фаворитом императрицы Потемкиным, будущим князем Таврическим. По этому абсурдному проекту, Россия, якобы призванная стать преемницей Византийской империи, должна была изгнать турок из Европы и создать на завоеванных землях Константинопольскую империю. Престол же этой империи предназначался второму внуку Екатерины великому князю Константину Павловичу, который с детства активно готовился своей самодержавной бабкой для предназначенной ему роли. Следы этого увлечения Екатерины сохранились до наших дней в названиях южных городов, таких как Севастополь, Симферополь, Феодосия, Евпатория, Херсон и др., которым во исполнение так и не осуществившегося «Греческого проекта» были присвоены греческие наименования. Этой же цели — утверждению самодержавной власти российского императорского дома на новых землях — служила и поездка Екатерины II в Новороссию и Крым в 1787 г. Поездка, обставленная с невероятной пышностью и помпой и вошедшая в историю благодаря ставшим притчей во языцех «потемкинским деревням», дала толчок многочисленным поездкам ученых и путешественников по новым областям Российской империи.

Одним из первых в этом ряду был выдающийся русский ученый конца XVIII в. академик Василий Зуев. Сын простого солдата, он, благодаря своим исключительным способностям, сумел выдвинуться в первые ряды молодой русской пауки. В 1781 г. Санкт-Петербургская Академия наук поручила ему исследование местностей между Бугом и Дпепром, незадолго до того присоединенных к России. В своих «Путешественных записках от Санкт- Петербурга до Херсона в 1781 и 1782 гг.» Зуев подробно описал все достопримечательности, встретившиеся ему па пути, привел обширные исторические, этнографические и статистические данные о новых землях и т. д. Большое впечатление произвело на него огромное число курганов, возвышавшихся в одиночку, группами или длинными цепочками на однообразной, ровной поверхности необъятных степных просторов и нарушавших ее скучное однообразие. «Дорога была ровною, черноземною степью, по которой одни только курганы в великом множестве были видны», — писал он.

Особенно большое впечатление на Зуева произвел всемирно известный теперь Чертомлыцкий курган, рассказ о раскопках которого впереди. «Выехав из Чертомлыка, — пишет он, — верст через пять увидели мы превеликий круглый курган, какого я ни прежде, ни после не видывал», — и далее приводит подробнейшее описание внешнего вида кургана.

К тому времени днепровские курганы уже привлекли к себе внимание и просвещенной публики и императорского двора. Обширный и пустынный Новороссийский край начал заселяться еще в 40-е годы XVIII в. беглыми крепостными крестьянами, а также выходцами из Сербии и Болгарии, бежавшими от турецкого ига. Курганы были овеяны легендами, сулившими скрытые в них несметные богатства. Надо полагать, что поселенцы не раз пытались их разрыть и, вероятно, далеко не все попытки этих кладоискателей были безуспешными. Кое-что становилось известным и в столице.

Большую роль в деле изучения античных памятников Северного Причерноморья сыграл знаменитый ученый и путешественник, петербургский академик Петр Симон Паллас. По поручению Екатерины II он объездил многие области России и составил подробное их описание. Посетил он и причерноморские области после их присоединения к России. В 1794 г. Паллас побывал на берегах Бугского лимана и первый правильно определил у села Парутина местоположение древней Ольвии, одной из крупнейших и процветавших греческих колоний на северном берегу Черного моря, основанной еще в начале VI в. до нашей эры. «Местность но Бугу ниже города (Николаева, — И. 5.), — писал он, — замечательна еще по сохранившимся там греческим древностям. Около 20 верст вниз по течению … подле самого правого берега между Волошской и Широкой балками находятся остатки греческого города, от которого видны еще подвалы и развалины. Судя по найденным там монетам … , из коих некоторые имеют на себе ясную надпись Ольвиополя, здесь следует собственно искать остатки милетской колонии Ольвии».