В поисках скифских сокровищ - Брашинский Иосиф Беньяминович. Страница 22

Дальше события развивались так. Гохман, который сам должен был вернуться в Россию, так как у него кончался срок визы, передал тиару двум венским антикварам Фогелю и Шиманскому, поручив продать ее за 30 тысяч франков с условием, что если им удастся получить больше, то прибыль поделят. Те отправились в начале марта в Париж, где при посредничестве некоторых влиятельных лиц предложили тиару Лувру. Там она была подвергнута тщательной и всесторонней экспертизе, и среди всех ученых мужей, которые ее изучали, не нашлось ни одного, высказавшего хотя бы тень сомнения в ее подлинности. И среди них были такие авторитеты, как знаменитые братья Теодор и Саломон Рейнаки, крупнейшие эпиграфисты Фукар и Олло и др. Одобрил покупку и директор национальных музеев Франции Кемпфен.Торговцы запросили баснословную цену, но стремление приобрести шедевр было так велико и уверенность в его подлинности столь глубока, что Лувр согласился уплатить за нее огромную сумму: называли цифру 200 000 франков и даже четверть миллиона (более 90 тыс. рублей золотом). Сделка состоялась по иронии судьбы 1 апреля. «Тиара Сайтаферна» заняла место в витрине Лувра среди национальных сокровищ Франции.

Как только появились сообщения о луврском приобретении, в России сразу же раздались голоса, высказавшие сомнения в подлинности тиары. Русские ученые хорошо знали цену «ольвийским древностям», поступавшим на рынок через посредство очаковских и одесских торговцев. Казалось совершенно невероятным, чтобы о столь значительной ольвийской находке ничего не было известно в России. А о тиаре ее слышали ни парутинскне крестьяне, ни коллекционеры и антиквары, ни археологи. Кроме того, было известно, что в недавнем прошлом аналогичные «находки» были приобретены музеями Кракова и Франкфурта и все они оказались подделками. Первым против подлинности «тиары Сайтаферна» высказался Н. И. Веселовский, выступивший на страницах столичной газеты «Новое время». В том же духе высказался и директор Одесского музея Э. Р. фон Штерн еще в 1896 г. на X Археологическом съезде в Риге. Одним из аргументов против подлинности тиары служила и ее надпись, безупречная, как сказано, с точки зрения греческой эпиграфики. В одной статье по поводу надписи говорилось: «Вероятно ли, даже возможно ли, чтобы ольвийцы осмелились грозному царю написать на лбу такую штуку? Поистине подобная идея может прийти в голову только современному поддельщику, у которого она, впрочем, и совершенно понятна, так как его воззрения не идут далее понятия о портсигаре с надписью, подаренном на именины». Вскоре к выводу о поддельности тиары пришел и известный немецкий ученый Фуртвенглер, который имел возможность лично осмотреть тиару в Лувре. Он доказывал, что в изображениях на тиаре наблюдается смешение разнородных и разновременных стилей, что там допущены ошибки, которые античный мастер допустить не мог, и т. д.

На высказывания русских ученых французы не реагировали — французской широкой публике они были мало известны. Но Фуртвенглера во Франции знали, и его мнение замолчать было невозможно. Против него ополчились хранитель Лувра Эрон де Вильфос, братья Рейнаки, Фукар. Много остроумия и еще больше язвительности было в их споре с немецким ученым. Одним из важных «аргументов» в пользу подлинности тиары было глубокое убеждение, что в России, как и во всей Европе, нет современного мастера, который был бы способен на столь высокохудожественную подделку с таким глубоким знанием и чувством античности.

Тиара привлекла внимание общественности. 28 ноября Паскаль Груссе, депутат от департамента Сены, сделал заявление в Национальном собрании: сомнительные вещи не должны покупаться и экспонироваться в Лувре. Результатов это не имело.

А ученый спор тем временем продолжался.

За пределами Франции события развивались в другом направлении. В начале 1897 г. венские антиквары Фогель и Шимапский были привлечены к суду Гохманом, так как они не поделили барышей. А в Одессе вскоре состоялся другой судебный процесс — уже против самого Гохмана. Известный русский коллекционер П. Суручан, живший в Кишиневе, обвинял Ш. Гохмана в продаже ему поддельных «древностей». В качестве эксперта судом был привлечен Э. Р. Штерн. Здесь впервые всплыло имя Рухомовского. О нем стали говорить как об авторе «тиары Сайтаферна».

Но 3 октября 1807 г. французский «Журналь де деба» опубликовал письмо Рухомовского, в котором тот категорически отрицал свою причастность к луврской покупке.

Дело о тиаре как будто стало затихать. В течение последующих лет лишь изредка появлялись статьи в научных журналах, где одни ученые доказывали поддельность тиары, а другие, главным образом французские, с жаром отстаивали ее подлинность. А «тиара Сайтафарна» продолжала сиять в витрине Лувра.

Но вот, спустя семь лет после покупки, внезапно разразился скандал, взбудораживший весь Париж. Некий монмартрский художник Элина, привлеченный к суду за подделки древностей, категорически отрицая предъявленные ему обвинения, написал судье, что хотя он и непричастен к данному случаю, но является автором «короны Семирамиды» (имелась в виду «тиара Сайтаферна»), купленной Лувром в 1896 г. События, последовавшие за этим сенсационным заявлением, как и все, связанное с «тиарой Сайтаферна», могли бы стать сюжетом захватывающего детективного романа. Мы здесь постараемся рассказать о них лишь в самых общих чертах.

18 и 19 марта 1903 г. влиятельная парижская газета «Матэн» опубликовала интервью с Элина, который заявлял, что он работал для «фабрики» подделок произведений античного искусства на Монмартре. По словам Элина, он в 1894 г. изготовил золотую корову по заказу некоего господина Шпицера, заплатившего за нее 4500 франков.

Дискуссия о тиаре вышла таким образом за пределы ученых споров. Она стала предметом внимания широкой прессы, искавшей сенсации на потребу читателей.Ученые Лувра поначалу встретили газетную шумиху снисходительными улыбками. Все приобретаемое Лувром, заявляли они, проходит тщательнейшую экспертизу со стороны виднейших специалистов; Элина — не более чем мистификатор. И в этом, как мы увидим, они были правы. Хранитель Лувра Эрон де Вильфос иронически заметил корреспонденту одной из парижских газет, что теперь тиара имеет уже трех авторов: Гохманов, которых Штерн называл сначала, Рухомовского и Элина. А маститый Саломон Рейнак, запрошенпый газетой «Матэн», просто расхохотался.

Вскоре действительно выяснилось, что Элина был самозванцем — он все выдумал от начала до конца и был легко разоблачен. Прежде всего, Шпицер, якобы заказавший тиару в 1894 г., никак этого сделать не мог, так как он умер за четыре года до того. Однако «афера с тиарой Монмартра» взбудоражила весь Париж. Экспансивные парижане бурно выражали свои чувства. В популярной «Фигаро» появились сатирические стишки и карикатуры, парижские мальчишки, эти знаменитые гамепы, никогда не упускавшие случая поиздеваться над власть имущими, распевали на улицах куплеты о тиаре, в которых не щадились ни ученые, ни правительство. За три дня, с 19 по 21 марта, в Лувре побывало более тридцати тысяч человек, чтобы посмотреть на ставшую вдруг знаменитой вещь.

Но скоро в этом шуме появились голоса, которые смогли внести ясность.23 марта «Матэп» опубликовала письмо, а затем и интервью одного русского ювелира, жившего в Париже. Тот заявлял, что луврская тиара является произведением его лучшего друга Рухомовского, которому он сам помогал на протяжении восьми месяцев в течение всей его работы. Ювелир ручался за личную честность Рухомовского, который, по его словам, изготовлял тиару, не ведая, что она предназначается для мошеннической продажи в качестве «подлинной» древней вещи. Другое аналогичное письмо поступило в газету от жившей в Париже русской дамы, по словам которой, Рухомовский говорил ей, что видел свое произведение в Лувре, но не в силах доказать свое авторство.

Эти заявления произвели впечатлепие разорвавшейся бомбы. Ведь Рейнак заявлял публично, что никакого Рухомовского в Одессе найти не удалось и такового вообще не существует. Теперь же газеты сообщили, что после поступивших писем Рухомовский был допрошен в Одессе русской полицией и подтвердил, что является автором «тиары Сайтаферна», но вместе с тем отрицал какую бы то ни было причастность к ее продаже. Выяснилось также, что русские ученые Орешников, Штерн и Кизерицкий неоднократно информировали Лувр о своей уверенности в поддельности тиары, по руководство музея упорно держало это в секрете.