Место преступления - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 6

«Контакт есть!» — мог с уверенностью доложить в «контору» Филипп Кузьмич, и, похоже, для начала он будет очень полезен. Слухи слухами, а народу иной раз известно многое такое, о чем и не догадываются даже слишком заинтересованные следственные органы. Вот и представился шанс в селе — вообще, а на фабрике — в частности «провентилировать» обстановку. Но не сейчас, позже.

А с Сергуней что делать? Да прямо завтра же, с утра пораньше, махнуть на речку, а там и побалакать «за жизнь». Хозяйка — другое дело, она еще сегодня все расскажет, про что знает, не утерпит, главное ведь что в таком деле? Подход правильный. Ишь, как глазки посверкивают да пышные щечки с веселыми ямочками алеют! Хорошая хозяйка — славная, спорая, грех такой не помочь в ее давным-давно известных всему миру житейских заботах…

Покидая «Глорию», чтобы главным образом подготовить приезд в Бобров адвоката Гордеева, то есть, не привлекая к себе внимания, собрать максимум сведений о совершенном уголовном преступлении, — надо называть вещи своими именами, — Филипп Агеев имел перед глазами, план своих действий.

Под первым пунктом у него стояло само предприятие. Что оно собой представляет? Каковы доходы и расходы? Сколько народу работает? Как работалось населению до «самоубийства» хозяина и когда начались трудности на производстве с оплатой труда? Что по этому поводу думают сами рабочие? Что думают и в их семьях, на которых в первую очередь отражаются качество работы и оплата труда главных работников? Не «заводил» ли их кто-то специально? Жены часто знают больше своих мужей-кормильцев. Заодно неплохо было бы выяснить, кто у Краснова был в поставщиках материалов и кто из партнеров занимался сбытом продукции? Наконец, необходимо было «пошарить» среди приятелей самого предпринимателя: в бизнесе — это известно — нет места дружбе, а уж абсолютного доверия — тем более.

Одним словом, Гордеев, как человек, уже съевший собаку в подобных делах, быстро набросал целую груду вопросов, каждый из которых требовал отдельного времени и осмысления, причем его требовалось много — и на то, и на другое. И все это надо было сделать быстро и оперативно, поскольку столичный адвокат не рассчитывал оставаться в Боброве надолго. У него имелось немало и других, куда более важных дел. Просто он уступил настоятельным просьбам старого товарища Александра Борисовича, а также проникновенным взглядам прелестной в своей грусти Верочки, обещавшей хорошую награду за успех.

Цифрой «2» был отмечен ростовщик, о котором той же Вере Красновой было известно, казалось бы, все и ровным счетом ничего, кроме фамилии Плюхин, а по-местному — Плюшкин. Ни адреса, и никаких иных конкретных сведений. Народ знал о нем, многие у него находились в должниках, известно, что ссужал практически всем, кто просил, и при этом не боялся, что будет обманут. О чем говорит? О надежной «крыше» — в первую очередь. Значит, все-таки известен?

В расписке, которую показал Вере следователь Прыгин, но оставил у себя в деле, которое не стал возбуждать, стояла только подпись ростовщика. И никаких других документов, подтверждающих тот факт, что Борис Краснов брал деньги в долг и дважды переносил сроки возврата их, тоже нигде не было. Даже копий. Таким образом, если этот Плюхин действительно существует и занимается ростовщичеством, у него, как у каждого «аккуратиста» в подобных делах, должны сохраниться подтверждения этого факта как свидетельства его полной законности.

Далее. Вполне возможно, заявит он, что они уже уничтожены им же самим — за ненадобностью. Ну, вот скажет так. Но тогда у следственных органов, которые пожелают возобновить расследование «самоубийства», обязательно возникнет справедливое сомнение в том, что вся операция со взятием денег в долг, а затем и с возвратом его была осуществлена на самом деле. Другими словами, история с должником выдумана для прикрытия явного преступления. И первым же среди возможных заказчиков убийства Краснова будет назван сам Плюхин. Вряд ли ростовщик пойдет на такой шаг, наверняка он тщательно сохраняет долговые бумаги. Но вот захочет ли показать, что называется, первому встречному — это вопрос. Конечно нет. Но — должен. Значит, придется исходить из этого «постулата», как иногда выражается для того, чтобы произвести впечатление, друг и покровитель «Глории» Константин Дмитриевич Меркулов, зам. генпрокурора. Ладно, решил Филипп, с «постулатом» разберемся, был бы налицо этот Плюшкин, которого знает «весь город».

Третья позиция касалась весьма любопытной фигуры начальника Дорогобужского управления внутренних дел полковника Крохалева, которому подчинялась Бобровская милиция. Это он, по мнению вдовы покойного Краснова — Екатерины, имел какой-то свой интерес в бизнесе ее мужа. Борис часто называл эту фамилию и в телефонных переговорах с партнерами, и просто, без связи с его производством, и каждый раз эта фамилия звучала с уничижительной интонацией. Короче, что-то имелось у покойного на «главного районного милиционера». Что? — тоже важный вопрос. Но ответить на него могла не только вдова, но и те немногие, может быть, еще верные бывшему хозяину «Универсала» сотрудники, которые остались на фабрике или же были уже уволены новым хозяином.

Новый хозяин был обозначен пунктом четвертым. Во время разговора в «Глории», после подробного рассказа Веры, которая по понятным причинам многого не могла знать, у всех сложилось мнение, что человек под фамилией Сороковкин, скорее всего, лицо вымышленное, либо подставное, на которое и оформлена продажа дорогостоящего предприятия. А подлинным владельцем его стал кто-то иной, какой-нибудь более важный «господин», который имеет влияние и, соответственно, оказывает несомненное давление на правоохранительные органы района, и те готовы плясать под его дудку. И вот кто им может оказаться, это вопрос первостепенной важности. Ответив на него, и следствие и адвокат ответят и на сакраментальный вопрос: «Кому выгодно?» — «Кви продэст?» — по-латыни, как заявил уверенный в себе Юрочка Гордеев. Это он так свой павлиний хвост перед явно неординарной женщиной распускал — и так его, и этак! И костюмчиком, и латынью! Сан Борисыч, видел Филя, только хмыкал, но при этом сохранял на лице полнейшую серьезность: «Ну, а как же, коллеги, чай!..»

Следующий, пятый, вопрос касался чрезвычайно важных сведений о том, что в городе говорят по поводу самоубийства Краснова. Не в руководстве, которое вполне может оказаться скупленным на корню — коррупции ведь еще никто всерьез не отменял! А именно в народе, среди населения. И этот вопрос, конечно, касался напрямую первого пункта, однако Филя сам выделил его отдельно — для себя. Одно дело, когда ты просто интересуешься всякими сплетнями да слухами, а совсем другое — когда задаешь их с определенной целью узнать, что конкретно ты думаешь по этому поводу и как оно связано конкретно с тобой, с твоей жизнью, зарплатой и семьей? Есть своя разница, потому может быть у собеседника разная степень заинтересованности. Я, мол, знаю, а тебе зачем? Вот и покатится волна слухов, а там и реакция местного руководства, при всей ее видимой непредсказуемости, может оказаться вполне однозначной. И, значит, задание будет сорвано — по собственной неосторожности.

И, наконец, — какой там, шестой? Он касается исключительно тех документов, которые остались после смерти Бориса Краснова. В доме покойного был произведен обыск, но, судя по всему, обыкновенными провинциальными дилетантами, не нашедшими даже такой заметной вещи, как секретный сейф хозяина. Ключ они, видите ли, нашли — в кармане покойного, а от какого он сейфа, выяснить не смогли. Ясно, что неучи и дураки. Как, вероятно, и «самый умный» из них — милицейский следователь майор Прыгин. А, между прочим, нельзя исключить и того обстоятельства, что Борис Борисович, так заботливо относившийся к своей сестре и, по ее словам, обожавший свою жену с сыном, догадывался, что ему грозят крупные неприятности. Это в том случае, если он действительно влез зачем-то в долги, которые не смог вернуть вовремя, и даже продал по этой причине свое предприятие. Такие вещи спонтанно не делаются и подобные решения с бухты-барахты не принимаются. Так что, позвольте усомниться. Но тогда из данного «постулата» следует недвусмысленный вывод о том, что у бизнесмена были еще какие-то важные документы, которые и вынудили его фактически — по собственному желанию или вопреки оному, что выяснит только время, — по сути, расстаться с жизнью. И эти документы должны сохраниться. Где — тоже вопрос.