Звезда печали и любви - Агаджанян Самсон. Страница 13

В кухню вошет Очег. Он сел за стол и, улыбаясь, произнес:

— А ты здорово подросла. Тебя и не узнать…

До самого обеда она пробыла в гостях. Ей было здесь так уютно, что не хотелось уходить. И все-таки надо было идти. На улице, задрав голову, она отыскала окно квартиры Бондаренко, в надежде, что на нее смотрит Олег Иванович. Но его не было. Ира не обиделась. Она была и так уже счастлива. Счастлива тем, что Олег Иванович не встречается с той девушкой.

* * *

Когда девочка ушла, Елена Владимировна сказала:

— Олег, мне кажется, что Ира влюблена в тебя,

— С чего ты взяла?

— Я заметила по ее глазам. Когда она смотрит на тебя, в них только любовь.

— Тебе показалось.

— Нет, сынок, не показалось. В прошлый раз, когда она была у нас, я рассказала ей про девушку, с которой хотела тебя познакомить. Если бы ты видел тогда, как изменились у нее глаза! Даже трудно передать… Я тогда этому не придала значения, а когда она сейчас спросила об этом и я ответила, что ты не хочешь знакомиться с той девушкой, глаза у нее засветились.

— Мама, о чем ты говоришь? Она же ребенок!

— Сейчас ребенок, а через несколько лет будет невестой.

— К тому времени, когда она невестой станет, я для нее буду старик.

— Олег, да побойся Бога! Какой же ты старик! Тебе сейчас двадцать четыре года, а ей сколько?

— Наверное, двенадцать-тринадцать.

— Через шесть лет ей будет восемнадцать, а тебе тридцать.

— Мама, ты что, всерьез?

— А почему бы нет?

— Ты меня удивляешь. Если она, как ты говоришь, влюбилась в меня, то это у нее детское увлечение и оно быстро пройдет.

Мать пристально посмотрела на него и покачала головой.

— Нет, сынок. По ее глазам вижу, что это не детское увлечение. Да и сердце мне подсказывает, что это у нее очень серьезно.

— Да она еще не доросла до того, чтобы быть серьезной!

— Ты, сынок, ошибаешься. В этой девчонке есть что-то такое, что не всем дано. Если она полюбила, то раз и навсегда.

— Ты так думаешь?

— Да, сынок.

— И что ты мне посоветуешь?

— Я и не собираюсь тебе советы давать. Пусть твое сердце подскажет, что делать.

— Мама, я же ее учитель. У-чи-тель… Кто-нибудь узнает, засмеют. Ну, училась бы она в десятом, в одиннадцатом, как-то можно было бы понять. Но она же в пятом классе! Это смешно.

— Между прочим, она в шестой перешла.

— Да пусть даже в восьмой! Все равно она ребенок.

— А мне кажется, что Ира о себе так не думает.

— Она в облаках витает, поэтому возомнила себя взрослой.

Елена Владимировна подошла к нему, потрепала ею по щеке.

— Не обманывай меня. Я по твоим глазам вижу, что она тебе тоже не безразлична. А если я не права, давай пригласим в гости Вику. Она тебе понравится.

— Мама, ты опять за свое? Мне никто не нужен.

— Ладно, не буду больше. Ты поможешь мне ковры потрясти?

Спустя два дня Ира вновь пришла к ним. Елена Владимировна была рада от души. Обе устроились на кухне, а в зале переживал Олег: ну как завести разговор с этой строптивой девчонкой и сказать, чтобы больше не приходила к ним? И чтобы выбросила из головы то, о чем думает. Он твердо решил уловить момент и все это сказать, прямо ей в глаза.

В дверях показалась Ира. Глаза их встретились. Олег открыл было рот, чтобы все сказать, и тут же закрыл его. Ох уж эти глаза…

В зал вошла Елена Владимировна, увидела их, молча смотревших друг на друга, улыбнулась.

— Пошли обедать.

Ира покраснела, встала.

— Спасибо, Елена Владимировна, но мне надо на тренировку.

— Ты поешь, а потом пойдешь.

— Мама, спортсмены перед тренировкой не едят, — вмешался Олег. — Если у нее будет полный желудок, она потеряет равновесие на бревне и полетит на землю.

Ира засмеялась.

— Не на землю, а на маты.

— А на чем маты лежат? На воде?

Когда Ира ушла, Елена Владимировна строго посмотрела на сына.

— Об одном прошу: не вздумай ранить ее душу. Может, со временем это у нее, как ты говоришь, и пройдет, но сейчас не убивай ее чувства. Она счастлива. А ты радуйся, что такое юное создание полюбило тебя.

— Ты про ее любовь так уверенно говоришь, как будто она призналась тебе.

— Об этом говорят ее глаза. А свою любовь она будет держать в тайне. Придет время, и она сама о ней скажет. Я наблюдала за тобой. В разговоре с ней ты очень груб. Будь немножечко с ней понежнее. Ты же сам видишь, что она еще дитя, а дети в таком возрасте очень ранимые.

— Мама, может, хватит на эту тему?

* * *

Летние каникулы пролетели незаметно, и незаметно пролетели первые недели учебы.

Однажды в школе, проходя мимо туалета, Олег услышал отборный мат. Он зашел в туалет. Там коромыслом стоял табачный дым. Ребята, увидев учителя, выбросили сигареты в унитаз и испуганно уставились на него. Лишь один Оверченко продолжал демонстративно курить. Олег подошел к нему.

— Может, выбросишь?

— Сигарета дорогая, и я не могу себе позволить такую роскошь. Может, вам дать покурить?

Олег понял, что тот в открытую толкает его на очередную провокацию. С трудом сдерживая себя, чтобы не влепить ему по зубам, он вновь потребовал, чтобы тот бросил сигарету, но Оверченко только вызывающе ухмыльнулся. Из коридора донесся звонок на урок. Ребята, до того молчаливо наблюдавшие за учителем, быстро проскользнули мимо него и выскочили из туалета. Оверченко нарочно бросил окурок мимо унитаза и хотел выйти, но Олег схватил его за локоть и сильно придавил. Глаза их встретились. Оверченко, ехидно улыбаясь, спросил:

— Опять хотите сломать мне руку?

— Сломаю, если не поднимешь окурок.

— Не дождетесь. И советую отпустить мою руку. Вам же будет хуже.

— Я еще раз повторяю тебе: подними окурок!

Оверченко попытался освободить руку, но Олег крепко

держал ее. Неожиданно Оверченко размахнулся свободной рукой и нанес Олегу удар в область живота. От резкой боли тот на мгновение расслабил руку, и Оверченко воспользовался этим и рванул к двери. Но в последний момент Олег успел подставить ему подножку и тот полетел на пол, но тут же вскочил. Открытую им дверь загородил военрук. Оверченко попытался проскользнуть мимо, но Вадим Егорович оттолкнул его обратно в туалет и закрыл дверь на крючок. Олег, полусогнутый, все еще не мог прийти в себя от боли.

— Олег, он что, тебя ударил?

Тот отрицательно покачал головой. Но Вадим Егорович понял, что это не так и, свирепо глядя на Оверченко, со всего размаху влепил ему пощечину, а потом схватил за ухо.

— Ты, сволочь, на кого руку поднял?

От боли у того исказилось лицо.

— А ну, пошли к директору.

Но Олег остановил его.

— Вадим Егорович, не надо. Я сам с ним разберусь. Потом. Сейчас пусть уходит.

Военрук схватил Оверченко за шиворот, открыл дверь и с силой вышвырнул из туалета. Тот с грохотом упал на пол, потом вскочил и, трусливо оглядываясь, побежал.

— Я был в классе, когда прибежали мальчишки и сказали, что Оверченко вам грубит, — объяснил военрук. — Нет, Олег Иванович, ты как хочешь, но безнаказанно это оставлять нельзя. Надо директору сказать.

— Не надо! Я же сказал, что сам с ним разберусь.

Военрук посмотрел на бледное лицо Олега и понял, что

тот не хочет предавать этот инцидент огласке. Если он станет достоянием гласности, лучше уходить из школы…

Вадим Егорович направился в класс, где учился Оверченко.

— Ольга Федоровна, можно вашего Оверченко на пять минут?

Учительница молча рукой показала Оверченко на дверь.

Тот взял дипломат и последовал за военруком. В классе военной подготовки Вадим Егорович закрыл дверь на ключ и вплотную подошел к Оверченко.

— Ты, недоделанный ублюдок, долго будешь терроризировать школу?

Тот с опаской посмотрел на военрука.

— Отвечай, когда тебя спрашивают!

Оверченко, опустив голову, трусливо молчал.

—’ Вот что, юноша. Сейчас я пойду к директору и поставлю условие: в школе должен остаться или ты, или я. Другого не будет. Добрый тебе совет: если не хочешь, чтобы дело дошло до суда, беги за своей мамашей, добровольно заберите документы и дуйте в другую школу. На этот раз ваш номер не пройдет и мохнатая лапа твоих родителей не'спасет.