Опаленные крылья любви - Агаджанян Самсон. Страница 51

Время лечит и не лечит душевную боль. После смерти мужа и сына проходили месяцы и годы, а ей все казалось, что это неправда, что они живы. Она представила, как вновь входит в свою пустую квартиру. Ей стало страшно. Она понимала, что не выдержит испытание одиночеством, понимала, что рано или поздно какой-то мужчина коснется ее тела. При этой мысли ей становилось не по себе. Ей казалось, что даже думая об этом, она совершает предательство по отношению к Володе. Но ее тело, еще полное сил, было частицей природы, у которой свои неписаные законы. Листья на деревьях умирают осенью, чтобы весною на их место появились новые, а река начинается с маленького ручейка, чтобы превратиться в могучий поток, уносящий свои воды в океан жизни…

Она приехала домой. Заглянув в почтовый ящик, вытащила письмо. Увидев знакомый почерк, обрадовалась. Умар писал, что подписал документы на развод и в шутливом тоне просил, чтобы она в Москве подыскала ему женщину необыкновенной красоты, богатую, с квартирой и машиной, умную, тихую, ласковую, темпераментную… Она читала и смеялась. Потом села и написала ему, что есть такая женщина в Москве, и когда он приедет, она познакомит его с ней.

Выйдя от Лены, уже на улице, Умар неожиданно для себя захохотал. Он шел и смеялся. Редкие прохожие бросали на него удивленные взгляды. Он остановил легковушку, хотел поехать в бригаду, но водитель заломил такую сумму, что Умар взбесился. Водитель, взглянув на свирепое лицо полковника, вовремя дал газу. Умар не выдержал и бросил вслед крепкое словцо…

Он посчитал деньги, их действительно было мало. На трамвае доехал до вокзала и от диспетчера позвонил в бригаду. Через два часа к вокзалу подъехал уазик. Из машины выскочил лейтенант.

— Товарищ полковник… — начал он, приложив руку к козырьку.

Но полковник махнул на него рукой.

— Тише, людей напугаешь.

Он пожал лейтенанту руку и сел в машину.

— Лейтенант, как у нас дела?

— Все нормально, товарищ полковник, за исключением попытки группового дезертирства таджиков.

— Не понял.

— Два дня назад в бригаду приезжали родственники солдат — таджиков. Как только родственники уехали, ночью сорок таджиков махнули через забор и пошли на железнодорожную станцию, чтобы уехать домой, но их вовремя заметил часовой КПП. По тревоге подняли дежурное подразделение. Они их по дороге перехватили.

— А причина в чем?

— Говорят, что родители сказали, чтобы они на узбекской земле не служили.

— Это что-то новое.

Кархмазов замолчал. Тяжелые мысли давили на него. Он вспомнил беседу с Дудаевым и его слова: «У вас нет родины». А родина стонала. Сумгаит, Фергана, Карабах, Баку, Тбилиси… По всем швам трещала когда-то сплоченная «нерушимая дружба народов СССР». Страна ощетинилась, Что-то мнимое, ненастоящее было в этой «войне», хотя и кровь, и смерть были подлинные, а ожесточенность не уступала афганской. Сотни тысяч беженцев… Обезумевшие патриоты кричали о национальной независимости, сеяли вражду между людьми. Надвигалась гроза. Умар пытался осмыслить происходящее, но неискушенный в лабиринтах тонкой политической игры, не улавливал главного. Страна разваливалась. Шла борьба между Горбачевым и Ельциным.

18-го августа ночью раздался телефонный звонок. Умар, не вставая, взял трубку.

— Товарищ полковник, вас срочно вызывает командующий округом.

— Что случилось?

— Не знаю, товарищ полковник. Шифрограмма из Москвы.

Через десять минут он был в приемной командующего. Там стояли генералы и полковники. Многих из них Кархмазов знал. Все говорили о Горбачеве. Через минуту адъютант командующего пригласил их в кабинет. Командующий Среднеазиатским военным округом, генерал армии, выглядел хмурым. Когда все сели, в кабинете установилась гробовая тишина. Все смотрели на генерала армии.

— Товарищи генералы и офицеры, — хрипловатым голосом произнес командующий, — получена шифрограмма из министерства обороны. Войска переводятся на усиленный вариант службы. Всех генералов, офицеров и прапорщиков отозвать из отпусков. Приказ мною уже подписан. Всем находиться на казарменном положении.

Командующий окинул взглядом озабоченные лица подчиненных.

— Вопросы есть?

— Разрешите, товарищ генерал армии.

Все повернули голову к полковнику.

— Слушаю.

— Товарищ генерал армии, хотелось бы знать причину.

Командующий хмуро посмотрел на него.

— Полковник, я знаю столько же, сколько вы. Есть еще вопросы?

Все молчали.

— Тогда все свободны.

Умар, не задерживаясь, поехал в бригаду. Вечером по телевизору показывали ГКЧП. Шли упорные слухи, что бригаду будут перебрасывать в Москву. Два раза объявили тревогу. Десантная бригада в полной боевой готовности стояла на плацу в ожидании команды выехать в аэропорт, но в последний момент оперативный дежурный округа давал отбой. Из Крыма в Москву прилетел Горбачев. Началась будничная жизнь десантной бригады. К концу декабря 1991 года уволились последние солдаты, отслужившие свой срок. В учебных пунктах шли занятия с новобранцами, призванными со всех республик Советского Союза.

Никто еще не догадывался, что наступает час распада СССР, и они очутятся в чужих государствах.

Умар сидел в кабинете и смотрел телевизор. В 18 часов 45 минут по московскому времени диктор объявил, что через 15 минут Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев сделает важное заявление. В 19.00 25 декабря на экране появился Горбачев. Умар неожиданно почувствовал тревогу. Он весь напряг ся. По лицу было видно, что Горбачев волнуется. Президент поправил очки, поднял глаза.

— Дорогие соотечественники, сограждане. В силу создания СНГ…

Умар с такой силой стукнул кулаком по столу, что графин, подпрыгнув, свалился на бок. Из горлышка медленно потекла вода. К нему в кабинет вошел начальник штаба бригады подполковник Цакулов. Он молча положил перед комбригом лист бумаги — рапорт о переводе в Северо-Кавказский военный округ.

— Не переведут, — высказал свое мнение Умар.

— Если не переведут, напишу рапорт на увольнение. Пока не поздно, надо перебраться в Россию. Единой армии уже не будет, а служить в узбекской армии я не намерен.

Кархмазов подписал рапорт и молча протянул ему.

26 декабря с Кремлевского дома правительства опустили красный флаг, а вместо него подняли трехцветный флаг России. Повсюду армии стали принимать присягу на верность той республики, где они были расположены. Постепенно из бригады стали уходить офицеры. Умар все чаще и чаще задумывался над своей судьбой. Давно шли разговоры, что его хотят повысить в должности, Умар ждал этого, как любому военному ему не чуждо было честолюбие и стать генералом было его мечтой.

Однажды его вызвали к новому министру обороны Узбекистана, генерал-лейтенанту Байбагулову. Новый министр был по национальности узбек и до своего назначения командовал дивизией. Кархмазов знал его, не раз встречался с ним в Афгане.

Радушно улыбаясь, министр подошел к полковнику и, обняв его, произнес:

— Рад снова видеть вас, Умар Анварович. Садитесь.

Кархмазов сел и, улыбаясь, посмотрел на министра.

— По глазам вижу: осуждаете, что я так пополнел. Служба кабинетная делает свое дело. Правда, по утрам иногда бегаю, но все меньше и меньше. Не успеваю… Как служба, как семья?

— Все нормально, товарищ генерал-лейтенант.

— Ну и отлично. Я вызвал вас вот по какому поводу. Завтра состоится военный совет, и я хочу предложить вашу кандидатуру на своего зама по боевой подготовке. Должность генеральская.

— Товарищ генерал-лейтенант, если не секрет, почему бы вам на эту должность не выдвинуть свои национальные кадры?

Министр с сожалением покачал головой.

— Мы их и так достаточно выдвинули, но на эту должность у меня нет подходящей кандидатуры. Желающих много. Но мне нужен боевой офицер и таким офицером являетесь вы.

— Товарищ генерал-лейтенант, прежде чем дать ответ, позвольте мне напомнить слова Петра Первого: «Кто знамени присягал единожды, тот у оного до смерти стоять должен».