Песня малиновки - Дарси Эмма. Страница 2
— Уй-й. Видишь, как она меня блюдет. — Он застонал от притворной боли.
— Миссис Найт, Тони делит со мной кров, но это не значит, что он делит и… — она замолкла, готовая откусить свой дурацкий язык.
— Входите. Наверное, вам хочется выпить после долгой дороги. Сегодня так жарко. Вещи можно и попозже разобрать.
— В твою гостиную, мама, — потянул их Тони. — Пока вы с Дженни будете разговаривать, я хочу взглянуть на работы в мастерской.
— Может, он когда-нибудь научится вести себя как подобает воспитанному человеку?
— Только не тогда, когда рисует или смотрит на картины.
— Я вижу, вы хорошо его изучили, — коротко заметила Анабелла. — Как я поняла, вы учительница музыки? — добавила она, оглядывая девушку с пытливым интересом.
— Верно. Фортепьяно, орган и гитара.
— Она еще поет, — добавил Тони. — Я хочу, чтобы Роб ее послушал.
— Это невозможно, — решительно возразила девушка, метнув на Тони возмущенный взгляд. Они уже поспорили на эту тему, когда он положил в фургон ее гитару.
— Почему, Дженни? Роберт всегда ищет новые таланты, — мягко сказала Анабелла.
— Так ведь таланты, миссис Найт. А у меня нет никакого таланта, и я совсем не артистка. Я только поставлю в неловкое положение и себя, и вашего сына, если начну петь при нем. По сравнению с теми, кто окружает Роберта и с кем он привык иметь дело, я просто обычная дилетантка. Поверьте, я трезво оцениваю свои скромные возможности.
— Скромные, — усмехнулся Тони. — Она лучше, чем все, что я видел и слышал у Роберта в музыкальных шоу. Спорим, ты согласишься со мной, мама.
Они прошли по коридору с высоким потолком — здесь после яркого солнца казалось темно. Гостиная, куда они вошли, была залита светом. Одна из стен — полностью из стекла, а противоположная представляла собой настоящую картинную галерею. По паркетному полу были разбросаны толстые ворсистые коврики. Везде стояли кресла с разнообразными подушечками, что придавало комнате несколько неубранный вид. Картины были потрясающие: чистые фантазии детства, яркая палитра красок и тщательно выполненные детали приковывали взгляд.
— Так красиво, — тихо произнесла она. — Я видела ваши работы в книгах, но… — Она перевела восхищенные глаза на Анабеллу, не в силах выразить то, что чувствует, и перехватила заговорщицкий взгляд, которым обменялись мать и сын.
— Ты пробовал?
— Да, — с легким неудовольствием ответил Тони. — Но оно мне полностью не удается. По крайней мере пока не удалось.
— Эффект неуловимости, — заметила Анабелла. И, увидев замешательство Дженни, улыбнулась.
— Простите, моя дорогая. Видите ли, речь о вашем лице. Любой художник дорого бы дал, чтобы запечатлеть его на холсте.
— Мое лицо? — изумленно вырвалось у Дженни. — Но оно обычное.
— Если бы мы видели себя глазами других… — задумчиво произнесла Анабелла Найт.
— Прошу извинить за профессиональные разговоры. Садитесь же и отдыхайте. Тони, в холодильнике стоит кувшин с рождественским пуншем. Сделай милость, достань, пока ты не ушел в мастерскую.
В углу стоял маленький удобный бар. Холодильник, раковина, электрический чайник — очевидно, все это служило Анабелле Найт во время работы. Сводчатый проход вел из гостиной в мастерскую, представляющую собой длинную комнату, как бы пристроенную к зданию в виде трех стеклянных стен.
— Я всегда здесь работаю. Я не могу, как Тони, бродить по окрестностям в поисках натуры. Все рождается в моем воображении. Как вы справляетесь с этим богемным хаосом, который устроил Тони в вашем доме?
— А он устроил его не в доме. Он занял кладовку.
— Я превратил ее в мастерскую, — объяснил Тони, подавая им бокалы с пуншем. — Мы из-за этого и познакомились. Я влюбился в ее кладовку и сделал предложение хозяйке. Я стану твоим, если кладовка будет моей, сказал я. А она — представляешь? — потребовала плату за жилье.
— Я давала объявление, что сдаю жилье, — поспешно вставила Дженни, раздраженно мотнув головой. — Тони, если ты так будешь говорить, то твоя мама может подумать, что мы живем в грехе.
— Милая Малиновка, стоит моей маме заглянуть в твои очаровательные ясные глазки, как вся голая правда откроется перед ней.
Краска смущения залила ее щеки, а он повернулся и исчез в мастерской. Ничего очаровательного в своих глазах Дженни не видела. Обыкновенные карие глаза. И зря Тони говорит, что в них голая правда. Миссис Найт Бог знает что может подумать. Анабелла похлопала Дженни по руке. Девушка увидела перед собой добрые, теплые глаза.
— Вы ему очень нравитесь, — понимающе произнесла женщина.
— Он мне тоже нравится, — с неожиданным облегчением ответила Дженни. — Мне было очень приятно общаться с ним все эти шесть месяцев. Он очень добрый и веселый.
— Тони говорил, вы одиноки, Дженни? — Вопрос прозвучал мягко, в очень деликатной, сочувственной форме.
— Мой отец умер в этом году, за несколько месяцев до моего знакомства с Тони. Он долго болел, последние годы провел в инвалидном кресле. Папа очень хотел, чтобы я окончила консерваторию, но, когда он заболел, я начала преподавать музыку дома, чтобы всегда быть около него. Я знаю, для него смерть была облегчением, но временами мне его ужасно не хватает.
— Я понимаю. — Миссис Найт помедлила, затем осторожно спросила: — А мама?
— Я фактически ее не знала. Она умерла, когда мне было три года. Я росла с папой. Он был замечательным отцом.
— И теперь вы совсем одна.
— Да.
Разговор о семье заново пробудил в Дженни сомнения: нет, не надо было приезжать сюда. С нотками беспокойства в голосе она добавила:
— Миссис Найт, Рождество — семейный праздник. Но Тони ничего не хотел слушать. Право, я надеюсь, что не очень помешаю вам.
Анабелла Найт устремила на нее проницательный взгляд. Потом черты лица смягчились, и она пожала девушке руку.
— Дорогая моя, вы даже не представляете, какой чудесный рождественский подарок вы мне преподнесли, приехав сюда с Тони.
Слова и поведение Анабеллы вызвали смутную неловкость у Дженни. Уж не видит ли в ней Анабелла потенциальную невестку, потому и спрашивает о родителях? Если так, то надо исправить ошибку. Немедленно. Пока Дженни разбиралась со своими сомнениями, в коридоре раздался громкий голос:
— Эй, Тони, привет!
— Привет, Роб!
И тут же Тони сам выскочил из мастерской. Дженни мельком отметила, как сияет от радости его лицо, когда он пробежал мимо них навстречу брату. Они столкнулись в дверях и стали трясти друг друга — простого рукопожатия им было мало. Нескончаемым потоком полились остроты и подначки, а в каждом слове и в каждом движении сквозила искренняя радость от встречи.
Но как не похожи они друг на друга! Дженни ожидала, что Роберт будет некоей копией Тони, только постарше, но между ними не было совершенно ничего общего. Роберт был пониже ростом и не так крепко сбит и в отличие от светловолосого брата был брюнетом. Несмотря на то что Тони хорошо загорел, кожа у Роберта все равно была смуглее, а вместо роскошных светлых кудрей, как у брата, на голове Роберта блестящие черные волосы были строго и модно уложены. Он был далеко не так красив, как Тони. Широкие скулы, запавшие щеки и резкая линия подбородка придавали лицу угловатость. Однако оно больше поражало своей характерностью, нежели черты Тони своей классической правильностью.