Песня малиновки - Дарси Эмма. Страница 28

А сегодняшний вечер… он стал поистине роковым. Не хотелось даже вспоминать об этом. Воспоминания оставляли лишь горечь на сердце. Но при этом было несколько очевидных фактов, которые упрямо лезли в глаза. Дженни не может дать Тони того, что он ждет от нее, а Роберт не готов дать Дженни то, чего хочет она. И если оставаться здесь дольше, тогда разлад и несчастье в этой семье еще больше усугубятся. Дженни слишком хорошо относилась к Найтам, чтобы стать причиной раздора в их семье. Чем быстрее она исчезнет из их жизни, тем скорее забудутся неприятности, которые она им невольно причинила. Надо уезжать.

— Я… мне нужно поговорить с вами, — заикаясь, произнесла она.

Он кивнул. С огромным облегчением Дженни отметила, что в глазах его нет того сурового осуждения, которое она увидела прошлой ночью. Она торопливо заговорила, спотыкаясь почти на каждом слове:

— Я не могу… Я хочу… успеть на ночной поезд. Вы ведь понимаете, что я не могу больше оставаться… Мне надо уезжать. Я виновата, очень виновата в том, что случилось ночью. Лучше… мне лучше уехать. Я уже уложила вещи. Осталось заказать такси. — Она сглотнула и часто заморгала, стараясь держать себя в руках и достойно попрощаться. — Спасибо вам за доброту и гостеприимство. Передайте от меня всем привет и скажите им, что мне очень жаль, очень жаль, что…

— Дженни, я не думаю, что от вашего бегства будет польза.

Глубокая печаль, звучавшая в его голосе, вызвала у Дженни целый поток слез. Они падали с ресниц, и девушка кусала губы, чтобы сдержать рыдания, комом застрявшие в горле. Говорить не было возможности. Она покачала головой и отвернулась.

— Не торопитесь, дитя мое. До поезда еще есть время. В любом случае я сам хочу проводить вас. Давайте немного поговорим. Я думаю, нам есть о чем поговорить.

Она вытерла мокрые щеки и несколько раз глубоко вздохнула. Разум приказывал ей уехать, но сердце молило об отмене приговора.

На горестно опущенные плечи девушки легла его рука и сочувственно и успокаивающе сжала их.

— Вот, возьмите, — сунул он ей в руку носовой платок. — Вы не дали мне извиниться перед вами за мои слишком поспешные выводы вчерашней ночью, поэтому для начала я прошу у вас прощения, Дженни. Пойдемте, пройдемся по саду, и может быть, мы найдем выход из положения.

— Я очень люблю розы. Они особенно хороши в это время года. Анабелле нравятся вот эти кремовые с нежными розовыми ободками. А я остаюсь верен традиционным красным розам. Посмотрите, вот эта словно из темного бархата, красиво, правда?

Дженни кивнула, благодарная ему за то, что он дал ей время прийти в себя. Его сдержанный, неторопливый тон успокаивал ее.

— Вы знаете, Дженни, когда Тони привез вас сюда, вы напомнили мне нераспустившуюся розу! В вас чувствовалось обещание особенной красоты. Все, что вам было нужно, — это тепло любви, от которой распустятся ваши лепестки и которая сделает вашу жизнь полной. Может быть, я старею и становлюсь сентиментальным. Когда я наблюдал за тем, как вы поете песню, посвященную вашему отцу, я подумал, как было бы хорошо принять вас в свою семью как дочь.

Они остановились около изящного цветка, на котором блестели капельки росы. Эдвард Найт вздохнул. Дженни почувствовала, что теперь ее очередь что-то сказать.

— Вы очень добры, и я благодарна…

— Да нет, это не от доброты, — мягко возразил он. — Просто стариковские фантазии. Посмотрите на эту розу, Дженни. Семь лет ушло на то, чтобы придать ей такую симметричную форму. Иногда терпение вознаграждается, и человек получает то, что хочет. Терпение и упорство. Вопрос лишь в том, чего вы хотите добиться, Дженни. Вы это знаете?

Она стояла в нерешительности и боролась с желанием довериться ему, поскольку знала, что ее слова ничего не изменят.

— Мистер Найт, я тоже помню день моего приезда к вам. Тогда Роберт и Тони встретили друг друга с большой любовью. Я скорее стала шипом в вашей семье, отнюдь не розой. Мне… хочется, чтобы между ними все сделалось как прежде. Если я сейчас уеду…

— Вчера они готовы были убить друг друга. Сегодня утром я пытался поговорить с обоими. Из них толком ничего не вытянешь, но в одном они единодушны: в их ссоре вашей вины нет. Значит, ваш отъезд все равно ничего не решит. Наоборот, может только обострить отношения.

— Что же мне делать? Все так безнадежно запуталось.

— Вы так думаете? — мягко спросил он. — Дженни, вы любите кого-нибудь из них?

— Да, — выдохнула она. — Я не знала, что так может быть. Не знала, что любовь — это наваждение, которое сметает все на своем пути. Я думала, любовь — это счастье. К сожалению, я заблуждалась. Глубоко заблуждалась. Любовь — ужасное… ужасное чувство, оно мучает, терзает, калечит.

— Не всегда, Дженни. Любовь может украсить всю вашу жизнь. Увы, она иногда доставляет и огорчения, и боюсь, что в вашем случае это неизбежно. Но об отъезде и речи быть не может. Страсти в конце концов улягутся, и, как бы там ни сложилось в будущем, я буду рад, если вы войдете в мою семью как дочь, и надеюсь, что вы отнесетесь ко мне как к отцу.

— Мистер Найт, вы не поняли меня, — окончательно растерявшись, выдавила из себя Дженни. — Он не хочет жениться на мне. Для него это всего лишь… Он… он… хочет только… — запинаясь, тянула она. Потом набрала в легкие воздуха и решительно закончила: — Если даже я останусь, это все равно ничего не изменит.

— Вот в этом вы ошибаетесь. Я просто уверен. Горячо любящий мужчина может иногда не совладать с собой. Но я никогда не видел Тони таким…

— Нет! — страдальчески выкрикнула она, понимая, что он подумал не на того. — Мистер Найт, я знаю, что нравлюсь Тони. Это-то все и осложняет. Я не люблю его. И никогда не полюблю. По крайней мере так, как он хочет. Он мне очень, очень дорог, но…