Спящий город Камбоджи (СИ) - Ольховская Влада. Страница 38

И в таком виде она ходит по отелю?! Это уж точно ненормально! Дело даже не в том, что это неприлично, ей ведь холодно должно быть.

- Надеюсь, это не я тебя своим стуком разбудила, - растерянно произнесла Мари, пытаясь понять, что вообще нужно говорить в такой ситуации.

- Нет. Я не спала. И со мной все в порядке.

Она сделала шаг вперед, и стало видно, что она босиком.

- Я что-то в этом сомневаюсь! Давай ко мне в комнату!

- Зачем?

- Чтобы тебя никто не увидел, глупая!

Отпирая свой номер, Мари пыталась сообразить, что произошло с художницей. На пьяную она не похожа, да и на умалишенную тоже. Взгляд у нее печальный, потухший - совсем как у Натали в день их последней встречи! Однако в глазах Одри горела еще и странная уверенность, сродни торжеству - такое появляется, когда решаешь, наконец, очень сложную задачу.

- Ты объяснишь мне, что произошло? - требовательно поинтересовалась Мари, когда они обе были внутри. - Почему ты здесь? Почему в таком виде? Откуда ты знаешь, что никто не откроет мне в том номере?

- Да потому что там никого нет. Я живу ровно под той комнатой и никогда не слышала там ничьих шагов. Здесь слышимость хорошая, уж поверь!

Словно для убедительности, Одри наступила на одну из особенно скрипучих половиц.

- Но там свет горел!

- Да. Там горит свет. Иногда мне кажется, что я слышу оттуда голоса - как будто кто-то плачет. Но там никогда никто не ходит.

Небо в очередной раз осветила молния, словно доказывая, что художница права. И от этого Мари стало не по себе.

- Бог с ней, с комнатой. Что случилось с тобой?

Одри с удивлением осмотрела себя:

- А что со мной не так? Я ведь не голая здесь хожу!

- Но почти!

- Не смеши. Это такое же платье, как то, что я носила днем. Только из другой ткани. Но разве ткань так уж важна? В определенный момент понимаешь, что это сущие мелочи, на которые не стоит обращать внимания.

Она рассуждала об этом с необъяснимой мечтательностью. На свою собеседницу Одри не смотрела, казалось, она вообще забыла, что кто-то еще находится в комнате.

- Думаю, тебе стоит вернуться к себе...

- Зачем? Это было бы нелепо, если учитывать, что я пришла к тебе!

- Ко мне? - переспросила Мари. - Посреди ночи?

- Конечно! Я знала, что ты не спишь. Чувствовала. Стала бы я просто так разгуливать по отелю! Это неинтересно, когда вдруг понимаешь, что время твое на исходе.

Последняя фраза прозвучала особенно зловеще. Она заставляла по-другому посмотреть на все - на белоснежную сорочку, растрепанные волосы и пустоту в глазах. Это не помешательство. Это какая-то особая, пугающая норма.

Одри пересекла комнату и остановилась у окна. Мари наблюдала за ней со стороны двери, не решаясь приблизиться.

- Что они сделали с тобой? - спросила она. - После того, как унесли из церкви...

- Ничего особенного. То, что и следует делать при нервном срыве. Отнесли к врачу, он сделал мне укол. Успокоительное подействовало, дало мне возможность подумать о многом. Мне очень нужно было с тобой поговорить... Я не хотела, чтобы ты запомнила меня такой - жалкой истеричкой. Поэтому не думай, что я тут снова рыдать начну! Нет, это не повторится!

- Ты придаешь этому слишком большое значение! - Мари попыталась улыбнуться. Не вышло. - Это недоразумение, можно сказать... Да и что это за разговоры про "запомнить тебя"? Можно подумать, ты умираешь!

Одри окинула ее долгим взглядом и снова обернулась к окну. Она провела пальцем по стеклу, будто отслеживая путь стекающих по нему капель. Говорить она явно не спешила.

- Одри... ты меня пугаешь!

- Не надо... не бойся. Все хорошо теперь. Я рада, что ты не спишь. Ты была очень добра ко мне, поэтому я и не хотела уходить просто так, не попрощавшись.

Весь их разговор напоминал наваждение какое-то. Мари хотелось подойти к девушке и хорошенько встряхнуть ее за плечи, чтобы заставить прийти в себя. Но что-то удерживало ее, лишая права прикасаться к художнице.

- Одри...

- Для себя я уже решила. Не надо злиться на меня. Я пообещала, что не буду плакать. И я не буду. Но я все равно расскажу тебе, что происходит.

- Здесь?

- Нет. Со мной. Мне так тяжело было все эти дни... Не жалей меня. Сегодняшний день уже не считается. Сегодня все хорошо. Но раньше... Знаешь, почему я все время рисовала?

- Почему? - как завороженная повторила Мари.

- Ты еще подшучивала надо мной, говорила, что на отдыхе надо отдыхать. Я же не могла остановиться! Мне казалось, что если я буду рисовать, то она ничего мне не сделает. А она постепенно, шаг за шагом, отбирала у меня эту способность.

- Кто "она"? Ты уже не первый раз упоминаешь ее! О ком ты говоришь?

Но Одри словно не слышала ее. Она продолжала:

- Сперва я поняла, что не могу писать картины. Это было уже когда организовали выставку... Я решила, что мне чудится. Я просто переработала, поэтому способность исчезла временно. Я не осознавала, что это она. Она вытягивала из меня то, что было для меня самой жизнью. Я попыталась сопротивляться. Каждая линия, которую я нарисовала с тех пор, была частью стены, которой я наделась отгородиться от нее.

Художница сдержала свое слово: она говорила без слез, без эмоций. Чувствовалось, что раньше это было ее болью, огромной - самой главной. Но не теперь. Для нее что-то уже закончилось и она смирилась с этим, а Мари все еще отказывалась верить.

- Постепенно ушли и рисунки. Я держала карандаш и водила им по бумаге, но грифель не оставлял на ней ничего. Потому что внутри меня не было ничего. Она все забрала. Понимаешь? Ты когда-нибудь видела, как пересыхает река, Мари? Это только кажется, что нестрашно. Воды постепенно становится все меньше, погибают растения, умирают рыбы, улетают птицы. В конечном итоге, остается только сухое, покрытое трещинами дно. Не думаю, что она знала об этом... Но меня не утешает ее неведение. От этого даже обидней. От того, что она день за днем убивала меня, даже не ставя это своей целью!

Вот здесь эмоции промелькнули: Одри зажмурилась, сдерживая слезы. Судя по всему, мысли о неведомой "ней" были для нее самым тяжелым испытанием.

- Зачем она делала это? - спросила Мари.

- Сложно сказать. Не только мне, ей самой. Она не слышала меня, даже когда я кричала ей остановиться. Тогда я больше времени стала проводить среди своих картин - тех, которые я уже нарисовала. Я надеялась, что они вернут мне ту энергию, что была раньше. А еще - что она сможет увидеть их моими глазами и остановится. Только ничего у меня не вышло! Картины умирали вместе со мной. И я не знала, что страшнее: моя судьба или их. Бесполезно умолять или бороться. Если она приняла решение, я уже ничего не могу изменить.

Она говорит о той девчонке. Точно, о ней! Малявка только выглядит эдаким безвинным ангелочком. Скорее всего, она даже не ребенок, это просто маска. Натали чувствовала это. Теперь вот Одри...

А город ей только потакает! Однако Мари не собиралась принимать такую судьбу.

- Еще не все потеряно, - она взяла художницу за руку.

- Не потеряно. Закончилось.

- И не закончилось! Мы просто уедем отсюда! Из Бокор Хилла.

- Уедем... можно и так сказать, - горько усмехнулась Одри.

- За границей города все будет по-другому, вот увидишь! Все вернется! Твои картины, умение создавать их - все!

- Ты не понимаешь.

- Верно, не понимаю! Не понимаю, как одна пигалица сумела подчинить себе столько людей, что это за сумасшествие такое! Но я не собираюсь сдаваться. Уедем прямо сейчас, а что дождь, это только к лучшему! Виктор нам поможет, я уверена!

- Мари, подожди... Тебе кажется, что ты во всем разобралась, но ты очень далека от этого. Ты даже не представляешь, какова реальность здесь. Да и я не понимала! Но в какой-то момент все становится ясно.

Она была просто копией Натали в этот миг - и такое сходство, жуткое, обреченное, пугало.

- Если я не понимаю, объясни мне! - попросила Мари.