Мамы-мафия: крёстная мать (ЛП) - Гир Керстин. Страница 5

– Я вернусь самое позднее в одиннадцать часов, – сказала я, по привычке забывая, что сегодня Ночь с большой буквы. Первая ночь, когда я оставлю своих детей одних. Поскольку Мими и Анна были едины во мнении, что на классический вопрос «К тебе или ко мне?» я должна ответить «К тебе».

– Эмили переночует у подружки, – объявила, сияя, Мими. Эмили была шестилетняя дочка Антона, которую он воспитывал после развода. Старшая дочь, Молли, жила с его бывшей женой в Лондоне. – Я выяснила это совершенно точно. У Антона вам абсолютно никто не помешает. Вы даже можете уютно утром позавтракать. Мы с Ронни устроимся спать на твоём диване и присмотрим за детьми.

– Но я же не могу… – начала я. – Что подумают дети, если меня завтра утром не будет дома, когда они проснутся?

– А что подумают дети, если Антон завтра утром с голым торсом прокрадётся из ванной? – возразила Анна.

Я с отчаянием поглядела на неё. Как будто Антон когда-нибудь с голым торсом прокрадывался из моей ванной.

– Антон не крадётся, – сказала Мими. – Но Анна права: для вашей первой ночи будет намного проще, если бы тебе не надо будет думать о детях, верно?

Я всё ещё представляла себе Антона с голым торсом. Растут ли у него волосы на груди? Н-да, я до сих пор не видела этого человека без галстука. У меня сжался желудок.

– Я не хочу сказать, что твои дети с этим не справятся, – продолжала Анна. – Но не будет ли лучше, если тебе не придётся всё время бояться, что они могут что-то услышать?

– Кроме того, твоя спальня выглядит хаотично, – добавила Мими. Она показала на полуоборванные обои, которые украшали стены комнаты ещё при моей покойной свекрови. Бывшей свекрови. В прежние времена этот дом принадлежал ей, и по моей спальне это до сих пор было видно. Здесь царила исключительно неэротичная, свекровья атмосфера. – До вечера тебе вряд ли удастся сделать тут ремонт, верно? И надо поменять бельё на кровати, Анна наоставляла тут пятен.

Аргумент был убедительный. Анна виновато посмотрела на свои перепачканные в земле руки.

– Но… – тем не менее возразила я.

Мими меня перебила.

– Если ты беспокоишься по поводу того, кто перестилает постель Антону, то у него есть домработница, которая меняет бельё каждую пятницу. И поверь, у Антона настолько всё убрано, что он в любую минуту может привести домой женщину. Насколько я знаю, у него в спальне такое замечательное приглушённое освещение, которое прекрасно оттеняет кожу.

Откуда она это знает? Может быть, Антон рассказывает об этом Ронни и Мими? «Вы знаете, я заказал в спальню приглушённое освещение, в котором даже целлюлит выглядит безобидно. А женщины – на годы моложе…».

– Но… – сказала я опять.

Мими опять меня перебила.

– И мы с Ронни с удовольствием присмотрим за детьми, мы же живём рядом, и не беспокойся, нам это не тяжело, мы считаем, что для разнообразия это будет здорово!

– И хватит говорить «Но», – строго сказала Анна. – Сегодня ведь Ночь с большой буквы.

– Вот именно, – сияя, откликнулась Мими. – А завтра наступит день, когда мы официально объявим, что ждём Нину-Луизу.

Анна бросила на меня короткий взгляд. Я пожала плечами.

– Кому объявите? Я просто интересуюсь, – сказала Анна Мими. – Вы объявили, что ждёте Нину-Луизу, когда эмбрион ещё состоял из двух клеток.

– Да, неофициально, – сказала Мими, сияя ещё больше. – Но завтра кончаются двенадцать первых недель, и мы объявим об этом официально.

– Не могу себе представить, что ещё кто-то не знает об этой новости, – осторожно сказала я. У Мими был не только бросающийся в глаза синдром поглаживания живота, она ещё закупила полный гардероб для Нины-Луизы, включая размер 74. Она постоянно вертела в руках какие-нибудь ползунки, чепчики и пинетки. В будущей детской уже свисала с потолка голубая колыбелька.

– Разумеется! – ответила Мими. – Мы до сих пор держали это в тайне, потому что в первые двенадцать недель… что-то может пойти не так.

– Держали в тайне? – повторила Анна. – Мими, ты рассказывала о своей беременности каждому встречному-поперечному в супермаркете, а Ронни на работе показывал коллегам снимки с УЗИ. И вы четыре недели назад записались на октябрь на курсы подготовки к родам, и…

– Возможно, я и рассказала об этом паре человек, – согласилась Мими. – Но не официально!

– Да, завтра все здорово удивятся! – улыбаясь, заметила я.

– Да, моя свекровь просто упадёт, – ответила Мими.

– Пусть даже она неофициально уже в курсе, – сказала Анна.

– Нет! Ни словечка! – заверила Мими. – Я пригрозила Ронни тем, что брошу его, если он скажет матери или сёстрам хоть что-нибудь о Нине-Луизе.

– То есть ты рассказала об этом жуку и жабе, только семье твоего мужа нет?

– Я хотела подождать, чтобы быть полностью уверенной, – объяснила Мими. – Моя свекровь – жуткая старая драконша, которая воображает о себе неизвестно что, потому что она родила пятерых детей. При этом она просто была слишком глупа, чтобы предохраняться. После моего выкидыша она посоветовала Ронни найти себе другую женщину. Мой таз не годится для родов, сказала она. Я её ненавижу. Ну да, я её ненавидела – теперь уже нет. В конце концов, мне бы хотелось, чтобы у Нины-Луизы были хорошие отношения с бабушкой и дедушкой.

– Разумеется, – ответила Анна. – Мы все этого хотим.

– Констанца? – Это был Антон.

Вот дерьмо! Что, опять горит меню? Нет, слава Богу. Но мне надо действительно сосредоточиться. Пингвин тоже смотрит как-то странно. Наверное, я расслаблюсь, если я что-нибудь выпью. Коктейль с шампанским звучит очень привлекательно. Жалко, что его подают в таких маленьких бокалах. Мне нужна целая ванна.

Официант откашлялся.

– Я возьму спаржу в соусе со сморчками, – быстро сказала я. – И минеральную воду. Без газа. И ванну шампанского коктейля. Э-э-э… бокал, я хотела сказать.

Когда пингвин удалился, Антон перегнулся ко мне через стол и взял меня за руку:

– Всё в порядке, Констанца? У тебя сегодня какой-то… отсутствующий вид.

В следующий момент я снова была здесь, сконцентрированная и сосредоточенная. Глаза у Антона были такими прекрасными, что я думала об этом всякий раз, когда я в них смотрела. Каре-зелёные, с крохотными золотыми искорками. Собственно говоря, мне не нравились мужчины с карими глазами, они всегда напоминали мне кокер-спаниеля. Но у Антона были не собачьи глаза, они были у него узкие, миндалевидные и обрамлённые короткими густыми ресницами. Это были очень умные глаза.

– Да, нет, возможно, – сказала я. Его рука поверх моей придала мне мужества. – Я только немного взволнована.

Антон улыбнулся.

– Не из-за меня ли? – У него была прекрасная улыбка, я думала об этом всякий раз, когда он улыбался. Дело было не только в великолепных зубах, дело было в морщинках, которые образовывались в уголке его рта, и в том, как улыбались при этом его глаза. Это была самая эротичная улыбка, которую только можно себе представить. Особенно сейчас.

– Да, – сказала я, понизив голос. – И нет. Собственно говоря, это из-за моего нижнего белья.

– Ты взволнована из-за своего нижнего белья? – повторил Антон.

Я кивнула. Честно говоря, на сей раз я хотела говорить с Антоном на какие-нибудь глубокие темы, я хотела этого, собственно, всякий раз, когда мы встречались. Но каждый раз это как-то не получалось. При этом я на самом деле не была такой рассеянной и поверхностной, как должен был думать Антон, напротив! Я была те самые тихие воды, которые – как там в поговорке? Во всяком случае, я была человеком с тягой к глубокому, и было бы хорошо, если бы Антон получил возможность это заметить.

– Ты постепенно заражаешь меня своим волнением, – сказал он. В его глазах плясали огоньки свечей. – И что такое с твоим нижним бельём, хм?

– Оно… моё бельё осталось дома, – сказала я, стараясь выдержать его взгляд.

Его глаза вдруг заметно сузились.

– По ошибке?

Я покачала головой.

– Совершенно намеренно, – прошептала я. Какое-то время Антон молчал. Потом он спросил: