Битва вечной ночи - Дарт-Торнтон Сесилия. Страница 10

Похоже, неизвестные спасители исчезли, оставив спасенных справляться далее собственными силами. Тахгил подползла к краю деревянного настила, утыканному железными прутьями, и, ухватившись за один из них, поглядела вниз.

— Мы не так уж высоко — всего в двадцати футах над землей. А та тварь, дай ей время, еще может до нас добраться. Надо бы залезть повыше.

— Да, выбора у нас нет, — согласилась Кейтри, глядя во тьму над головой. Вдоль ствола тянулась вверх следующая лестница. Тем временем внизу, на усыпанной прошлогодней листвой земле, зазвучали чьи-то неверные шаги.

— Кривошей вообще никаких звуков не издает. Это кто-то еще, — сказала Вивиана, ослабляя врезавшиеся в тело лямки заплечного мешка. — Чем выше мы заберемся, тем спокойнее мне будет на душе.

Однако на смену пережитому страху, бешеному броску на пределе сил пришло полнейшее опустошение. Чудом спасшись от смерти, путешественницы теперь только и могли, что жаться к толстому стволу, не в силах и помыслить о том, чтобы немедленно лезть дальше.

От гладких аутаркеновых стволов не отходило ни единой ветви. Ровные толстые колонны высились на добрых сто пятьдесят футов, а там раздваивались — и каждая ветвь тотчас же раздваивалась снова, и снова, и снова, выпуская листву. Переплетаясь меж собой, ветки образовывали густую сеть, объединяющую все деревья в лесу. Правда, эти последние прутики были совсем уж тонки, так что перебраться по ним могли разве что птицы и самые мелкие лазающие зверьки.

Снизу донеслось тяжелое дыхание и какой-то скрежет. Между парой торчащих железных прутьев показались два быстро приближающихся зеленых глаза. Лесную тишину прорезало басовитое рычание. За черными вывернутыми губами сверкнули ярко-алые десны и белоснежная эмаль острейших зубов.

Сами удивляясь, и откуда только силы берутся, беглянки рванулись вверх по второй лестнице. Не успели они добраться до очередной платформы, как уши заложило от яростного, дикого вопля. Опасливо глянув вниз, они увидели огромную лапу, которая бешено когтила только что опустевший помост. Длинные ядовитые когти, способные без малейшего усилия вспороть человеку живот, сейчас прочерчивали в досках глубокие борозды. Над платформой стоял жуткий треск. Промежутки между кольями были слишком узки, и хищник неосторожным движением сорвал себе коготь. Помост дрогнул от могучего удара снизу, доски не выдержали и поддались. Медленно покатился вниз выломанный кусок. В образовавшейся бреши показалась неистовая кошачья морда: клыки, с которых капала слюна, плоские, прижатые к голове уши, узкие раскосые глаза. Мощный хвост хищника так и ходил ходуном. Три пташки, на которых охотилась сейчас милая киска, не стали ждать, что будет дальше, а, выбравшись на более надежный насест, поспешно втянули за собой лестницу.

Теперь по соседним стволам скакали уже шесть или семь мускулистых гигантских кошек. С поистине удивительным при их размере проворством они прыгали с дерева на дерево, ловко изгибаясь, чтобы не удариться брюхом, а зацепиться за кору когтями, Лесной исполин, приютивший трех насмерть перепуганных представительниц человечьего рода, стоял чуть наособицу — и даже такие ловкие хищницы, как серые малкины, как ни силились, не могли допрыгнуть до него. Одна из них, взобравшись выше второго помоста, метнулась наискосок, изогнулась, едва не сломав себе при этом спину, и, пролетев буквально в нескольких дюймах от края площадки, камнем ухнула вниз.

Дерево, по которому лезли Тахгил, Вивиана и Кейтри, было более или менее защищено от нападения малкинов шипами на платформах, достаточно большим расстоянием до соседних деревьев, а кроме того — широкими заржавевшими металлическими полосами, что обвивали ствол на равном расстоянии друг от друга. Никакие когти не могли впиться в этот металл, а потому хищницы, даже и запрыгнув вдруг на ствол в одном месте, не могли бы залезть выше. Не обращая более внимания на рычание и мяуканье разочарованных охотниц, беглянки поднимались все выше и выше. Фляги и заплечные мешки так и стучали по спинам. Через каждые двадцать — тридцать футов лестница выводила к отверстию на очередную платформу, приделанную к широкому стволу. Там путешественницы позволяли себе немного отдохнуть и перевести дух.

Наконец они уже более не могли подниматься.

И причин тому было две: во-первых, все три вконец вымотались, а во-вторых, лестница кончилась. Здесь завеса листвы была чуть реже, чем вокруг, но о том, что над лесом светит луна, возвещало лишь слабое серебристое свечение, примешивающееся к темноте ночи. От ствола отходили в разные стороны веревки, крепящиеся к крюкам и примитивным блокам. Концы веревок терялись во мгле. Разгоряченные, раскрасневшиеся, подруги жадно напились воды из фляг и точно три деревянные марионетки, на время отпущенные с ниток кукольника, уселись дожидаться утра. Лишь страх перед неведомыми опасностями не давал им забыться тяжелым сном.

Тахгил склонила голову на ствол, и ей показалось, будто она слышит, как, журча и пульсируя, бежит зеленая кровь под корой — совсем как биение ее собственной жизни. Мысли девушки, как обычно, обратились к Торну.

С той минуты, как она впервые увидела дайнаннца под деревьями Тириендора, он безраздельно воцарился в помыслах девушки, так что иной раз она казалась себе лишь наблюдательницей, что следит за пьесой жизни и собственной ролью в ней со стороны. А с тех пор как к любовному томлению прибавились муки лангота, страдания ее удвоились. А вдруг они с Торном никогда уже не увидятся? Вдруг он пал в бою и навеки утрачен для нее? Сомнения и неуверенность высасывали из Тахгил жизнь, высасывали кровь — капля по капле, так что теперь девушке казалось, по венам у нее бежит лишь жидкая водица, а кости сделались хрупким стеклом, таким прозрачным, что свет проходит сквозь нее насквозь, а вся она так истаяла, что первый же порыв яростного южного ветра унесет ее прочь.

И все же она цеплялась за жизнь — так же крепко и решительно, как рука ее сейчас цеплялась за ребристую, неровную кору гигантского аутаркенового дерева, — ибо в этом хрустальном стекле горело жгучее пламя, еще не до конца притушенное отчаянием. Фантазия унесла девушку далеко от Казатдаура, в мыслях Тахгил сейчас стояла на залитой звездным светом поляне Фаэрии рядом с высоким рыцарем. Черную голову его терновым венцом украшали белые звезды.

Сладкая печаль и ужасная тоска навеки поселились в моем сердце, отравляя каждое слово, каждый шаг.

Где-то вдали зазвучали непонятные звуки. Они поднимались все выше и выше над Казатдауром — деловитое жужжание и гул, похожий на шум вращающихся колес. А потом неожиданно грянула развеселая музыка — как будто целый оркестр скрипачей и флейтистов наяривал пляшущим крестьянам в каком-нибудь сельском амбаре. Однако в мелодию закрадывались и резкие, неприятные звуки — музыка казалась лишь бледной копией, беспомощной попыткой изобразить веселье, едва ли не пародией. И прервалась она так же неожиданно, как началась, на середине фразы.

— По правде сказать, вот уж не пикник, — заметила Вивиана.

Во мраке ее лицо казалось бледным, как у покойника.

Деревянный настил, на котором они сидели, легонько покачивался в лад танцу древесных крон. Лесная колыбельная мало-помалу навеяла на путниц сон столь глубокий и крепкий, что ни шорох веревок, ни вздох потревоженного чьим-то приближением воздуха не разбудили их.

Серебряная голубизна растаяла, перешла в густые зеленые сумерки. Утреннее солнце просачивалось сквозь ярусы изумрудных крон, миллионы и миллионы листочков что-то бормотали и нашептывали. Казатдаур никогда не умолкал. Ветер, ворошащий листву, не достигал пола темных чертогов, зато здесь, наверху, стоял тихий звон, как будто кто-то запустил руку в сундук, набитый крохотными хрусталиками. Сотни тысяч листьев медленно скользили вниз, точно нанизанные на невидимые нити.

Тоска по Земле По Ту Сторону Звезд стальным обручем сжимала грудь Тахгил, соленой влагой проступала на глазах девушки. В каплях непролитых слез дрожали отражения листьев.